В колонках играет - Мария БойнДурацкое состояние, когда и незачем больше быть и не о чем больше петь.
Никтоооо не любит тебя.
А я все еще хочу, чтобы меня любил весь мир. Дело не в том, что мне это нужно, а в том, что любовь внутри меня все еще минусовая, хотя и находится на приличном уровне, если сравнивать с большей частью дышащих и шевелящихся в этом мире. Грустно и как-то... разочаровывает. Это как - когда просыпаешься после дикой пьянки, обезвоженный, во рту трескается небо и тебе кажется, что ты готов выпить весь мировой океан, а когда ты целый день неторопливо цедишь чашку за чашкой приятного травяного чая, ты думаешь - о бог мой, зачем мне столько - когда приносят еще стакан. Но все равно пьешь. Тебе хорошо, но не обездоленно.
Каждый ущерблен по-своему. Мне вот не хватает мирового господства, а еще я сравниваю любовь с чаем.
Нет, не ту любовь, когда ты просыпаешься, вцепившись кому-то в плечо одной рукой, в волосы на затылке - другой и дышишь, дышишь, дышишь запахом его кожи. И думаешь не о том даже, как вы только пару часов назад закончили заниматься еще одним незабываемым сексом, а о том, как идеальна форма его бровей и можешь назвать тысячу ужимок и гримас, когда эти самые брови, будь они не ладны, двигаются вверх, вниз, к переносице и неуловимо взлетают в немом вопросе. Она прекрасна - такая любовь, разделенная между двумя - обретшими друг друга. Но я все-таки немного о другом...
Нет, даже не в любви здесь дело. Почему никто не аплодирует мне за каждое удачно сказанное слово, за каждую едкую фразу, за великолепно исполненный диалог и сотни стрел, которые я сочиняю из простых человеческих слов. Почему я живу не на театральной арене? Я ведь прирожденный драматический актер. Господи, мои словоизлияния читали по меньшей мере несколько сотен человек! Я могу найти своё литературное имя в Яндексе, я перечитываю свои прошлогодние произведения и некоторые фразы в них мне даже нравятся! (Хотя, это и считается признаком остановившегося движения) Так почему же?... Может быть потому что это мир голодных духов? Может быть, потому что ничего этого мне на самом деле не нужно? Вечная провокация, внутренняя революция, готовность к прыжку, к борьбе, к немыслимой боли, в чудовищному психологическому давлению и умение смеяться в лицо самым страшным демонам всех нижних миров! Вот, что я ценю. Все еще.
Вот так-то.
Мир голодных духов.
Может быть потому что бежать, задыхаясь, скалясь, капая слюной, морщить переносицу хищно, рыдать и в бессилии бить кулаком в дверцу шкафа, а потом подниматься снова - вот он драйв? Потому что состояние "вот-вот", когда каждая мышца напряжена, когда ты вот-вот рванешь и это будет незабываемо - это зверский, сумасшедший, пробивной экстаз? Может быть потому что мир Асуров? Вечные спутники не пойманной цели.
Потому что можно плеснуть себе ликер в маленькую рюмку, задымить сигаретой и сказать ближнему:
- Дерьмовый мир. Но мы прорвемся.
И чувствуешь себя таким значимым, значимым.
Ничего, еще пара проваленных мероприятий и мне это надоест. А пока задыхайся и чувствуй пульс потока. Жизнь бьет в затылок, хлещет из горла, трещит разрядами по ладоням. Сильные, сильные, сильные ощущения.
"Покой для адреналинозависимых - это пытка пыток".
Нет, не боль, нет. Накал. Не путай этих двух понятий, пожалуйста, больше не путай.
Я сейчас нахожусь в таком странном радостном периоде, когда люди, окружающие меня, выделяют непомерную концентрацию тепла. Я первое время все удивлялась, почему мне все никак не согреться. Сейчас яснее становится - бог ты мой, я всегда любила зиму. Ну как же я могу променять чудесное, невыносимое одиночество (нетрогайтеменянетрогайтеменянетрогайтеменя - я страдаю. Пафосно и величественно.), когда холод забирается по рукам - в рукава, под свитер, под кожу, в костный мозг, по кровеносной системе и сковывает все живые соки - на мирное пламя свечи, на тепло под одним одеялом, на благополучие.
Меня всегда пугало это слово "благополучие". Это как будто ты победил и стоишь такой - над поверженным противником, тебе все рукоплещут, а ты чешешь острием меча затылок и тебе УЖЕ невыносимо скучно. Ты пинаешь врага своего сапогом под бок и вопросительно произносишь: "Повторим?".
Вот потому что в блеске и искрах сталкивающегося металла было понятно, что делать - драться и делать это красиво, поэтически, чтобы можно было написать об этом целый роман - о том, как победоносно пылала ты в борьбе. А теперь все кончено и твоя победа - это уже что-то незначительное, потому что ты не знаешь, куда податься со своей не нужной воинственностью, охотничьим запалом, дерзостью, броскостью и годами отрабатываемом цинизмом - верным мечом, конец которого остер и ядовит, как скорпионье жало. Обучать новобранцев - что же еще. И с отеческой теплой грустью вспоминать за бутылкой Мартини с боевыми товарищами, как были времена - кипела битва.
Так вот, у меня все хорошо. Поэтому я вот-вот начну
убивать, грабить, насиловать прыгать с парашютом, прокалывать себе уши по периметру, сублимировать ужас и боль в своих произведениях, тупо смотреть фильмы ужасов и странствовать по планете.
Звучит неплохо, кстати...
Брат, ты помнишь, что весной мы едем в Амстердам?
Это очень неспокойное состояние - тебя будто бы молнией ударило и она так и осталась в тебе, как позвоночный ствол - с треском вьется, брызжет искрящимся синим током, бьет из рук по всем предметам, к которым ты прикасаешься и рождает электричество слов. Так пусть это волшебство коснется всех уголков моего мира и еще раз перевернет его. Пусть это будет, как картинки в калейдоскопе - ярко, каждый раз незабываемо и совсем не страшно.
Господи, я столько видела, я столько делала, я знаю вкус безнадежного отчаянья, слепого унижения, вкус победы и звон восхищенных рукоплесканий, я знаю, как пахнут розы, обхватить которые двумя руками невозможно, я видела самую черную, самую грязную страсть в глазах человека, который оставил на моей коже шрам металлическим острым предметом, я знаю, как выглядит смерть и послесмертие, я умею проникать в самые тонкие миры, я пишу километровые письма, я видела Бога и вижу его время от времени в собственном лице, я пела у костра и танцевала с невозможными людьми, я готовлю курицу так, что хочется съесть сковородку, я научилась играть на варгане и была в Китае, я умею управлять собственными снами и чужими снами, я падала ниже, чем может упасть человек с нулевой самооценкой, я знаю, как справляться с внутренними демонами раз и навсегда, я знаю, как жить так, чтобы не болело ничего. И... я не умею, я не знаю, я теряюсь, когда приходится жить смирно.
Меня посвятили в шаманы этим летом, я умею выпадать в неизвестность и уже почти не боюсь неизбежного, я знаю, что будет со мной после того, как мои кости превратятся в грязно-серый порошок, я знаю, что было до того, как я обрела эту плоть и я живу одновременно везде и негде. Я научилась терять любимых и находить любимых, я умею теперь различать на вкус и запах доверие, душевное тепло и всепринятие. Меня окружают люди, о которых я могла лишь мечтать несколько лет назад, они любят меня и радуются мне. Меня обволокли таким теплом, заботой и пониманием за эти последние полтора года, что я разнежилась и, о небо, я решила, что это и есть нормальная жизнь. И я, кстати, не хочу расставаться с этим мнением. Я была так невозможно счастлива много-много раз за это лето, что, пожалуй, могло бы хватить на всю оставшуюся жизнь, но все теперь, поздно. Я подсела на радость, на предприимчивость и смелость, на оберегаемость ближними, на доверие, на почти осязаемое ощущение любви к себе. Отныне счастье прописалось в моей вселенной и больше уже не уйдет из нее, им прошито мое мировосприятие.
Да прибудет со мной сила.
Господи, я познала самую, наверное, прекрасную вещь в этом мире. Она прекрасна почти так же, как затяжной оргазм, мясо по-французски, песни Бориса Борисовича и утреннее море жарким летом. Это поезда. Это когда ты на кануне вечером собираешь сумки, а на утро там, где у тебя рюкзак за спиной, распускаются гигантские крылья и ты выходишь на взлетную полосу железнодорожных путей. Потому что поезда - это отдельный мир вне времени и пространства. Там ты выходишь на одну волну с тем, что называют Богом_в_тебе, с кристально-чистым разумом. Там идеально пишутся твои лучшие произведения, там вкус еды обретает новую окраску, там звездное небо ночью бьется к тебе в окно. Там ты каждую секунду на метр ближе к кому-то, кого ты обожаешь и кого по недоразумению распределили в другой город, в другую страну от тебя.
Господи, столько красок за этот год, столько жизни в них!
Об одном прошу - не позволяй мне теряться, прекращать движение. Пусть все будет так же, но еще лучше. День за днем, год за годом. Не отбирай у меня эту силу, этот синий искрящийся ток, пусть я буду пронизана им до основания, пусть пульсирует в моем сердце, в моих ладонях до предела. Я же не умею жить по-другому. Пусть я буду идти к цели. И пусть у меня будет цель. Пусть я возжелаю ее, полюблю ее, сойду по ней с ума и никогда в ней не разочаруюсь. Пусть я буду снова помешана на этой жизни, на любви к себе и к миру. Я не согласна терять это безумие, я хочу его всегда.
Мои не сделанные проекты, мои не дописанные книги - не покидай меня вдохновение. Вот и вся моя языческая молитва...
Я знаю, что вспышка - миллисекунда и в этом заключено все ее очарование. Но не давай же мне отходить от каждой вспышки слишком долго. Раскачивай меня, тереби меня, заинтересовывай меня, не давай мне остыть. Но только больше без боли. Без невыносимой человеческой боли, ладно? Я же знаю, я и так умею тоже.
