Вот теперь - точно конец :))


35*
Кано ждал… Свернувшись калачиком под теплым тяжелым одеялом, он ждал. И думал… Переосмысливал. Пока что не планировал – нет. Для этого ему еще было слишком рано. В первую очередь он хотел успокоиться, поднабраться сил и разобраться в себе. В своих переживаниях. В своих чувствах. В своей жизни. У него было не так уж много времени на это… Совсем скоро должен был вернуться Катсухико, а это значило, что так же скоро Кано уже не захочет ни о чем думать. Он просто прижмется к сильному плечу, зажмурится и будет вот так вот лежать без движения. Сутки, двое, трое… И все проблемы сразу же отступят, боль исчезнет, а внутренние смятения рассосутся сами собой. Но пока этого не произошло – он размышлял. Снова и снова загоняя острые иглы в свое подсознания. Ковырял в нем свои чувства, с каким-то мазохистским удовольствие и любопытством наблюдая за реакцией своего сердца. По хорошему (а то бишь по совету Ито-сана, который уже несколько дней для него был совсем не Ито-сан, а просто «карэ»*), он должен был усмирить свои эмоции и холодно и логично подумать над всем происшедшим. Но, по всей видимости, «по-хорошему» для изощренной и творческой натуры Кано было слишком скучно. Поэтому он все перебирал и перебирал в уме случившееся, вспоминая каждый прожитый час, каждую мелочь, произошедшую с ними, каждую мысль, мимолетное чувство… Перед глазами уже темнело от набегающих слез… но он не разрешал себе себя жалеть. Он размышлял…
Его маму вчера перевели в другую палату. Для тех пациентов, состояние которых не внушало особенного опасения. Совсем скоро ее должны были выписать. Кано понимал, что рано или поздно ему придется сообщить ей обо всем… или хотя бы о том, что он живет на квартире у мужчины, который совсем недавно был сотрудником ее погибшего мужа, а еще ранее – его конкурентом. А так же было бы, наверное, не лишним объяснить ей, почему он вдруг решил жить с человеком, которого совсем недавно так открыто ненавидел. И, самое главное, о том, что он собственно… спит с этим мужчиной. Он в принципе спит с мужчинами, да…
О похоронах отца Кано старался не вспоминать и не думать. До поры до времени… Присутствие Катсухико не позволяло ему окунаться в мрачные мысли. А пока его не было рядом, Кано старательно отвлекал свое внимание на любую интересующую его мелочь, дабы не переживать и не рефлексировать. Сегодня же он впервые решил взглянуть в лицо реальности… Откровенно признаться, это лицо ему совсем не нравилось. Реальность, как и раньше, его пугала. Но, если раньше он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, то теперь с ним был Катсухико. И он пообещал себе научиться жить ПОНАСТОЯЩЕМУ. И с сегодняшнего дня он начнет…
Не будет бегать от правды.
Не будет скрываться от мира.
Не будет прятать свои переживания в свои картины.
Сегодня же и начнет. Точно.
Совсем недавно ему удалось понять кое-что важное. Он потерял человека, любви которого всю жизнь хотел добиться. Который был для него самым лучшим, самым великим, самым умным и сильным… Ему очень нужен был такой человек… И он не потерял его. Он его нашел.
Кано поднялся с кровати, походил по комнате, замер у окна, очарованный переливающимся в свете вечерних огней Токио. Закрыл глаза, представляя, что где-то по извилинам дорог скользит автомобиль его любимого мужчины, взрывая шинами неглубокие лужи и огибая дома и кварталы… Любимый мужчина, естественно, нервно материт окружающих его автомобилистов, которые по какой-либо причине мешают ему пойти на победный и феерический обгон, постукивает пальцами по рулевому колесу, напевает себе под нос какую-нибудь мелодию… А пока он еще в дороге, у Кано есть немного времени на себя самого. Вот только на что его можно потратить, если он решил отказаться от творчества на некоторое время? Продолжить болезненное самокопание? Потратить драгоценные минуты единения с самим собой на анализ собственной жизни?..
Исида тоскливо вздохнул и, как это обычно и бывало в такие моменты, схватился за сигареты.

Карэ* - С Японского «Любимый».

Катсухико лениво и с огромным нежеланием покинул теплый салон автомобиля и оказался на свежем воздухе. Поежился… Воздух был слишком свежим. Перевел взгляд на носки своих туфель, замечая, что гордо стоит в самой глубокой луже во дворе, чертыхнулся и поспешил быстрее оказаться в своей квартире. В последнее время домой его тянуло куда больше, чем на работу, с которой у него неожиданно начались огромные сложности. Со смертью Исида Отогору, с которой долгое время совсем не двусмысленно связывали его, Ито, имя, от них отвернулись многие постоянные клиенты. Людей пугала загадочная история с ночным пожаром, вспыхнувшим неизвестно с чего бы это вдруг… Людей пугало смелое заявление Катсухико об их с Кано совместном проживании. И уж, конечно, мало кого могло оставить равнодушным неожиданное исчезновение Исида с похорон собственного отца. Люди думали о правилах приличия, которые нельзя было нарушать. Но мало кто думал о самом Кано Исида. А вот пресса, напротив, бросилась на свежую новость, как собака, сорвавшаяся с цепи – на большую кость. И теперь глодала ее своими острыми зубами, не оставляя ни клочка мяса на гладкой поверхности. Катсухико пришлось явственно ощутить на себе остроту их зубов. А заодно и языка некоторых особенно предприимчивых работников газет и телевидения. Но им с Кано было не привыкать шокировать общество. До настоящего времени они делали это по-разному. И, как ни странно, когда Катсухико чувствовал незримую поддержку художника, справляться с временными, как он был уверен, неприятностями с его репутацией, ему было куда легче. Да, карьера его переживала не лучшие дни. И в недавнем прошлом подобная трагедия полностью выбила бы его из колеи. Но сейчас… Сейчас в его жизни появилось нечто новое и посему – более важное. У него наконец-то появилась личная жизнь. Непредсказуемая – благодаря основному виновнику происходящего, и… невероятно уютная…
Однако, после того, как он открыл входную дверь и очутился наконец-таки в собственном доме, на счет последнего пункта касательно уюта родных стен, Ито-сан чуть было не усомнился. По крайней мере, разбросанные у дверей одной из комнат тюбики из-под красок и несколько разноцветных следов, оставленных по направлению в эту самую комнату, заставили его слегка забеспокоиться. Наверное, потому, что мольберт Кано с собой принципиально со старой квартиры решил пока не забирать. Откуда у этого одержимого существа оказались краски, модельер тоже, честно говоря, и представить не мог.
- Кано! – Строго окрикнул мужчина своего недавнего сожителя, внутренне подбираясь и спокойно и неторопливо готовя себя к самому худшему.
«Он решил покрасить потолок в гостиной? Или – что еще хуже – самого себя?.. Что еще, черт возьми, можно сделать с красками, при полном отсутствии какого либо материала для изобразительного творчества??»
Как оказалось, Ито-сан был почти прав в своих догадках. Почти… И он бы даже с огромным удовольствием высказал молодому человеку все, что он думает по поводу его умственного развития, душевного здоровья и вообще назначении его пребывания в его квартире… Если бы не потерял дар речи. Потому что впечатление от увиденного, после долгого блуждания по его расшатанной в последнее время нервной системе, резкого импульсного удара в мозг и поражения глубины найденной в теле бесчувственного модельера души, полностью парализовало его голосовые связки. Конечно, Ито-сан знал своего любовника уже довольно приличный отрезок времени, был готов ко всяким его выходкам, а перед тем, как перевести его скромный багаж из трех сумок с ненужным, по мнению Ито, барахлом, провел сам с собой долгую подготовительную медитацию… Но, очевидно, художник еще не утратил своей великой способности шокировать человека, который, как сам Ито был уверен раньше, по крайней мере, видел в этой жизни ВСЁ.
- Кано… Что ты делаешь? – Прочистив горло, произнес Ито. Очень аккуратно и тихо.
Конечно, сам по себе вопрос был весьма глупым. Потому что модельер, если, конечно, собственное зрение его не обманывало (ах, как он хотел бы в это верить!) и сам прекрасно видел, как совершенно обнаженный художник… не считая конечно тонкого слоя краски, которой было разрисовано его тело, самозабвенно раскрашивает оконное стекло.
- Катсухико? – Кано удивленно обернулся на зов. Зрачки расширились, ресницы пару раз опустились и снова распахнулись длинными густыми лучиками. Сама невинность… - Я не слышал, как ты пришел… О, наконец-то ты пришел!!
- Ты сейчас пожалеешь, что я пришел… - Процедил сквозь зубы Ито, уговаривая себя разозлиться.
Злиться откровенно мешал вид красивого юноши в неглиже, раскрашенного разноцветными символами и знаками.
- Почему?? – Кано снова непонимающе моргнул. – Я так ждал тебя! – Он искренне заулыбался и бросился обниматься, повисая на шее у модельера.
- Мой костюм!!! – Катсухико взял художника за плечи и оттянул от себя на приличное расстояние. – Черт… Я даже не буду спрашивать тебя, что за дрянь на тебе нарисована и что она значит…
- Это древние символы, они нужны, чтобы вызвать прилив вдохновения…
- Я сказал, я не буду тебя спрашивать!!.. Мне куда интереснее… Что тебе сделало мое окно!!?? Чем тебя не устроило… - Ито замысловато и продолжительно выругался. - … обычное прозрачное стекло в нашей гостиной комнате?!
Катсухико отодвинул в сторону Кано и приблизился к окну, рассматривая украшающее его произведение.
- Кано… Зачем нужно было зарисовывать вид на городской пейзаж… Городским пейзажем?
- Катсухико… - Протянул Кано его имя, зажмурив глаза от удовольствия. – Ну, понимаешь… Понимаешь, тебя так долго не было… Я скучал. Я думал, чем можно заняться в твое отсутствие… А потом я смотрел на город и представлял, как ты едешь ко мне по вечерним Токийским дорогам… Ну как можно было не запечатлеть такой момент? – И он снова схватился за кисточку, прикусив от сосредоточения кончик языка.
- Все с тобой понятно… - Вздохнул Ито.
Масляные краски слегка смазались по скользкому стеклу, точь-в-точь повторяя вид города за окном из их квартиры. И только одна мелочь слегка выбивалась из общего, романтического стиля картины. Подцветки магазинов, фонари, светящиеся окна в темных домах…
- Кано, это ведь не я, правда?..
- Ты узнал! – Обрадовался художник. – А я волновался, что из-за того, что краска потекла, ты себя не узнаешь.
- Да как же… Одно лицо ведь… - Скривился Катсухико.
«Спокойствие… Спокойствие, дорогой Катсухико… Все равно, до долгожданного дня проведения ремонта в твоей… черт, теперь уже вашей квартире, осталось не так много времени… Спокойствие…»
- Да, я очень хотел, чтобы моя любовь к тебе была выражена именно в такой форме. – Исида отошел на расстояние, чтобы еще раз гордо полюбоваться на творение рук своих.
Катсухико покачал головой, оценивая «форму».
«Спокойствие… Один… Два… Три… Четыре…»
Расплывшийся желто-розовый круг, медленной каплей сползающий на нарисованные плечи. Две зеленые точечки и заползающая за границы «физиономии» улыбка… И вся эта красота, которая должна была символизировать Катсухико, была видна в окно нарисованной машины.
«Четыре… Три… Два…»
- А вот машину ты значит, нормально нарисовал, гаденыш! – Ито еще раз оглядел раскрашенного всеми цветами радуги любовника и облизнулся.
- Ну, в конце концов, через несколько дней у нас все равно будут новые окна, и ты со спокойной совестью можешь разбить все это… что тебе не нравится… - С обидой в голосе протянул Исида, снова хватаясь за кисточку.
- Тебе нельзя давать в руки краски… Ты же зависимый! Мне иногда кажется, что ты ни сколько ими рисуешь, сколько их вынюхиваешь. Психопат юный…
Катсухико, похотливо настроенный, приобнял своего «юного психопата» за талию и тут же получил локтем в ребра.
- Я из-за тебя линию смазал! – Кано нахмурился. Но тут же смягчился. – Сейчас, я закончу картину и приду. Хорошо? На кухне ужин… Если, конечно, я не забыл снять его с плиты…
Он привычным жестом привстал на носки, дотягиваясь губами к шее любимого. Этот жест с некоторых пор стал у него привычным проявлением своих чувств… Катсухико наклонился к нему, заглядывая в глаза… приближаясь к его лицу губами… Чтобы самым нежным голосом, с легким придыханием прошептать:
- Я тебя убью, когда-нибудь… - Он проникновенно улыбнулся, быстро поцеловал художника в губы и вышел из комнаты.
«Я даю ему пол минуты, чтобы одуматься и прибежать ко мне по первому зову сердца».
С каждым шагом приближения к кухне запах сгоревшего «чего-то» становился все насыщеннее. Мужчина, в который раз покоряясь своей доле, выключил конфорку и распахнул окно, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Усмехнулся, склоняя голову на бок. Покачал головой… В холодильнике оставалась еда, которую они вчера заказали из ресторана, потому что Кано спалил их вечернюю яичницу вместе с самой сковородкой. И, пока он в панике метался вокруг погибшего холостяцкого блюда, на плите медленно догорал чайник…
- Все равно давно пора было приобрести электрический. – Философски утешил Исида отчаявшегося Катсухико.
«Все равно давно пора было найти себе подружку». – Примерно таким же тоном произнес сочувствующий внутренний голос. – «По крайней мере, скучно тебе уже никогда не будет».
В этом он был прав, да. Они заказали еду и хорошее вино с доставкой на дом и провели этот вечер, мечтая, как именно переделают квартиру Катсухико… Простите, их квартиру. То есть мечтал, собственно, Исида. А Ито-сан подсчитывал затраты, которые должны были уйти на воплощения всех тайных желаний Кано относительно их жилища. Отыгрался Катсухико уже ночью… Воплощая Свои тайные желания…
И сегодня, весь день, не смотря на резкое снижение заказов, жалобы некоторых клиентов и продолжительные разборки с заместителем, который никак не желал прощаться со своим старым местом, модельера сопровождало прекрасное настроение, которое не желало покидать его даже после очередной идиотской выходки его мальчишки.
- Теперь в нашей квартире две моих картины.
Кано возник в проеме двери. Даже не просто возник, а плавно перетек из невидимого состояния в чувственное. В ОЧЕНЬ чувственное… Разрисованный узорами по всему телу, растрепанный, сияющий и страшно сексуальный.
- Что ты говорил, означают эти узоры? – Ито отставил в сторону бокал, который собирался наполнить, но забыл о своем желании, отвлекшись на другие… более важные.
- Они должны вызывать вдохновение…
- Отлично. Они работают, скажу я тебе. Они действительно вызывают у меня вдохновение. – Мужчина мягкой кошачьей поступью приближался к художнику. Ухмыляющийся хищник…
- И их нельзя скрывать под одеждой… Потому что они должны… - Кано зачарованно наблюдал за своим любимым человеком и, в который раз пребывая под действием необъяснимого гипноза, продолжал говорить.
- Да, да, сладкий мой, их действительно нельзя скрывать под одеждой… - Прошептал Ито.
- Они должны взаимодействовать с окружающим миром, передавая мне энергию космоса…
- Пошли… Ты поделишься этой энергией со мной… - Мужчина обнял Кано за плечи, увлекая за собой в сторону ванной комнаты.
- Куда??
- Смывать с тебя это безобразие!
Шорох теплой воды заглушал звуки поцелуев и шепот… Чей-то тихий смешок, прерывающиеся фразы…
- А я все-таки бог воды, да*!? – Сквозь шум включенного до упора душа.
И снова тишина, спустя некоторое время нарушенная едва слышными стонами и скрежетом ногтей по эмалированной поверхности ванной.

*Имя «Кано» - Означает «Божество воды». Вот так ^.^

- Катсухико…
- Что?
- Катсухико…
- Да говори уже, черт возьми!
- Катсухииикоооо…
- Нет, Кано, лучше молчи.
Ито потянул одеяло к подбородку, поудобнее устраиваясь на подушке и одной рукой прижимая к себе надоедливого любовника. Закрыл глаза…
- Катсу…
- Зат-кнись!
- Но я так люблю твое имя…
Ито полусонно проворчал что-то, что он, вероятно, думает по этому поводу и уткнулся носом в плечо юноши.
- Черт… Мне до сих пор кажется, что от тебя несет маслом. И это не смотря на половину бутылки геля для душа, которой я столь щедро нас поливал.
- Ну, я забыл подумать о том, что эта краска смывается только подсолнечным маслом!
- Забыл подумать… За-был по-ду-мать!... – Катсухико поразился… потом умилился… не выдержав, рассмеялся. – Кано…
- А?
- Ты абсолютный, совершеннейший, беспросветный болван. И не обижайся…
- Я просто думал о тебе! А не о краске…
- Не правда. Ты думал о своей картине, в первую очередь… Кано…
- А? – Исида полуобернулся, борясь с желанием оскорбиться до глубины души и уснуть, не отворачивая носа от стенки.
- Не меняйся… Не бросай свое искусство. Ты должен рисовать, потому что это твое призвание.
Кано замер, пытаясь различить в голосе мужчины хотя бы легкие нотки ехидцы. Нет… Ито-сан был серьезен, как никогда.
- Я и буду рисовать… Одежду в твоей фирме…
- Нет. Тебе это не нужно. К тому же вряд ли «Махоу» особенно выиграет от твоих жалких попыток изобразить хоть что-нибудь пригодное для моего бизнеса. – Не выдержала язвительная натура модельера.
- Да, наверное, это действительно так…
- Будешь сидеть дома, рисовать… и готовить мне ужин. А потом мы устроим тебе выставку, разрекламируем твои картины и будем продавать их, дабы прокормиться в старости. Потому что к тому времени меня совсем спихнут с моих накатанных рельс, по которым так славно двигался мой индустриальный вагончик, перевозящий по Японии банальную, отвратительно-предсказуемую одежду и аксессуары. – Ито помолчал. – Кано, не повторяй моих ошибок. Делай то, что подсказывает тебе сердце. Всегда. Ну а я, если что, разгребу последствия… - Он засмеялся.
- Ты правда хочешь, чтобы я…
- Чтобы ты сохранил себя настоящего для меня.
- Для тебя – все, что угодно.
Ито казалось, что он видит в темноте, как блестят глаза художника.
- Все что угодно, говоришь?
Кано обожал Катсухико ТАКОГО… Обворожительного… Катсухико, который сводил его с ума одним только словом. Скользящими в произношении оттенками английского акцента. Одним только взглядом невероятных глаз… Которого он сейчас не видел, но, зная – мог угадать и представить.
Он обожал Катсухико серьезного. Того, который вдруг открывался ему в моменты их особой душевной близости. Ненадолго, правда…
- Смотря, что именно ты хочешь…
Как бы он не старался – ему никогда было не дотянуться до уровня Ито. Он просто не достоин такого восхищения, как его мужчина.
«Как же сильно я его люблю… Люблю, люблю, люблю… Почти так же, как рисование. Нет, так же сильно. Да…»
- Черт, я хочу, чтобы ты что-нибудь мне приготовил! – Ито перетянул на себя юношу, проводя ладонями по его спине, задирая футболку и прижимая худое тело к себе. – Или нарисовал!
- Легко! – Усмехнулся Кано. – Мне прямо сейчас…
Он сбился на полуфразе, прерывисто вздохнув, когда Катсухико перевернул его на спину, вжимая своим сильным тяжелым телом в принимающую глубину одеяла. Это было приятно…
- Ага… Иди. – Ито прикусил тонкую кожу над ключицей, сам того не замечая, повторяя старое собственническое проявление Кано. Прикусил еще раз… Дотронулся языком до места укуса. – Иди, иди к своим драгоценным картинам, рисуй, разрисовывай стены, обои, мебель…
Обхватил ладонями талию, опускаясь ниже, целуя грудь, живот, тонкую полоску жестких и коротких волос ниже…
- Катсухико, если я помешан на творчестве, то ты… - На этом Кано, пожалуй, утратил последние остатки самообладания и мыслительных способностей.
- На тебе?.. У меня свое творчество, Исида-тяяяян…
Пожалуй, Катсухико вдруг явственно вспомнил, почему он захотел, чтобы они жили вместе…
А Кано пришел к выводу, что отныне и навсегда – он будет самым счастливым человеком в Японии. И во всем мире тоже.
И снова, как и в первый… в шестой, в десятый, сотый раз – пробегающие тени по потолку, почти животные крики Кано, ритмичные движения навстречу друг другу, стремление превратиться в одно целое, составляющее… почувствовать… подарить друг другу сладостную боль, переходящую в болезненную сладость, прикосновения… Слабые и нежные… Резкие и грубые… Губами, руками, ногтями… Одновременное падение в пустоту… наполненную красками, звуками и чувствами… Одно на двоих – общее тепло. Такое свое, привычное и важное. Тайное, как священный ритуал. Как в первый раз… шестой, десятый…
И только на этот раз – неожиданное вдруг…
- Я тоже люблю тебя, мальчик мой.