В колонках играет - Pendragon - The last man on Earth
Настроение сейчас - *__*

У меня перед глазами два билета в паузу между жизнью и жизнью. Два листочка бумаги и я до сих пор помню глаза продавшей мне их работницы железнодорожной кассы, когда я настоятельно просила боковую верхнюю в практически пустом вагоне.

*** *** ***
Я забрала свое чудесное пальто. Теперь я ёлочная игрушка, кремовый тортик, японская кукла, все, что угодно, но не человеческое существо. Я слишком прелестна в нем для столь простого определения. Ам...

*** *** ***

Так о чем я? Ах, да, я о билетах на Украину. Кажется, будто бы меня заклинило - я упорно возвращаюсь к этой теме уже на протяжении нескольких месяцев. Ну, ничего, в субботу я наконец-то закончу эту песню и начну следующую. Не может не радовать, что на сегодняшний день единственной серьезно волнующей меня проблемой остается нерешенный вопрос - что брать в поезд в одном-единственном имеющимся у меня термосе? Хочется одновременно и травяной сбор накрутить, и кофе себе наварить. А термос один. И тот маленький. Подарите мне кто-нибудь термос в дорогу. И очень легкий халат.

Я, кстати, хотела впасть в отчаянье. Но не получилось. Спишем это на некоторую безчувственность, свойственную мне несколько последних месяцев. Давайте не будем анализировать, хорошо это или плохо.
Вера Полозкова улетела в Индию без обратного билета. И я хотела бы поступить так же. Но меня здесь плотно держат - страх перед зараженной водой и несколько десятков любимых людей.

В понедельник звонил дедушка и упорно отговаривал меня от мысли отправиться в Карпаты, поочередно перечисляя все ужасы, которые могут там с нами случиться. Этим же вечером Александр напоминал мне же мои собственные слова о страхе и желании. Стоит, кстати, упомянуть и о том, что через три часа мне вставать. Но это так, к слову. В Славянск я прибываю в четыре часа утра (ночи?), так что отныне ложиться раньше пяти - сугубо плохая привычка.

Звонки не закончены, Звонки не закончены... Александру в голову пришла великолепная мысль - посадить меня перед включенным микрофоном, рядом усадить К. с бас-гитарой и устроить мне несколько часов эфира с прочтением моих Звонков под мрачноватое импровизированное музыкальное сопровождение. Я, конечно же, согласилась. У меня будут двадцать дней на то, чтобы избавиться от привычки заикаться от волнения, держа в руках микрофон.

Работа меня скрепляет. Я становлюсь подобием памятника себе самой. Жаль, что мемориального. Помню, помню, я всегда мечтала о памятнике при жизни. И именно поэтому я очень хочу закончить Звонки. Я действительно хочу этого. Но слова потеряли свободу и тот благословенный поток, за который я так боялась всю жизнь, я уже не могу пропускать его так легко и содрагаясь всем телом от божественного удовольствия, как после самого сумасшедшего оргазма в своей жизни, выдыхать в воздух, отравляя его пьянящим ароматом потусторонних миров, атмосфер, просто сфер... Поток не мерцает, не живет, не хохочет мне в ухо дьявольской трелью мертвых людей, не перекатывается у меня во рту, не щекочет губы... Живой поток с четким и ровным стуком отрывается равногранными, монолитными плитами и падает мне на пальцы чеканными "К слову сказать", "Стоит заметить" и "Чрезвычайно важная особенность". Никаких вам "мертвых, фиолетовых и клокочащих в горле звуков последней песни моей ненависти к тебе" больше не будет, сэр.

Кай сегодня заметил:
- По тебе сразу же видно, что ты писатель.
И второй раз заметил, когда я сообщила, что мы всю жизнь играем в дурака с собственной судьбой, но никак не можем выиграть, ведь мы стремимся не быть дураками... Когда именно в этом высшее счастье.
- Ты такой писатель. - Сказал мне подстриженный, с отросшей бородкой, Кай-кай-ка, он же в народе теперь еще и г-н. Стекольщиков.
Да, Кай, я пишу статьи целыми днями, чтобы заработать двадцать тысяч в месяц. При этом я успеваю вести личную жизнь, видеть своих друзей, много рисовать, разговаривать за ужином с мамой, ходить по клубам и барам и жаловаться на катастрофическую нехватку времени и неорганизованность.
Мы играли в слепого дурака в вегетарианском кафе "Ботаника", где настолько изумительно пахло тыквенным салатом, что я долго трясла свою сумку в поисках лишних денег и с грустью заказала травяной чай. О, Индийские Боги, неужели можно настолько шикарно готовить свежие овощи, извлекая из них столь замечательный запах, что ты дышешь им и мечтаешь, как медленно и с маниакальным блеском в глазах, будешь раздевать тыквенную мякость острым, сверкающим в сиянии свечи металлическим блеском, ножом, смакую каждый мельчайший кусочек. Ты готов предать свинную отбивную и наваристую солянку и ооо, я же вешала на себя намерение перейти на здоровую пищу. Кай-кай-ка, ты снова сделал для меня нечто хорошее. Ты привел меня в ведический вегетарианский ресторан, где играла этническая музыка, а на столе стояла коробка с нардами. Меня научили играть в нарды, Кай напомнил мне о том важном, о чем я успела забыть (он последний засранец, наш Кай, но он великолепнейший и мудрый учитель, о, да), я крепко-крепко обнимала Аню Сахарову, я впервые за всю зиму подскользнулась на льду, я забрала пальто, влюбилась в него, купила наконец-то билеты и почти успела рассказать обо всем этом Саше за чашкой кофе в уютном кафе до того, как он убежал на ночную репетицию. Я потратила за один день ровно пятнадцать тысяч рублей, открыла для себя новое приятное место со вкусной едой и наконец-то накатала приличный пост в дневник.

Умирающие, едва теплые слова все еще умеют обретать вкус на моем языке. Они теплые, живые и имеют немного силы. Вот уж за что я буду драться до последнего, это за свою несчастную, никчемную писанину, которая не имеет никакой потенциальной финансовой выгодны, но является единственным аспектом в моей жизни, за который я готова положить всех окружающих и в землю закопать, за государственный счет, конечно, забыть о себе, о других, обо всем мире. Это ведь так сладко......

За сиим и откланяемся. В девять часов утра Рыжая Лена будет ждать меня у эксколатора на станции метро Тенхологический Институт, боюсь уже, как бы не напрасно.
Спокойной ночи, ночь.