События вчерашнего дня можно смело назвать вершиной счастья.
Я долго внушала своим одногруппникам, что они не хуже бывшей двести пятой могут справляться с моими кулинарными порывами. И они поверили.
Договорились о чаепитии на "после спецкурса".
Во время спецкурса попыталась получить разрешение Николая Николаевича. Он порадовался и вроде как даже одобрил. А ведь все так хорошо складывалось: последняя пара, прямо на кафедре, аудитория 594 свободна, преподаватели еще не уставшие, так как около часа дня...
И вот, такая картина: влетаю взмыленная в аудиторию, там сидят мои хмурые товарищи и скорбно сообщают, что Марфенин заходил снова и порадовал полным запретом со стороны кафедральных. Я-то знаю, что "сухой закон" с некоторых пор на нашей кафердре распространился и на чай, от греха подальше...
Но.
Я ведь человек такой... пошла разговаривать с кафедральными.
Вижу: идет по коридору Малахов...
Поясняю, это заведующий кафедрой, солидный и внушительный дядя, выдающийся во всех отношениях ученый, членкор, светило мировой науки, число его публикаций сопоставимо с таковым всей остальной кафедры в совокупности...
Кто меня хорошо знает, поймет.
"Владимир Васильевич, добрый день. У меня к Вам организационный вопрос. Скажите, пожалуйста, допустимо ли студентам второго курса кафедры зоологии беспозвоночных иногда после спецкурса устраивать на кафедре чаепитие и приглашать профессоров?
У нас сегодня апельсиновые пирожки, аудитория 594 не занята..."
"Допустимо", - лаконично ответил Малахов официальным тоном. А потом прибавил: "Какая чудесная была эта традиция... иначе какой коллеткив без чая?"...
"А по какому поводу?", - опомнился профессор.
"Просто мы очень любим нашу кафедру и радуемся, когда у нас спецкурс. Хочется приобщиться к духу коллектива, побыть в стенах родной кафедры подольше..."
"А какая у вас сейчас лекция?", - продолжал бдительный Малахов.
"Никакой лекции, спецкурс был последней парой".
Воистину, как в той песенке, "Малахов нам отец и мать" - зашел в аудиторию, собственноручно постелил нам на стол скатерочку, пообещал заглянуть за пирожком после заседания. "Если что - говорите, Малахов разрешил".
Я, конечно, все понимаю. Что ежели кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь что-нибудь, то с плеч полетит моя голова. Что сидеть надо тихо, только кафедрально, пить только чай, радостно угощать всех пробегающих мимо профессоров и доцентов пирожками, что надо быть предельно вежливыми, особенно мне, ибо я и так успела за эту неделю нарушить четыре кафедральных устоя (и все санкционированно!).
Но... глядя на то, какими довольными были одногруппники, как Марфенин и другие профессора переглядывались и перешептывались, с улыбкой вспоминая былые годы...
Уж не знаю, то ли это группа у нас такая вежливая, то ли все голодные были... но пирожки улетучились быстро.
Так отрадно осознавать, что и я внесла в эту идиллию свой маленький посильный вклад...
Не это ли счастье - дарить людям пусть маленькую, но все же радость...