Мой друг владел маленькой продуктовой лавке на Вест-Сайде, что в Нью-Йорке. Шел 1918 год; близилось Рождество. Примерно за неделю до праздника в лавку заглянула усталая женщина. Она хотела приготовить детям рождественский ужин, но денег на продукты у нее не было, и она попросила лавочника о помощи.

— А что у тебя есть? — спросил он.

— Муж мой погиб на войне, — ответила женщина. — Мне нечего предложить, кроме одной лишь молитвы.

В те годы мой друг не отличался особенной сентиментальностью. Оно и понятно, ведь магазин — это не ночлежка!

— Пиши свою молитву, — буркнул он, и принялся обслуживать очередного покупателя.

К его удивлению, женщина достала из кармана аккуратно сложенный листок бумаги, бережно развернула его и протянула через прилавок:

— Вот она. Я записала ее вчера ночью. Дочке нездоровилось, и я не спала.

Не вполне понимая, как поступить дальше, торговец машинально взял записку и тут же пожалел об этом.

Что теперь с ней делать? Что сказать? Вдруг его осенило. Даже не взглянув на содержимое листка, он положил его на чашу старомодных весов и сказал: «Сейчас мы узнаем, сколько весит твоя молитва!»

Он положил на противоположную чашу булку хлеба. Невероятно, но чаша не опускалась! Не опустилась она и тогда, когда он добавил к хлебу другой сверток, потом еще и еще… Он должен был избавиться от этой женщины, ведь в магазине уже собралось много народу! Чаша не опускалась. Лавочник побагровел, по лицу его заструился холодный пот…

Наконец он сказал: «Ну все, больше сюда ничего не поместится. Вот тебе мешок. Забирай!» — и отвернулся.

Со слезами на глазах, женщина взяла сумку и стала складывать в нее продукты. Лавочник старался не смотреть на нее, но, к его несчастью, пакет, что он ей дал, был довольно велик, и всем собравшимся было ясно, что места в нем еще предостаточно. Не сказав ни слова, торговец выложил на прилавок большую головку сыра. И если бы он хоть на секунду размяк и взглянул на женщину, то был бы вознагражден робкой улыбкой, а в глазах ее прочитал бы выражение глубочайшей признательности.

Женщина ушла, а лавочник бросился проверять весы, с помощью которых только что успешно обслужил предыдущего покупателя. Весы были сломаны. Как и когда это произошло, он так и не понял.

Он никогда прежде не встречал этой женщины. Не появлялась она в его магазине и после. Но до конца дней своих мужчина помнил ее гораздо лучше, чем всех прочих женщин, когда-либо переступавших порог его лавки. И всю свою жизнь он хранил при себе тот листок с бесхитростными словами молитвы: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день».

Ссылка