Борис Кочейшвили. Ла-манш. 2009 г. Акрил, оргалит. 83 х 88см. 

Автор статьи : Тамара Вехова, искусствовед.  Источник : Новый форум изобразительного искусства HalloART.ru

Вещи вечного обаяния

В мастерской художника Бориса Кочейшвили

     Жил-был Мастер.

     Чистый переулок сворачивает от Пречистенки неподалеку от Академии художеств и уходит, петляя, в сторону Арбатских переулков. В небольшом флигеле, спрятавшемся за спиной роскошного особняка Бек, вот уже много лет живет и работает московский художник Борис Кочейшвили. Места вокруг его мастерской легендарные, каждый дом – живая история. Например, Чистый переулок и его окрестности тесно связаны с именем Михаила Афанасьевича Булгакова. Во дворе дома Танеева, что напротив мастерской, находилась первая отдельная (не коммунальная) квартира Булгакова, где была написана «Белая гвардия». Сам дом не сохранился, но до сих пор танеевские задворки удивительно напоминают описанный в романе дом Турбиных на Андреевском спуске в Киеве. Тут же рядом, в переулке жил друг Булгакова - Ярмолицкий. Именно в его маленький двухэтажный домик с полуподвалом Булгаков поселил своего Мастера. А в соседнем переулке сохранился двухэтажный особняк Маргариты, из окна которого она вылетела на бал к сатане.

     Художник Борис Кочейшвили, как и персонажи столь любимого им Булгакова - персона весьма загадочная и необычная. Своим творчеством, характером и образом жизни он удивительным образом соответствует духу места, абсолютно выпадая из реалий нашего современного суетного существования.

     Сам художник говорит о себе и о своем «родстве» с писателем так: «в искусстве притягательно сочетание сарказма, юмора, легкости с глубиной, трагизмом, любовью, чистотой. Вот у Булгакова природа таланта была именно такая - всеобъемлющая. Чтобы заниматься искусством, творчеством, необходима широта взгляда на мир».

Борис Кочейшвили.  Скала. 1980-е. Ватман, перо, тушь.

     Глядя на работы Бориса Кочейшвили, чувствуешь, что его мир – лирический. В нём есть место как ироническому, так и трагическому мировосприятию. Но неизменная основа его творчества, его жизни в искусстве - это нежность к натуре, трогательная и трепетная.

     В изобразительном искусстве художник видит главной своей задачей «соединить барокко и конструктивизм», то есть совместить несовместимое - барочную динамику, её невесомое изящество с ясностью и простотой конструктивизма Малевича. Эта удивительно простая и в то же время новая идея воплощается как на уровне выбора сюжетов и форм, так и в работе с пространством и пластикой. В работах Бориса Кочейшвили пространство одновременно и тщательно выстроенное, лаконичное, будто иконное, и в то же время чувственное, по-сезанновски тщательно изученное пространство натурного пейзажа. Та же двойственная природа и у пластики художника: четкий ритм и контур соединяется с ощутимой моделировкой объёмов, создающей вибрацию живописной поверхности. Эти контрастные сочетания и волнуют, и завораживают.

     В Москву, в Москву…

     Как впервые рождается трепет творчества, перерастающий постепенно в чёткое требование воплотить на бумаге и в пластических формах своё видение бытия? Сам художник так вспоминает первое соприкосновение с искусством: «Я, мальчик пяти лет, держу в руках длинную железную коробочку с акварельными красками и тоненькой кисточкой, которую подарила мне на прощанье моя немецкая няня в 1945 году под Берлином. Я извёл их в два-три дня, изрисовал до последней капли и заодно протер до деревяшки тоненькую кисточку, о чём потом горько жалел».      После войны Кочейшвили вернулся с родителями в город Электросталь, где и рос «на окраине пяти заводов». В семье Бориса не было людей искусства, но у него «никогда не возникало иных соблазнов, кроме как стать художником. Мне никогда и в голову не приходило стать атомщиком или сталеваром, как большинству электростальцев. В то время в большом уже и развитом индустриальном городе не было практически ни одного художника, но рядом была Москва. Третьяковка, Пушкинский музей - туда меня тянуло беспрестанно».      В 1957 году Борис Кочейшвили отправляется поступать в художественное училище «Памяти 1905 года». «В детстве всякая ерунда кажется невероятно значимой. Мне предстоял последний экзамен в училище, на который надо было приехать к девяти утра. Я бегу на поезд в Москву и вдруг, о ужас! – вижу, как он отходит от станции. И тут я мгновенно понимаю, что никогда мне не быть художником. Но не зря я числился чемпионом школы по бегу : с бешено колотящимся сердцем я догнал уходящий поезд и прыгнул на подножку».

Борис Кочейшвили. Женщины и море. 2007 г. Акрил, оргалит. 90 х 100см.

     В Москве, в годы учебы Борис Кочейшвили совершает свои первые художественные открытия и получает впечатления, которые будут сопровождать его на протяжении всей жизни. Главным откровением сам художник считает деисусный чин Андрея Рублева, впервые сознательно увиденный им лет в восемнадцать, и охарактеризованный впоследствии как «пять исчерпывающих положений тела в пространстве». Далее Рембрандт. Его рисунки поражали своим мастерством, покоряли простодушной человечностью и отсутствием каноничности. По словам художника, «люди вообще-то больше похожи на персонажей Рембрандта, чем на героев Боттичелли или Александра Иванова». Борис Кочейшвили всегда был очень внимателен в выборе «учителей». Гойя, Эль Греко, Тициан, Сезанн, Малевич и Пикассо, именно эти мастера оказали влияние на формирование его художественного языка. Но, конечно же, столь стремительное развитие его самобытного таланта было бы невозможно без свежей струи в жизни художественной Москвы конца 50х - начала 60х, давшей мощный импульс росту целого поколения ярких художественных индивидуальностей. Вдохновенье, азарт и молодость - чудесный набор для человека, решившего проложить свой собственный путь на нехоженых тропах искусства.

Борис Кочейшвили. Ловля птиц. 1990-е годы. Мелованная бумага, тушь, кисть. 62 х 70см.

     «Мне интересно изображать две вещи: пластику женщины и пространство».

     Уже в ранних работах определяется индивидуальный стиль и четко сформулированный круг интересов мастера. Ритмически выверенные и выстроенные пространства он населяет женскими фигурами, зачастую пребывающими в своеобразной пластической экзальтации, архитектурными мотивами. Башни, храмы, различные предметы, цветы всегда геометрически и стилистически переосмыслены, скорее, стилизованы в некие «формулы» этих предметов. Они кочуют из картины в картину, из пространства в пространство в новых хитросплетениях ритмов. Мотив барочного башнеобразного то ли дыма, то ли дерева рядом со строгим кубическим объемом дома… Женщины, скрутившие свои руки-ноги будто в сложном «па» какого-то странного танца… Широкая полоса реки, отделяющая передний план от заднего и создающая, при всей условности изображения, невероятно глубокое, близкое к иллюзиону пространство. Некоторые образы, как драгоценные находки, как точные пластические формулы индивидуального художественного «я», проходят через всё творчество Бориса Кочейшвили.

     Практически не выходя за пределы однажды сформированного круга приемов и сюжетов, он обращался к самым разным художественным техникам. Экспериментируя с изобразительными возможностями различных материалов, художник добивался от них максимальной выразительности, а зачастую и совершенно нового звучания. За полвека занятий искусством Борис Кочейшвили добился виртуозности в графике, в живописи и в скульптурном рельефе, которым он с невероятным увлечением занимается последние годы.

 Борис Кочейшвили. Подруги. 1970-е. Мелованная бумага, тушь. 70 х 62см.

ссылка :  ЧИТАТЬ  ПРОДОЛЖЕНИЕ  СТАТЬИ... >>>>>