Однажды первоклашкам предложили на уроке чтения нарисовать иллюстрацию к стихотворению Пушкина: Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая. Ямщик сидит на облучке В тулупе теплом, в кушачке. И вот что получилось у детишек. Начнем с того, что самыми понятными словами этого четверостишия оказались "тулуп" и "кушачок". Кибитка была изображена в виде летательного объекта. Почему? Ну, как же, русским ведь языком сказано - "летит". Значит, летит. Причем, у некоторых детей аппарат этот имел кубическую форму. Видимо, из-за созвучия слов "кибитка" и "куб". И вот летит по небу эдакая ки(у)битка и что делает? Правильно - взрывает. Кого? Бразды пушистые. Что же такое бразды? Видимо, если пушистые, следовательно, звери такие. Однако, что за название непонятное "бразды", что за звери? А нормальные такие звери. Инопланетные. Нечто среднее по внешнему виду между бобрами и дроздами. И вот вполне уже логичная картина получается - летит кубической формы серьезный такой космический летательный аппарат, из которого на бедных пушистых мутантов - браздов сыплются градом снаряды и бомбы, разнося инопланетную живность в клочья. (Понятие падежей первоклассникам ведь неизвестно еще в силу возраста. Поэтому никого не смутило, что написано-то бразды, а не браздов, как, по идее, должно было бы быть). А рядом, неподалеку от этого безобразия сидит некая загадочная личность и спокойно так за всем этим геноцидом наблюдает. Это ямщик. Причем, изображен он, сидя на обруче (облучок - обручок, почти совсем одно и то же), в кожухе и с лопатой в руках. Почему с лопатой? Ну, как же - он же ямщик, чем же еще ему ямы копать. Сидит он на обруче, значит, с лопатой, на краю огромной ямы, которую успел уже благополучно выкопать. Спросите, зачем выкопал? Понятно зачем - браздов хоронить! Логично? Логично. (с) Марьяна Юрьева (проза.ру)

"Долго Россия была отделена от судеб Европы. Ее широкие равнины поглотили бесчисленные толпы монголов и остановили их разрушительное нашествие. Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как еще недавно утверждали европейские журналы; но Европа, в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна..."
("О русской литературе, с очерком французской", 1834).

Ну что ж, пора вернуться  к нашим историям. Просили про Пушкина – сегодня будет Пушкин. Но поскольку поэзия его и так всем известна, расскажем о его повседневной жизни, о том, как он управлялся с хозяйственными заботами, ведь они случаются и  у поэтов! 

Итак, письмо Александра Сергеевича другу Плетневу о своих хозяйственных заботах:

«У меня, слава Богу, все тихо, жена здорова... Дома произошла у меня перемена управления. Бюджет эконома моего, Александра Григорьевича, оказался ошибочен — я потребовал отчетов; заседание было столь же бурное, как и то, в коем уничтожен был предшественник его, Иван Григорьевич; вследствие сего Александр Григорьевич сдал управление Василью (за коим блохи другого рода). В тот же день повар мой явился с требованием отставки; сего управляющего хотят отдать в солдаты, и он едет хлопотать о том в Москву — вероятно, явится к тебе.

Отсутствие его мне будет ощутительно, но, может быть, все к лучшему. Забыл я тебе сказать, что Александр Григорьевич при отставке получил от меня в роде аттестата плюху, за что он, было, вздумал произвести возмущение и явился ко мне с военною силою, т. е. с квартальным, но это обратилось ему же во вред, ибо лавочники, проведав обо всем, засадили, было, его в тюрьму, от коей по своему великодушию избавил я его...

Мои дела идут помаленьку, печатаю incognito мои повести Белкина; первый экземпляр перешлю тебе.

Прощай, душа. Да не забудь о ломбарде порасспросить...».

Бездомность Пушкина извечна и горька,
Жилья родного с детства он не помнит -
Лицейский дортуар без потолка,
Сырые потолки наемных комнат,

Угар вина и карточной игры.
Летит кибитка меж полей и леса.
Дома - как постоялые дворы,
Коломна, Кишинев или Одесса.

Весь скарб нехитрый возит он с собой:
Дорожный плащ, перо и пистолеты, -
Имущество опального поэта,
Гонимого стремительной судьбой.

Пристанищам случайным нет конца,
Покоя нет от чужаков суровых.
Михайловское? - Но надзор отца.
Москва, Арбат? - Но скупость Гончаровых.

Убожество снимаемых квартир:
Все не свое, все временно, все плохо.
Чужой, не по летам его, мундир,
Чужая неприютная эпоха.

Последний дом, потравленный врагом,
Где тонкие горят у гроба свечи,
Он тоже снят ненадолго, внаем,
Который и оплачивать-то нечем.

Дрожащие огни по сторонам.
Февральский снег восходит, словно тесто.
Несется гроб, привязанный к саням, -
И мертвому ему не сыщут места!

Как призрачен любой его приют! -
Их уберечь потомкам - не под силу, -
Дом мужики в Михайловском сожгут,
А немцы заминируют могилу.

Мучение застыло на челе -
Ни света, ни пристанища, ни крыши.
Нет для поэта места на Земле,
Но вероятно, "нет его и выше".

Александр Городницкий (1987)