Рискуя огорчить новичка‑литератора, я вынужден напомнить ему несколько банальных, но важных истин, связанных с литературным трудом. При всей своей банальности они объясняют многое, на первый взгляд непонятное. Что такое, скажем, творческая индивидуальность? Откуда эта способность выразить нечто свое – новое? А кроются за этим очень простые вещи. Кому не известно, что после длительного поста мозг наш работает вяло, нет и проблеска живой мысли, нам трудно сосредоточиться, и мы не в силах заставить себя думать по‑настоящему. С другой стороны, сразу после сытной трапезы мысли у нас рождаются весомые, но неповоротливые. Чай вызывает у нас поток приятных размышлений, а те, кто принимал Истонский гипофосфатный сироп, легко припомнят, как быстро это снадобье возбуждает мозговую деятельность и подстегивает воображение. В свою очередь, шампанское, особенно если ему сопутствует рюмка виски, порождает шутливое и беззаботное настроение, тогда как десятка три устриц, съеденных натощак, вызывают по большей части состояние глубокой грусти, а то и черной меланхолии. Развивая эту тему, можно было б отметить огрубляющее влияние пива, успокоительные свойства салата, возбуждающее действие цыплят под острым соусом, но мы и без того уже достаточно сказали в пояснение нашей мысли. Из вышеизложенного, безусловно, явствует, что самобытность писателя определяется лишь характером его пищи.

В подтверждение напомню читателю о, пожалуй, самом известном случае из жизни Карлейля, когда он при неких памятных обстоятельствах вышвырнул в окно свой завтрак. Что побудило его к этому? Неужели друзья сберегли эту историю лишь из низменного пристрастия к мелочам, принижающим великого человека! А ведь кое‑кто хочет убедить нас, будто в этом проявилась всего лишь детская нелюбовь к холодному мясу и крутым яйцам. Это утверждение абсурдно. Между тем что может быть естественней справедливого возмущения при виде того, как рушится тщательно продуманная система питания? Новичок‑литератор, если только он человек вдумчивый и не погряз безнадежно в глупых теориях о вдохновении и прирожденном таланте, надеюсь, отлично поймет, что я раскрываю ему самый, пожалуй, важный секрет писательского мастерства.

А теперь перейдем к более непосредственным советам.

Читать далее

Еще про Репина. Раннюю известность художнику принес первый крупный заказ. Владелец московской гостиницы "Славянский базар" Пороховщиков в 1871 г. пожелал иметь картину, изображающую славянских композиторов разных времен и разных стран. Он обращался к разным маститым художникам, но все, слыша о таком необычном заказе, заламывали цены. Тогда предприниматель предложил написать ее молодому Репину, сильно нуждавшемуся в деньгах. Преложенные Пороховщиковым 1500 рублей показались художнику сказочным богатством, и он принял заказ, не удивляясь его странности и даже где-то нелепости. Ведь композиторы, которых следовало изобразить, жили в разных странах, многие в разное время и никак не могли бы встретиться все вместе. Так, Бортнянский, к примеру, умер в 1825 г., а Огинский в 1833 г. Римский-Корсаков и Балакирев тогда еще и не родились.В общем, налицо явное нарушение пространствено-временного континиума :)

Список композиторов для Пороховщикова составлял Николай Рубинштейн, руководствовавшийся своими личными музыкальными пристрастиями. Так, в нем не оказалось ни Мусоргского, ни Бородина, ни Кюи. Блистательно отсутствовал даже Чайковский, которого в то время обожала вся Москва. А кто же был удостоен чести быть изображенным? Посмотрим внимательно на картину "Славянские композиторы". В ее центре - русские композиторы: на первом плане М.И.Глинка беседует с М.А.Балакиревым, В.Ф.Одоевским и Н.А.Римским-Корсаковым (в военной форме). Позади этой группы сидит на стуле А.С.Даргомыжский, за которым виден И.С.Ласковский, справа А.Ф.Львов (в придворном мундире), слушающий А.Н.Верстовского. У рояля - братья А.Г. и Н.Г.Рубинштейн, между А.Г. и Львовым стоит А.Н.Серов. В глубине за ними группу образуют А.П.Гурилев, Д.С.Бортнянский и П.И.Турчанинов. Польские музыканты - С.Монюшко (крайний справа), Ф.Шопен, М.Огинский и К.Липиньский (на фоне двери). Левый край - чешские композиторы Э.Направник (крайний), Б.Сметана, К.Бендель и В.Горак.

Картина имела успех. На торжественное открытие "Славянского базара" съехалось все аристократическое общество. Репин и заказчик получили массу поздравлений. А вот Тургенев, увидев ее, в письме к Стасову назвал ее "холодным винегретом живых и мертвых". В другом письме он замечал: "Откровенно вам скажу, хуже сюжета для картины я и придумать не могу - и искренне об этом сожалею: тут как раз впадешь в аллегорию, в казеншину, в ходульность..." Сейчас картина находится в Московской государственной консерватории. Не знаю, правда, выставлена ли она там на всеобщее обозрение, москвичи могут попытаться проверить и увидеть ее воочию.

       Знаменитая картина Репина "Бурлаки на Волге" пользовалась огромным успехом на Всемирной выставке в Вене. Однако были и такие люди, кто воспринял ее в штыки. Так, тогдашний российский министр транспорта почувствовал себя оскорбленным чисто ведомственно. Он возмущался, как можно было изображать такой допотопный способ транспорт и чернить тем самым вверенное ему министерство.
       В Париже, в мастерской художника Боголюбова, который опекал российских художников - пенсионеров Академии Художеств  за границей, министр обратился к Боголюбову:
      - Алексей Петрович... хоть бы вы что ли им внушили, нашим господам пенсионерам, чтобы будучи обеспечены своим правительством, они были бы патриотичнее и не выставляли бы отрепанные онучи напоказ Европе на всемирных выставках...

 А это современные бурлаки :)    www.liveinternet.ru/users/manza_nilla/post88956920/

"...С гастрономией поэзия не пара", -  написал Эдмон  Ростан, и, вспоминая, например, слипшиеся и холодные макароны в школьной столовой, придется признать, что знаменитый француз не ошибался. Однако, читая жизнеописание великого деятеля литературы русской Н.В. Гоголя, мы обнаружим, что поэзия и макароны вовсе не есть две вещи несовместные.

Судите сами: «Когда подали макароны, которые... не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью и в то же время с аккуратностью положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и наконец сыр и продолжал долго мешать... он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала его великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром».   Современник не так уж не прав — сам наш герой писал дяде: «Вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кое-какие ремесла: хороший портной, недурно раскрашиваю стены альфрескою живописью, работаю на кухне и много кой-чего уж разумею из поваренного искусства...»

Читать далее

Помните знаменитого  Митрофанушку из комедии Фонвизина «Недоросль»? «Дверь? Котора дверь? Эта? Прилагательна. Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит, еще не навешана, так та покамест существительна…»

Вопрос, кто был реальным прототипом героя, долго мучил читателей. И вот через 80 лет после премьеры комедии петербургский литератор В.П.Бурнашов опубликовал в журнале «Иллюстрация» заметку, в которой он попытался раскрыть этот секрет, сославшись, правда, на известного баснописца А. Измайлова.

И кто же был прототипом, по его версии?

В Испании продолжается скандал, связанный с публикацией фотографий о похождениях испанского короля на медвежьей охоте в России.

Подробности королевской охоты были таковы - медведя по кличке Митрофан, содержавшегося на базе отдыха на Вологодчине, посадили в клетку и привезли на место. После этого его щедро напоили водкой, смешанной с медом, и вытолкали на поле. Естественно, грузное пьяное животное стало легкой мишенью - его Величество Хуан Карлос уложил Митрофана с одного выстрела. При этом, как утверждают испанские газеты, король вряд ли выпил меньше медведя.

На фото из испанской прессы подпись гласит: "Митрофан был ученым медведем. Его посадили  в клетку и подставили под пули короля, напоив его водкой  с медом. Это было сделано для того, чтобы обе стороны были в равных условиях?"

А на бочке написано: "Винные погреба CASA LLA - почувствуй себя королем!"

Ну что ж, пора вернуться  к нашим историям. Просили про Пушкина – сегодня будет Пушкин. Но поскольку поэзия его и так всем известна, расскажем о его повседневной жизни, о том, как он управлялся с хозяйственными заботами, ведь они случаются и  у поэтов! 

Итак, письмо Александра Сергеевича другу Плетневу о своих хозяйственных заботах:

«У меня, слава Богу, все тихо, жена здорова... Дома произошла у меня перемена управления. Бюджет эконома моего, Александра Григорьевича, оказался ошибочен — я потребовал отчетов; заседание было столь же бурное, как и то, в коем уничтожен был предшественник его, Иван Григорьевич; вследствие сего Александр Григорьевич сдал управление Василью (за коим блохи другого рода). В тот же день повар мой явился с требованием отставки; сего управляющего хотят отдать в солдаты, и он едет хлопотать о том в Москву — вероятно, явится к тебе.

Отсутствие его мне будет ощутительно, но, может быть, все к лучшему. Забыл я тебе сказать, что Александр Григорьевич при отставке получил от меня в роде аттестата плюху, за что он, было, вздумал произвести возмущение и явился ко мне с военною силою, т. е. с квартальным, но это обратилось ему же во вред, ибо лавочники, проведав обо всем, засадили, было, его в тюрьму, от коей по своему великодушию избавил я его...

Мои дела идут помаленьку, печатаю incognito мои повести Белкина; первый экземпляр перешлю тебе.

Прощай, душа. Да не забудь о ломбарде порасспросить...».

Сегодня - обещанная slavapww и ЭД_из_Сибири история про Достоевского и женщин.

Помните сестер Епанчиных из "Идиота"? Достоевский тоже знал петербургских сестер, дочерей генерала Корвин-Круковского, правда, их было всего две. Старшей, Анне, писатель сделал предложение. Однако была в него влюблена и младшая — пятнадцатилетняя Соня.

Анна написала повесть и отправила тайком от родителей в журнал «Эпоха», его издателям и редакторам — братьям Достоевским. Федор Михайлович неожиданно откликнулся, повесть похвалил, принял к публикации. Переписку с литератором случайно обнаружили домашние, но в восторг не пришли. Писатель! 44 года! Каторжанин. Да еще больной. Но Достоевского всё же впустили в дом Корвин-Круковских, хотя инструкцией военного отца (вот и генерал Епанчин) было: наедине с литератором девушку не оставлять.

Автор «Униженных и оскорбленных» не был избалован женским вниманием и потому  радостно воспринимал любые его признаки. Обнадеживался: а вдруг? Анна Васильевна была красивой — красивее своей младшей смугленькой сестры, хотя Федор Михайлович и говаривал, что Соня — лучше. Польщенная младшая, не замечая, за кем ухаживает писатель, влюбленная в него совершенно по-детски (ее можно понять: Мертвый дом! К смерти приговаривали! Каторга! Опять же болезнь загадочная), специально для Федора Михайловича выучила «Патетическую сонату»...

Достоевский был тронут, но предложение сделал почему-то не ей, а сестре. Соня случайно подслушала главный разговор и убежала в истерике: «Ну и пусть ее любит, пусть на ней женится, мне какое дело!.. Всем хорошо, всем хорошо, только мне одной...»  Сестра Анна отказала писателю, чему младшая, понятно, обрадовалась.

Достоевский покинул дом, где отвергли его любовь, а еще через полгода познакомился с Анной Сниткиной и женился на ней. Соня, став старше и мудрее, потом констатирует: именно такая жена — спокойная,  терпеливая, способная посвятить мужу жизнь, — и была нужна Федору Михайловичу.

Ну а что же наши сестры? Юные нигилистки, начитавшиеся Чернышевского, решили освободиться от родителей испытанным и даже рекомендованным автором «Что делать?» способом: фиктивным браком. Перебрали несколько кандидатов, остановились на перспективном ученом Владимире Ковалевском. Он согласился, но, к удивлению старшей сестры, сказал, что женится не на ней, а «спасет» младшую — 18-летнюю Соню. Конфуз: старшая, Анюта, не замужем. Но выбрал — так выбрал. Родители были поставлены перед фактом.

С этого момента и начинается история женщины, о которой помним по портретам в кабинете математики: первая в России, первая в Европе, первая в мире... Софья Ковалевская.

Поскольку двое моих читателей просили меня рассказать про Лермонтова, то вот вам такая мистическая история:
            
Михаил Лермонтов любил на досуге заниматься математикой. Однажды, не решив трудную задачу, он лег спать, и во сне увидел незнакомого человека, который подсказал ему решение. Лермонтов проснулся, записал его, а заодно нарисовал портрет таинственного незнакомца.
           
Через много лет, когда портрет попал в руки специалистов, они увидели в нем Джона Непера - создателя логарифмов. Хотя Непер жил в XVII веке, а Лермонтов в XIX, тем не менее, современники поэта утверждали, что Лермонтов ничего не знал ни о Непере, ни о его трудах. Кстати, Джон Непер был шотландцем, а, как известно, одна из ветвей родового древа Лермонтовых ведет свое начало от Георга Лермонта, выходца из Шотландии...

Семье Ломоносовых неустанно досаждал их сосед немец Штурм, приятель его злейшего врага академика Шумахера. Жена Ломоносова Лизавета Генриховна разводила цветы, любила курочек, котяток. Штурм лил помои в цветник, давил у Лизхен кур и кошек. Михаилу Васильевичу все некогда было заняться этим делом. Разве встретятся со Штурмом, приставит ему кулак к носу или тряхнет за шиворот. Но однажды чаша праведного гнева переполнилась. Вот что доносил Штурм:

«Торжества моего день рождений омрачил злодеяния Ломоносова. Двадесять немецких господ и дамен, моих гостей, пошел воспевать невинный мадригал в Ломоносов палисад. Внезапно на головы воспеваемых господ и дамен из окна Ломоносов квартир упадет пареных реп, кислых капуст, досок и бревна. Я и мой зупруга сделали колокольный звон на двери, но он вырвался с отломленным перилом и вопияще: «Хорошо медведя из окна дразнить!» — гонял немецкий господ по улице, едва успел гостеприимная дверь захлопнуть всех моего дома. Но два даментуалет похитил на ходу и утерял клейнод на переду. Я и моя зупруга маялись на балкон поливать его водами и случайно может быть ронялись цветочными горшками. Но Ломоносов вынес дверь на крюк и сражался в наших комнат. Стукал своим снастием двадесять господ. И дамен выскакнили окнами и везде кричали караулы! Дондеже явился зольдатен гарнизон!!»