Женщина с лицом кошки присела на сидение автобуса напротив меня, рядом с ней села девочка в очках, похожая на толстую, приболевшую мышь.
Увидев, что я наблюдаю за ними, кошка фыркнула, и отвернулась в сторону. Мне стало неудобно.
Автобус остановился, и в него влилась новая порция пассажиров. Мое внимание сразу переключилось на них, и кошачья семья была оставлена в покое.
Девушка-рыбья кость, оживленно рассказывала что-то своей подруге, носик которой придавал ей сходство с совой. Рыбья кость была тощая и голодная. Сова же, напротив - чуть полновата и сыта. Ей хотелось куда-нибудь присесть, но свободных мест уже не было, - оставалось только одно, но на нем развалился дядька-хомяк, заняв своим пышным задом почти все сидение, так что сова, все-равно, туда бы не поместилась, при всем ее желании. А тут еще над ухом у нее пищала тощая рыбья кость, потому сове приходилось теперь делать вид, что она с интересом ее слушает, хотя давно было видно, что сова впала в дневное оцепенение и лишь легкие толчки автобуса приводили ее в чувство. Тогда она приоткрывала глаза, тоскливо бросала взгляд на кресло с дядькой-хомяком, и вновь цепенела.
На следующей остановке в автобус заскочила целая стая молодых павианов. Они шумно галдели, жевали, строили друг другу гримасы, раскачиваясь на поручнях автобуса, чем заинтересовали рыбью кость. Теперь сове уже не надо было делать никакого вида, и она отключилась, прикрыв глаза белой пеленой.
На соседнем сидении заволновалась пара индюков. Муж и жена бросали на павианов тревожные взгляды. Каждый новый взрыв павианьего хохота заставлял их вздрагивать и нервно оборачиваться, но чувство близкой опасности заставляло их молчать, лишь иногда, индюк что-то клокотал на ухо своей жене, после чего они вновь отворачивались к окну автобуса, притворяясь, что заинтересованы происходящим там, и до шумных павианов им нет никакого дела.
Мама-кошка должна была сходить на следующей остановке, что ей явно не хотелось делать, так как маленькая толстая мышь, приоткрыв рот, не сводила глазенок с шумных павианов. Мама пару раз что-то грозно фыркнула ей на ухо, вдавив мышку в сидение, и вышла. За ней сошли престарелый побитый пес, и усталый морж.
Грозное «п-шшш» матери действовало на маленькую толстую мышь ровно одну остановку. Затем она стряхнула с себя мамин урок, и снова приоткрыв рот, стала разглядывать стаю.
Кондуктор слезла со своего насеста, приблизилась к стае павианов, и что-то прочирикала им на птичьем языке. Павианы сразу загрустили.
В зоопарк мне уже расхотелось, я был в нем, и вчера, и завтра, и третьего дня...
