Солнце. Горящий шар. Блестит в стеклах, в посуде, в кольце на пальце. Я сижу за столом. В белой фарфоровой миске дымится белый рис. Я отхлебнула горячий чай и посмотрела в стакан. Тонкие листья медленно оседали на дно. Начинался новый день. Надо сделать его как можно более полезным. Надо впитать в себя всю свежесть ветра, всё тепло солнца, всю радость улыбки, и всю нежность кошачьей морды, уткнувшейся в ладонь. Я быстро оделась и вышла из дома. Впереди был долгий путь. Он. Тот, кто одним взглядом дарил спокойствие во время бури. Кто не давал оступится. Кто заставлял меня одевать теплый шарф и не сидеть на холодном полу. Он был аккуратен и точен. Честен и силен. А ещё, он любил меня.
Что такое убийство? Она сидела на деревянном стуле и читала его письмо. Вода…сочное желтое яблоко. Аромат терпкого октября. И тут глаза выхватили строчку: «Ты поторопилась. А теперь уже поздно. Я не люблю тебя.» Тишина. Часы перестали тикать. Кусок яблока во рту потерял вкус. Просто кусок чего-то жесткого. Она с трудом жевала его. Челюсти плохо слушались. Проглотила. И залилась слезами. Они текли двумя ручьями и всё потемнело. Помутнело. Цвета поблекли. Разделились на светлые и тёмные. Руки стали коченеть. Живот скрутило от боли, захрустели суставы. Она сползла на пол. Почему? За что? Что я сказала не так? Где случился тот момент, когда он понял, что можно нажать на спусковой крючек?
Она была убита. Мертва. Знаете, как легче всего убить? Надо сначало приручить, потом заманить в угол и выстрелить прямо в сердце. Преданность и предательство. Даже корень один. Любимое существо покорно опустит голову и подставит шею. И даже лапами не закроется. Только в последний раз мельком глянеть в глаза, потому, что не посмеет вслух что-то сказать. Побоится даже сказать «извини». И оно будет до последней секунды верить, что Любимый просто дернет за лапу, легко ударит по загривку и скажет, что испугался потери. Попросит, чтоб больше так не делала.
Но он занес меч над склоненной головой и ударил. По настоящему. До хруста в позвонках. Он скажет потом, склоняясь над окоченелым телом, что он не виноват и что не стоило так скоро открывать свою душу человеку с оружием.

Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что досмерти любить
Тебя никто на свете не обязан.

Как хорошо, что никогда во тьму
Ничья рука тебя не провожала,
Как хорошо на свете одному
Идти пешком с шумящего вокзала

Как хорошо, на родину спеша,
Поймать себя в словах неоткровенных
И вдруг понять, как медленно душа
Заботится о новых переменах.

И.А.Бродский


1.
Я разучилась плакать. Я лежала на деревянном полу и смотрела в дверной проём. Дверь была настежь открыта и слегка скрипела под новым порывом ветра. Перед глазами было море. Тёмное, тяжелое, туманное. Шторм кончился, но воздух был соленым до сих пор. Я смотрела как оно шевелится. Существо, что слилось с небом и тянулось к дому. Тянулось и отползало. Тянулось и сползало обратно. Взгляд скользил по крыльцу. На мокрые от дождя доски ветром принесло кусок морской травы. Я ждала, когда на глазах выступят слезы, но они оставались сухими. Я хотела, чтобы боль и отчаяние выкатились горячими каплями, но они сидели внутри, держась за меня острыми зубами. Они съели мои мысли, выпили мои сны. Я лежала на полу уже четвертый час. Ноги стали замерзать, за дверью темнело. Пол и берег и море начали сливаться. Терпкий запах луны и одиночества. Но скорее всего:
«…Я не искренен. Не искренен даже тогда, когда говорю, что не искренен…» (Монтень)
Скоро включится маяк. Я встала на ноги и подошла к окну. Где интересно он теперь? Тот, кто стал частью моей жизни, кто был острее клинка и быстрее кошки. Кто ушел так же внезапно, как и пришел.
«…Женщины, в основном, помнят тех мужчин, которые заставляли их смеятся, а мужчины – только тех женщин, которые заставляли их плакать…»(Анри де Ренье)