Захожу в кафе с друзьями - улыбка на лице. Я счастлив.
Сел за столик, ну ладно. Сижу. Разговариваю с друзьями. И вдруг совершенно случайно мельком я услышал песню. Песня. Что за песня?! Castle walls. Ты мне её отправляла когда-то. Ну помнишь Кристину Агилеру, которая говорит, что у неё есть всё, но ничего? Надеюсь, что помнишь. Я попросил друзей помолчать на секунду. Они замолчали. Тишина вокруг, одна песня звучит на всё кафе Castle Walls. Я погрузился в мир прошлого,мир воспоминаний. Вспомнил тебя, и все наши переживания, суету всю, нашу любовь и вечная ненависть друг другу.. Меня спросили "what happened?". Я замолчал на секунду, а потом сказал, что "everything is OK. Друзья продолжали болтать, а я молчал. Думал о тебе. Где теперь моя славная , улыбающаяся рожица? Где она?! Где ? У меня лишь легкая улыбка, говорящая, что со мной " всё хорошо" и что я отлично провожу время. Я же поклялся, что буду скучать по тебе. Но я не знал, что буду думать. Не знал, что это будет мешать мне провести несчастный день с друзьями. Они ведь скоро все уезжают отдыхать. Казалось бы, что это всё просто смешно и забавно. Мне самому смешно , какой я идиот. Я тебя люблю,ненавижу, обожаю, хочу, терпеть не могу! Все чувства на свете принадлежат тебе. Я хотел сказать , что люблю тебя. Но люблю я тебя как маму, сестру, подругу и даже девушку. Люблю тебя хоть как. Хоть даже мы ссоримся. Я тебя очень люблю и дорожу тобою. Ты хорошая. И я знаю это.

как бы больно ты мне не сделал, знай что я всегда подам тебе руку помощи в трудный для тебя, момент, ведь я не ты
**
Это у нас с ней такая любовь:на один её смайл,отвечаю смайлом,и так раз десять***(с) ..
**
на самом деле, ответ восхитительно прост -
сцепить зубы и ждать, пропуская минуты через
солнечное сплетение.
**
Там четыре тысячи три человека, и вы дадите им просто так умереть? Знаете, кем это делает вас? Четыре тысячи четвертым.(с)
**
примята предательством, как трава
на которой забыли газету пирушки,
подстилку под совокупленья.
не жалей меня, девочка, это бывает со всеми.
**
всем раздала, на себя как всегда не осталось. ничего.
пустота. я почти вулканка. живи и процветай.
**
Хочется чуть-чуть почётче для себя, но чтобы достаточно размыто для окружающих. Или наоборот.
**
Я шагаю, злая, таю от безделья.
Я болтаю на одном, себе известном
**
— А тут у меня будто свет в конце тунеля.
— Это адское пламя.
— и пусть.
**
Если парень не звонит-он не хочет звонить;Если парень ведет себя так,будто ему на тебя наплевать-ему и правда на тебя наплевать
**
Я называл это в ней неповторимостью, чем-то таким душевным, детским, безбашенным и не наигранным, пока не узнал что это ебаннутость

Я люблю тебя,моя ненависть.

У тебя глаза так пронзительны..

И твоя душа эгоистка,но..

Я не верю в это,не верю..

Позови меня,моя ненависть..

Смыслом стань моим и грехом..

Я не знаю больше прощение..

Словно всё далеко..далеко..

Будь добра со мной,моя

ненависть..

Не предай меня,ведь вернешься

вновь..

Легко-шаг к тебе,сложно-через

боль..

..ненавижу тебя,моя любовь..

http://nnm-club.ru/forum/tracker.php

Не бойтесь врагов -в худшем случае они Вас убьют. Не бойтесь друзей - в худшем случае они Вас предадут. Бойтесь равнодушных - с их молчаливого согласия появляются убийства и предательства!

Может, они потом сползают по ее обратной стороне и горько плачут, но уходят они замечательно...(с)
*********
Я слишком в себе уверен. Я эгоист и просто сволочь! Может это и к лучшему ведь тв стерва и единоличная мразь.
*********
Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь стать лучше (с)
*********
То, что мы испытываем, когда бываем, влюблены, быть может, есть нормальное состояние. Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть (с)
*********
Мстят только слабые, сильные умеют прощать (с)
*********
Единственный способ разбогатеть при помощи книги “Как заработать миллион” - это написать её (С)
*********
Неудачники верят в удачу, люди удачливые верят в себя. (С)
*********
Когда ты будешь подниматься вверх, ты повстречаешь много разных людей. Не обижай их, потому что ты встретишь их всех еще раз, когда будешь падать вниз. (С)
*********
Жизнь — сука. И моё преимущество в том, что я узнал об этом раньше других.

Иду по лесу . Дождь , ветер , ночь . Замерз весь . Смотрю - машина
стоит , подхожу , в окошко смотрю - там никого . Дверцу попробовал -
открыто , ну я залез и сижу . Вдруг машина поехала . Я в шоке . Машина
едет , я сзади сижу , за рулем никого . Тут рука волосатая появляется
откуда - то , порулила и исчезла . У меня волосы на жопе зашевелились .
Тут деревня показалась , вот уже дома первые . Тут машина
останaвливается , в салон мужик заглядывает и говорит :
- А ты че тут делаешь ?!
- Да вот , еду ...
- Ахуеть просто !!! Я толкаю , а он , блядь , едет!

На передних сидениях едут две бабушки. Маршрутка почти полная. На остановке заходит парень. Передает водителю 10 рублей за проезд и получает сдачу 1 рубль. Рубль из рук выскальзывает и падает под сиденья бабушкам . Парень наклоняется, пытается найти сдачу и, неожиданно, пукает. В маршрутке - тихий смех, хихиканье. А одна из бабушек говорит другой: "И стоило из-за рубля так жопу рвать!" Маршрутка взрывается от хохота. Парень становится пунцовым и просит остановить маршрутку .
Через минуту в маршрутку заходит солидная дама . Маршрутка продолжает смеяться. Дама начинает себя нервно осматривать. Может, это над ней смеются? Тут бабушки, покатываясь от смеха, начинают рассказывать даме историю с рублем. Дама тоже начинает смеяться и тут у нее из носа вылетает сопля и попадает на бабушек .... Дама просит остановить маршрутку.
Едем дальше, покатываясь от смеха. Водитель тоже вместе со всеми хохочет, достает сигареты, закуривает, приоткрывает люк над головой. Выпуская дым в люк, обращается к бабушкам: "Вам под люком (падлюкам) не дует?" Салон взрывается от нового приступа смеха. Водитель, поняв, что он сказал, вываливается из кабины, пританцовывая и угорает Эта же маршрутка 20 минут спустя. Маршрутка с конечной остановкой "поселок Сахарный". Все сели, места заняты... Водила завел машину... Тут дверь открывает бабка... И тут же спрашивает у водилы: "Милок, у тебя конец Сахарный?". По маршрутке прошло легкое хихиканье... Водила не долго думая ответил:"Не знаю, не пробовал!". По маршрутке пошел открытый ржач! Бабка осмотрев ястребиным взглядом салон поняла, что св

телефон молчал вторые сутки. в комнате пахло “кензо“ и недопитым “мартини“. она стала почти проституткой,а хотя быть приличной учили.
как она ему доверяла. подставляла плечо, лезла на амбразуру. за полгода из интеллектуалки стала... как бы мягче.. короче - дурой.
там была не любовь, там - Гордиевый узел, надо бы разрубить, но всегда находились причины... так и жили. она шла на дно под грузом его нежно-ранимой личины.
телефон молчал всю неделю. она методично обзванивала морги. его видели с какой то моделью в одной из чилл-аутских оргий.
ей потом донесли подружки. она даже не повела бровью. мол,переживать из-за потаскушки, это так, между делом, - не называйте любовью.
телефон молчал дней этак... тридцать. она похудела киллограм на пятнадцать. она истово стала молиться и что “все хорошо“ притворяться.
потом были родительские увещеванья, психоаналитики и антидепрессанты, они, правда, вызвали привыканье, но она образумилась, начала читать Гете и Данте.
востановилась в брошеном институте, вечерами вышивала картинки гладью, стала слыть слегка замкнутой, но - не распутной, стала слыть нелюдимой, но все же - не блядью.
все вздохнули спокойно, мол - все вернулось на круги..., мол, еще месяцок, и она все забудет. трансформируется в добропорядочную супругу, заживет, как все нормальные люди.
он ворвался в жизнь ее ураганом “Катрина“. мать схватилась за голову и побежала в церковь. она горстями глотала капсулы “флуоксетина“, а он разрывал ее жизнь фейерверком.
он и клялся, и всеми богами божился, что любить будет вечно и никогда не предаст, шрамы зарубцевались, пульс - восстановился, и расширенность зрачков не покидала глаз.
его, кажется, хватило на год, она сделала три или четыре аборта, выносила любовных тягот тонны две. устроилась на работу
кажется, что в какой то салон или что то навроде, он собрал свои вещи воскресным днём, мол, постоянство - не в моей природе, ты, конечно, не виновата ни в чем.
а подруги боялись - начнется по новой! мать рыдала около ее закрытых дверей. психотерапевты лечили мудренным словом, а приятели - литрами чая “эрл грей“.
что случилось потом - как в мелодраматической ленте. судмедэксперт сказал - передоз. а сама или по ошибке нелепой - это безответный вопрос.
телефон молчал вторые сутки, пахло сладким “кензо“, а “мартини“ был с привкусом лжи, она стала почти проституткой. телефон молчал целую жизнь.

Как же я ненавижу все эти обобщения. Ты слушаешь попсу - у тебя совершенно нет вкуса. Ты пишешь сопливые цитаты о любви - ты ванильная малолетняя дура. У тебя нет крутого фотоаппарата- ты никогда не сможешь сделать хороший снимок. А если есть, значит родители купили, а руки из жопы, и всё равно ничего хорошего не выйдет. Если ты девственница, на тебя смотрят искоса. А если нет - ты шалава. Есть девушка\парень- ты наивный дурак, что ты только в ней нашёл?!. Учишься -ботан. Не учишься - распиздяй. Не работаешь - нахлебник. Идёшь работать и слышишь: тоже мне работа, не мог найти что-то получше? Сидишь дома - задрот. Вечно тусуешься - не думаешь о будущем. Рано женился - дурак. поздно - дурак. не женился - придурок.
слушайте, идите нахуй.

А когда кумир был далеко,я всё писал,писал на учебе,на крыше,у воды,где угодно ночью.Про родных и т.п.,написал-бы каждый,а я писал про неё и ей.Когда с Украины ещё она мне отправляла письма,а я как идиот гулял по ночам с ребятами и не знал,что пришло письмо от них,этих обычных глаз,но далеко не как у всех.У всех дела,учеба,работы,свои интересы,злобы,амбиции,а у меня в голове она она,она,она,она,она

Стоя на краю зрения, я смотрел в бесконечность миров и столетий. Все движение к небу замыкается в точке прикосновения к свету раскаленного солнца. Время, капля за каплей, пробивает панцирь той черепахи, что старается удержать нашу бренную землю. Но панцирь расходится трещиной, обнажая подсознание. Жизнь тяжелым каблуком отдавила мне руки. Через лабиринты сна я вижу расплату за грех, совершенный тогда, когда я был еще зверем. А когда смерть улыбается прямо в лицо, боль кажется мелочью, недостойной внимания. Когда холод сковывает тело, и глазной нерв, отмирая, посылает луч света, уже последний, угасающему сознанию. Нам он кажется туннелем в рай. Или вникуда.

Идя к колодцу, слышу, как под ногой потрескивает ледок. И осыпается с травы иней. Солнце наряжает в подвенечное платье красавицу яблоню. Слезы березы рождают не печаль, а радость теплу. Подснежники смотрят своими голубыми глазками на матушку высоту, где жаворонок поет счастье.

Стая стрекоз прилипла к воде. Мягкий речной песок убегает сквозь пальцы. В сосновом бору пахнет смолой, малиной и дымом костра, в который я кинул ромашку. А вечером комары молятся красоте Земли. С луга поднимается аист, расправляет крылья. Солнце, садясь, последний раз обнимает землю и высасывает боль из моих вен.

Утром, проснувшись еще до рассвета, вслушиваюсь в тишину. В саду падают на мерзлую землю отяжелевшие яблоки. Где-то под полом скребется мышь. Но под одеялом тепло и уютно. Паутина, сотканная из капелек воды, порождает радугу, когда из-за леса выглядывает солнце.

Я зажал уши руками. Я оглох от вьюги. Снег сыплет в глаза и мешает считать звезды на холодном чужом небе. Посреди комнаты пронзительно мерцает новогодняя елка. Пахнет хвоей и снегом. Укладываясь спать в теплую норку-постель, дочь спрашивает: «Правда, что я проснусь в следующем году, папа?»

Я тебя жду. Вот-вот ты придешь. Мы расстались всего лишь вчера. Но мне кажется, мы расстались год назад. На улице идет дождь. Капля за каплей текут по стеклу. Я смотрю сквозь окно. Внизу, по улице, спешат куда-то зонты. Под одним из них спешишь ты. Я давно тебя жду. Всего лишь день, всего лишь век. Я приготовил вино. Я приготовил букет. Я приготовил ужин, я постелил постель. Я жду, когда ты придешь. Мы договорились на семь. Вечером, где-то в семь. Но я жду тебя с семи, но утра. В течение всего дня я сто миллионов раз выглядывал в окно, чтобы увидеть тебя. Но вот уже семь. Я не знаю, куда деть себя, где спрятаться от своего ожидания. И от своей тоски. По тебе. По твоим рукам. По твоим волосам. По твоим глазам. Но вот звонок в дверь. И я бегу открывать. Ты, как птичка впорхнешь. Милый, ждал? Я спешила к тебе, только дождь не пускал. Ты войдешь, Я раскрою твой зонт у окна. Капли падают на половик. Я, как он, впитываю их. Выпью капли с лица и с рук. Стряхну их с твоего плаща. Ну, давай, проходи. Снова, будь, как дома, мой друг.

Сядем мы на диван, перед нами бутылка вина. Или хочешь согреться чаем. Нет? Тогда чай нужен мне, чтобы унять эту дрожь, когда вновь я вижу тебя. Ты мне вновь говоришь о событиях дня. Что случилось с тобой, подружек твоих болтовня. Я смотрю на тебя. Искорки твоих глаз, улыбка твоих губ. Запах твоих волос. Полет твоих рук. Я открою вино. Ты вдохнешь аромат тех цветов, что принес я тебе. Сделан первый глоток. Произнесен первый тост. За тебя, за меня, и за всех на земле. Кто любит тебя, кто любит меня. Кто любит как ты, кто любит как я.
Вот я смог унять свою дрожь, успокоить себя. Ты ведь рядом теперь, будешь рядом всегда. Музыку тихую я включу. Мы послушаем джаз. Вот я свечи зажгу. Их огонь так приятен для глаз. Так давай я включу любимый наш джаз. Но как трудно мне встать. Отпустить твою руку, сделать в сторону шаг. Отвернуться хотя бы на миг, чтобы включить весь этот джаз. Но ты улыбнешься, и я стану смелей. Как вчера, или как будто в первый раз. Я тебя обниму. И скажу, не скучай. Я покину тебя, лишь на короткий-короткий миг. Я только поставлю джаз. Наш любимый старенький джаз.
Вот пластинка шуршит, через секунду аккорд. Как же мне хорошо. И снова, в который раз. По комнате разносится эхом наш любимый старенький джаз.Из динамиков доносится далекий, чуть хрипловатый голос Нэт Кинг Коула. Он снова поет только для нас свою песню про эти глупые вещи.

Сигарета со следами твоей губной помады.

Авиабилет к этим далеким романтическим местам.

И снова у моего сердца вырастают крылья.

А эти глупые вещи вновь напоминают мне о тебе.

Звуки пианино из соседней комнаты.

Эти слова, что я с трудом произнес.

Но сердце говорило гораздо больше.

И эти глупые вещи вновь напоминают мне о тебе.

Играет оркестр, чувственным голосом поет Нэт Кинг Коул. Ты сидишь рядом. Я смотрю в твои глаза. Мы слушаем наш любимый старенький джаз.

Ты пришла, увидела, и покорила меня.

И после того, как это случилось,

Я понял, что каким-то непостижимым образом -

Миллион лет назад я знал, что это произойдет.

И меня поднимает весна на крыльях марта,

Заставляет мое сердце кружиться в танце.

И телефон звонит, а кто ответит?

И как чисты мои воспоминания о тебе

А эти глупые мелочи вновь напоминают мне о тебе.

Первые подснежники и короткие телеграммы.

И пламя свечей на маленьком столике в самом углу.

И все еще мое сердце парит на крыльях любви.

А эти милые мелочи вновь напоминают мне о тебе.

Вечерний парк, звон колоколов над ним

Звучит в сердцах всех девушек кругом.

И как прекрасна весна

И эти маленькие глупые вещи,

Что напоминают мне о тебе.

О, как мне дороги они.

Они делают тебя гораздо ближе.

Последний поезд и пустой вокзал.

И приглашение на танец.

И те воспоминания о тебе чисты

И эти глупые вещи вновь напоминают мне о тебе.

Ты немного согрелась. Еще один глоток. Красного вина. Яркого, как моя любовь. Крепкого, как моя любовь. Терпкого, как моя любовь. Я беру твою руку. Она уже не холодна. И моя уже не дрожит. Мы ведь слушаем джаз. А за окном идет дождь. И по нотам бежит мой рассказ. А капли дождя все бегут по стеклу. Снова голос. Играет нам джаз. Арета Франклин тихо поет. Эта песня про нас. Про нашу любовь.

Как все меняется в одночасье.

И в какой-то волшебный момент

Солнце роняет свои лучи на цветы,

И прекращается дождь.

Вчера я еще грустил,

А сейчас я стал частью тебя.

Исчезло куда-то мое одиночество

Когда я не спал по ночам,

Когда я встретил тебя,

Все изменилось в одночасье

И эти дожди далеко позади.

Небеса благословили меня тобой.

И это - главное для меня.

И я сам попал в рай,

Когда повстречался с тобой.

И все изменилось в одночасье.

Это одночасье и есть любовь.

А когда я с тобой, то я на небесах,

Куда я взлетел в одночасье.

И в сердце своем я знаю,

Что это одночасье и есть любовь.

Ты знаешь, я ждал тебя весь день. С самого утра, Как только я проснулся, как только за тобой закрылась дверь. Нет, я стал ждать тебя задолго до того, как мы познакомились. За сто тысяч световых лет до нашего с тобой рождения. Но наша любовь была уже тогда. Нас не было, но она была. Она искала нас по всей вселенной, она создала нашу планету с одной только целью - чтобы мы встретились. Через тьму поколений и разнообразий жизненных форм. Она вела нас друг к другу. Она стелила перед нами дороги, сдвигала материки и перекидывала через реки мосты. Она зажигала далекие звезды, чтобы по ним мы друг друга нашли. Она придумала слова, чтобы мы могли выразить через них свои чувства. Она выдумала язык, на котором мы могли бы рассказать друг другу и всему миру о ней. И о нас. Она создала музыку, чтобы нам было лучше понять и себя и людей. И любовь, и ее. И весь этот джаз.

Как не люблю я с тобой расставаться. Хотя бы на час, или даже на миг. На такую маленькую короткую минутку. Вечность проходит за это время без тебя. Вот, в подтверждение моих слов я поставлю тебе песню «Каждый раз, когда мы расстаемся» Чарли Хэйдена и Джерри Саузерн.

Каждый раз, когда мы расстаемся,

Я как будто умираю.

Каждый раз, когда мы расстаемся,

Я думаю, а зачем?

Ведь Бог, что над нами,

Или слишком занят другими делами,

И так мало думает обо мне,

Что позволяет тебе уходить.

А когда ты рядом,

То как будто в душе весна.

Каждый раз, когда мы расстаемся,

Радость сменяется грустью.

Каждый раз, когда мы расстаемся,

Я как будто бы умираю.

Мы сидим с тобой на диване, слушаем музыку и пьем вино. Дождь заканчивается. Тучи уходят на восток. Стены соседних домов уже освещены солнцем. Его косыми лучами. Скоро станет светлее. Теплее и, быть может, лучше, чем в прошлый раз. Давай, я поставлю что-нибудь «теплое». А что может быть теплее, чем музыка Антонио Карлоса Хобима. Давай перенесемся в далекую Бразилию, В Рио-де-Жанейро. Вот звучит прекрасный голос Астрад Джильберто. Она поет о нас, о тишине вечера и о тишине звезд. Слушай.

Тихие ночи тихих звезд.

Тихие аккорды моей гитары

Текут в тишине,

Что нас окружает.

Тихие мысли, тихие сны.

Тихие прогулки по тихой реке

И окно с видом на Корковадо.

Как прекрасно…

Знаешь, мы не могли не встретиться. Если бы мы не встретились, я бы пошел тебя искать. Я бы искал тебя на всех дорогах, на пляжах Ипанеы и Капакабаны. На старых улочках Минска, на Немиге и Свислочи. Шел бы сквозь вековую тайгу. Преодолевал бы высокие горы. Искал бы тебя в Московском метро. Слушал бы голоса уличной толпы, надеясь уловить нотки твоего голоса. Смотрел бы в окна машин и поездов, надеясь увидеть твое лицо. Встретиться с тобой взглядом. Узнать, найти тебя. Я бы взлетел высоко в небо вместе с птицами. Им сверху все видно, и я увижу тебя. Журавлиным клином устремился бы навстречу весне. Ведь с весной придешь ты. Проснешься с первой листвой. Сиренью миллионноцветной расцветешь. Белыми лепестками яблоневых садов на землю упадешь. Скроешь под ними мою боль и тоску. И где бы ты ни была, я найду тебя. Не может так быть, чтобы не нашел.

Но ты есть у меня. Ты рядом. Мы сидим на диване и пьем вино. И слушаем джаз. Я меняю пластинку и протягиваю тебе руку, приглашая тебя танцевать. Снова аккорды, тихо звучит саксофон.

Как хорошо бывает,

Когда тебя кто-то любит.

И хорошо, что этот кто-то - ты

Любовь - это чувство, которое

Выше, чем самое высокое дерево.

Глубже, чем самое глубокое небо.

И она повсюду с тобой.

В хорошие времена и в плохие.

И даже в безвременье она тоже с тобой.

И пусть будет то, что будет.

Кто знает, куда заведут нас пути?

Только безумец может

Дать ответ на этот вопрос.

Дай мне возможность,

И я всегда буду любить тебя.

Уже вечер. Солнце скоро сядет. За горизонт. Вот уж загорается закат. Наш город зажигает огни. И любовь зажигает огни. В наших сердцах. И в твоих глазах. Внизу по улице потоком идут друг за дружкой машины. Свет белый, свет красный. Вниз и вверх по реке. Навстречу судьбе и прочь от беды. Куда-то вперед. А, может, по кругу. Обгоняя печаль, оставляя позади одиночество и страх. А может, и смерть. Я вновь подхожу к проигрывателю и ставлю новую песню. Это - песня с красивым названием «В темноте».

В темноте только ты да я.

Ни звука, и ничего не видно.

Раздается лишь только биение

Моего бедного сердца.

И мне немного страшно,

Когда ты касаешься

Кончиками пальцев моих губ.

Но скоро окончится танец,

И мне вновь будет не хватать

Твоих рук, я буду скучать.

И как же мне хорошо

Целовать тебя в темноте.

Я тебя обнимаю. А твои руки обвили мне шею. Нежно гладят по волосам. Я выключил свет. Остались лишь свечи. Они тихо горят в тишине. За окном ночь рассыпала по небу звезды. А мы слушаем джаз. Наш любимый старенький джаз. И говорим о любви.


В рассказе прозвучали следующие композиции:

Nat King Cole - These Foolish Things
Aretha Franklin - What A Difference A Day Makes
Charlie Haden, Jeri Southern - Every Time We Say Goodbye
Stan Getz - Corcovado
James Brown & Dee Felice Trio - All The Way
Damita Jo - In The Dark

Задача – работать, каждый день!

Цель – стать лучше тебя!

Принцип – не мелочиться, и добиваться!

секунда жизни, делает мою судьбу!

Каждый час, не проходит зря,

Время дороже, пустых слов и мечтании

Работа в поте лица,

делает меня выносливее!!!

Каждая ошибка - это мой опыт,

Каждое разочарование – это моя наивность к людям.

Это я, тот самый парень,

Живу на зависть,

живу так, как я хочу!

Живу и радуюсь!

Пусть живу и скромно,

На жизнь не жалуюсь,

Пусть больно, от каждого падения

Но я здесь, я живу!!!

Время, постигать не достижимых Знании

Не знаешь, как?

Спроси, я отвечу –

Не спать, не гулять...

Учение без сонных ночей,

И потных тренировок,

Не достичь тех высот,

Давай со мной,

Делай как я!!!

Don't wait
Don't wait for a smile, to be nice
Don't wait to be loved, to love
Don't wait to be lonely, to recognise the value of a friend
Don't wait for the best job, to begin to work
Don't wait to have a lot, to share a bit
Don't wait for the fall to remember the aduse
Don't wait for pain to believe in prayer
Don't wait to have time, to be able to serve
Don't wait for anybody else pain, to ask for apology
Don't wait for the separation, to make it up
Don' wait because you don't know how long will it takes
Rocks, Pebbles and Sand

Посмотрел в хорошем качестве =)
весело)

http://www.ex.ua/

На 20 минуте выключил. Мрак.

Надоело защищаться. Удар, ещё один. Измождённое пытками тело падает на пол. Пытаюсь тихо отползти в сторону, но чьи-то цепкие пальцы хватают за щиколотку и тащат назад. Ноги свело судорогой, и нет сил подняться. Чувствую, как толкают в спину. Нет, лучше убейте… Растрескавшиеся губы растягиваются в горькой усмешке: вряд ли мне позволят так легко отделаться. Встаю на четвереньки. Дрожащими руками отталкиваюсь от пола и поднимаюсь на колени… Резкий удар в грудь, разрывающий лёгкие. Натыкаюсь на стену и невольно сплёвываю кровь, наполнившую горло. Волосы лезут в глаза, почерневшие от слёз…

Тишина. Ничего не слышу. Только гул в голове, разбитой и опухшей от воспалившихся ран. В нерешительности сажусь на пол. Никого. Рискнуть? С трудом, опираясь на злополучную стену и пытаясь не потерять сознания, встаю на непослушные ноги. Вздох… Нет ответа. Ещё один, глубокий до хрипоты. Пытка кончилась? Благодаря за передышку, делаю пару неверных движений, то ли шагов, то ли судорог. Уже ползком добираюсь до ступенек. Молча, лишь изредка постанывая от боли в растянутых сухожилиях и вывихнутых суставах, поднимаюсь наверх, оставляя за собой кровавый след. Не оборачиваясь, чувствую, как он, бледнея, медленно обращается в пепел, дабы быть разнесённым ветром памяти по лабиринтам путей. Как и всегда.

Тяжело дыша, переваливаюсь на спину, пытаясь почувствовать онемевшие колени и локти, на которых я карабкался по последним ступеням в следующий зал. Краем глаза заметил тени, скользящие по колонам. Уже? Перерывы на отдых становятся в ё короче. Всё, устал. Проваливаясь в пустоту, понимаю, что мои палачи будут терпеливо ждать, пока я очнусь. Но пока можно отдохнуть. До рассвета…

Каждый обитатель квартиры, в которой жил и я, знал, насколько Уродливый был уродлив. Местный Кот. Уродливый любил три вещи в этом мире: борьба, поедание отбросов и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс проживание без крыши оставила на теле Уродливого неизгладимые следы. Для начала, он имел только один глаз, а на месте другого зияло отверстие. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот все время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал. Остался только маленький огрызок, который постоянно дергался.. Если бы не множество болячек и желтых струпьев, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать темно-серым полосатым котом. У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: до чего же УРОДЛИВЫЙ кот. Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него камни. Поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти. Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга - он покорно мок, пока мучителям не надоедала эта забава. Если в него бросали вещи - он терся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он бежал к ним и терся головой о руки и громко мяукал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь все-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок рубашки или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться.
Однажды Уродливый попытался подружиться с соседскими собаками. В ответ на это он был ужасно искусан. Из своего окна я услышал его крики и тут же бросился на помощь. Когда я добежал до него, Уродливый был почти что мертв. Он лежал, свернувшись в клубок. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Грустная жизнь подходила к концу. След от слезы пересекал его лоб. Пока я нес его домой, он хрипел и задыхался. Я нес его домой и больше всего боялся повредить ему еще больше. А он тем временем пытался сосать мое ухо. Я прижал его к себе. Он коснулся головой ладони моей руки, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я услышал мурлыкание. Даже испытывая такую страшную боль, кот просил об одном - о капельке привязанности! Возможно, о капельке сострадания. И в тот момент я думал, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого я встречал в жизни. Самым любящим и самым красивым. Никогда он даже не попробует укусить или оцарапать меня, или просто покинуть. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль. Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успел добраться до дома, и я долго сидел, держа его на коленях. Впоследствии я много размышлял о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и беспредельная любовь. Так оно и было на самом деле. Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарен. У него было искалечено тело, а у меня была травмирована душа. Настало и для меня время учиться любить верно и глубоко. Большинство хочет быть богаче, успешнее, быть любимыми и красивыми. А я буду всегда стремиться к одному - быть Уродливым...

На дворе задождило. Зима, однако.
Белки попрятались, поджали мокрые крысиные хвосты в опушке. На полянке перед домом копошатся мелкие серые птички.
Птичек много, копошатся резво, отчего полянка шевелится, как живая.

В доме пахнет мандаринами, на столе баночка икры и шпрот.
2010 год собирается уходить. Пакует чемоданы.
- Не забудь всякую херню, - подсказываю я, и слежу зорко за тем, что он пихает в полосатые рыночные сумки.
- Сам знаю, где херня, а где сокровища, - огрызается старый плешивый год.
- Болезни не забудь, самое главное, - не обращаю я внимание на легкое хамство.
- Болезнь – сиречь борьба иммунитета, - не без основания замечает старик.
- Сомнения забери, - не унимаюсь я. – Сомнения – они вредны для психики.
- Сомнения – есть движение мысли и гимнастика ума, - бубнит он.
- Для гимнастики оставь шарады и кроссворды.
- Это примитивно.
- Забери дурные сны, кошмары.
- Если влезут, видишь, места почти нет.
- А что ты там напихал? – интересуюсь я тревожно, - Не забрал ли чего нужного? Деньги там или шпроты в масле?
И наклоняюсь вперед, пытаясь достать до сумки, чтоб заглянуть, что он там нагреб на вынос.
- Лапы убери! – дергает старик сумку на себя. – Я сам знаю, что забрать, а что оставить.
- Ага, ты знаешь... Такие, блин, знатоки, придут, обдерут дом до нитки и свалят. А потом, как хош, так и живы еще целый год.
- Харе базарить! – старик застегивает молнию на сумке, чешет репу и поправляет штаны.
Потом озабоченно смотрит в сторону клозета и добавляет:
- Сча. Пять секунд.
И скрывается за дверью.
Пока из туалета слышится деловитое журчание, я на цыпочках скачу к полосатым тюкам и шманаю содержимое. Так и есть! Старая козлина поперла умиротворение и покой, беспочвенные надежды и неосознанную легкость бытия.
Хрен тебе, паразит, не на того напал!
В туалете шумит вода, заработал слив.
- Руки не забудь помыть, аккуратист! – кричу я сердито.
- Без сопливых помню! – отвечает старик из-за двери.
Пока он моет холодной водой свои холодные лапы, я успеваю выхватить из сумки маленькую вертлявую удачу за хвост и охапку легкого как вата пофигизма.
Саму же сумку я пинаю к входной двери, и когда дед, потирая руки, выходит из туалета, указываю ему строго на дверь:
- Все, вали.
- А что так неласково? – скалится старый год.
- А я вообще – не ласковый. При твоей работе, поди, и не таких противных встречал, так что не строй из себя оскорбленную невинность. Вали, давай.
- Ладно, бывай! – делает «пока-пока» старик и хихикает. – Жди молодого. Думаешь, он будет лучше? Старый конь, понимаешь, он не попортит...
- Вали уже, не наговаривайся!
Мне надо, чтоб он ушел, чтоб не стал проверять сумку. А то черт его знает, что будет, если обнаружит пропажу. Все-таки, называя вещи своими именами, это воровство.... А что за санкции у них там предусмотрены на этот счет, не известно, может быть гиена огненная навечно.

И он уходит, криво улыбнувшись напоследок.

Я облегченно вздыхаю. Охапка пофигизма прикрыта грязным бельем и спрятана в стиралке. Немного жаль неосознанную легкость бытия.
- Дима, - кричит из комнаты братишка, - а я нашел пластилин!
- Где? Только умоляю, не лепи на ковролине!
Я поднимаюсь наверх.
О, нет!
Из мягкой маленькой вертлявой удачи ребенок слепил три синих кошки. Одну без глаз, вторую без ноги, а третью – сидячую, без хвоста.
Интересно, она в таком виде будет действовать?

Я бежал по «пьяной дороге» в сторону вокзала, в район «опытных» прудов. Нет, я не был напуган там, иль заинтригован. Я просто понял что-то. Не спрашивайте что. Не отвечу, потому что сам не знаю.
По лицу стегали плети вишен, и лай собак сопровождал меня словно 2-я Соната Шопена (третья часть). В темноте мелькали блики Луны, пивных крышек и рябь на воде.
Наконец я остановился и сел на берег пруда прямо в мокрый песок и гниющие ветки. Я прислушался к миру и понял, что он изменился. Изменился как-то кривобоко и с неприятным запахом. Блядь! Не надо так, Господи, останови процесс! Люди не виноваты в том, что тебя нет. Они виноваты лишь в том, что существуют сами, без тебя…

— Эй, ты! Все нормально? — услышал я сиплый спокойный голос.
Я всмотрелся во тьму и увидел возле облезлой ивы какое-то существо, похожее на павиана. Оно неторопливо приблизилось ко мне и шмыгнуло носом.
— Ты пугаешь меня, незнакомец — ответил я, шаря по песку в надежде найти кусок кирпича.
— А ты не бойся. Тебя самого можно испугаться, — ответило существо. — Я тут уж много лет живу, и, честно говоря, насмотрелся и на утопленников, и на изнасилования, и на еще черт знает что.
— А кто ты? — настороженно спросил я.
— Дух этого пруда. Прудовой, так сказать, — ответил он.
— Я понял Я верю в такие вещи…
— Я знаю, потому и появился.
— Время не совсем удачное, — с досадой прошептал я.
— Как раз то время! Если бы не я, ты был бы уже аду, — ответил Прудовой.
— Значит, это правда?
— Да, правда. И рассвета не будет, пока ты не спрячешься в пруду…
— Как, то есть, в пруду?
— Ныряй, блядь, пока они не взяли след! — вдруг заорал дух, вскинув когтистые лапы.
Я не понимая, и не анализируя, вскочил и бросился в воду. За мной кинулся хозяин пруда и волосатыми, мощными руками потянул ко дну. Я сучил ногами и царапал воду, я пытался отыскать воздух, но его не было. В последний момент я вспомнил, что не уплатил за коммунальные услуги, и сознание уплыло, как медуза, куда-то вверх…

Их было две. И они были красивы как советские актрисы. Я бы назвал их русалками, но в книжках пишут, что у русалок должен быть хвост. А тут никаких хвостов не было. Просто одна женщина, облаченная в пушистую шаль, уронила мне на грудь волны фантастических, серебристых волос в которых запутались звезды, а вторая держала меня за руку тонкими восковыми пальцами и смотрела в глаза как ртутная лампа.
— Познакомься, это Азия, а это Европа, — услышал я голос Прудового.
Первая девушка чуть наклонила голову, и электричество пронзило воду. Вторая улыбнулась как весна, и отпустила мою руку.
Я приподнялся на сколько мог, и понял, что нахожусь на дне водоема в окружении битых бутылок, коряг и булькающего ила.
Прудовой сидел на ржавой раме от мотоцикла «Урал» и, улыбаясь, смотрел в мою сторону.
— Ты утопил меня. Зачем? — спросил я без надежды.
— Ты сам себя утопил, — ответил он.
— Ты держал меня за ноги, сволочь! — попытался вскочить я, но тут же увяз в теплом иле.
— Спокойно, Bespyatkin! Ноги — это ерунда. А как тебе мои помощницы?
— Красивые… — улыбнулся я дамам.
Те так же ответили мне приятным оскалом.
— Хочешь остаться с нами? — мелодично спросила Азия, стиснув бирюзовыми коготками мое запястье.
— Здесь очень хорошо, здесь нет вопросов и налоговой инспекции, — вторила ей Европа, играя своими волшебными волосами.
— А как тут с водкой? — спросил я о главном.
— Водки нет, есть свобода и наслаждение, — встрял в разговор Прудовой.
— А разве это не одно и тоже?
— Конечно, одно и то же! Я шучу, но водки все равно нет.
— Ты говорил, что меня ищут. Кто? — вспомнил я.
— Твои вторые и третьи «Я», они продали тебя еще вчера…
— Кому?
— Ты сам знаешь кому.
— А за сколько?
— За два литра, как Никиту Михалкова, — почти зевнул Прудовой.
Я задумался.
Веселенькое дело, мои «Я» продают меня как барана, а я в неведении. Как же так? Ведь в человеке все прекрасно — и мозги, и печень. Так почему какие-то метафизические твари распоряжаются венцом творения как ширпотребом? Стоп! Если дьявол таки приобрел свой договор, то ведь его можно и оспорить. Наверняка в тот момент я был невменяем и находился в контрах с рассудком. Но я не верю в Бога, почему ж тогда я должен верить в Сатану? Нет демона — нет проблем.
— Вы меня разводите, граждане? — выпалил я заветное предположение.
О, как они смеялись! Европа зажигала вокруг нереальные огоньки, от которых шарахались уродливые ротаны. Азия, скрестив руки на пышной груди, откинулась, словно в оргазме, на листья какого-то водяного фикуса. Прудовой ухал как птица филин. Водная толщь сама по себе смеялась, вибрируя потоками.
— И чего тут смешного? — возмутился я.
— Уф, уморил, Bespyatkin, просто до коликов! — кудахтал дух пруда.
В конце концов, вся компания успокоилась, и лица их стали серьезными как Уголовный кодекс.
— Послушай сюда, глупый человек, — наклонился вперед Прудовой. — Вот эти две нимфы — те самые проститутки, которых в прошлом году здесь на пруду «грохнули» хачи. Слыхал, небось?
Европа и Азия опустили головы и мне привиделись слезы. Я, конечно же, помнил эту нашумевшую историю.
— Я уговорил их остаться тут, и они счастливы. Они независимы от людей, и делают все, что пожелают. Ты прав — Бога нет, Дьявола тоже. Так что и тут им боятся нечего. Свобода! А «слили» тебя обычным ментам, — резко прервался «павиан».
— Ментам? За каким таким хуем я им понадобился?! — изумился я, словно открыл новый элемент.
— Помнишь «макарова», который тебе Филя подогнал из Чечни? — спросил Прудовой.
— Ну, помню… Так я его цыганам сдал, за «десятку», — ответил я.
— Всплыл тот ствол, как утопленник, нехорошо всплыл…
— Где?
— В общаге твоих знакомых танцоров, вспоминаешь?
— Ну, да! Так то Пашка участковый стрелял… Он ебнулся, видно, от «бутиратов»! — воскликнул я в ужасе.
— Нет, Bespyatkin, не ебнулся он, а заказ выполнил от департамента культуры. Тебя же, личность известную в алкогольном разрезе, подали на блюдечке. На почве неприязненных отношений в сфере шахмат и все такое. Есть свидетели — певица Анюта и вахтерша. Понятно? — водяной отпрянул в сторону и завис в толще мутной воды.
— Дурь какая-то… — фыркнул я.
— Верь ему, — сказала Европа.
— Верь ему, — повторила Азия.
Я вскочил в волнении, как твердый шанкр. В моей голове прокручивалось кино, которое не имело ни идеи, ни сюжета, ни конца, ни начала. И все же я не верил. Ни в логику, ни в предположения, ни в русалок, ни в свою виновность. Ведь меня там не было, когда Пашка убивал пьяных артистов. Я был за окном, вне реальности. Ну, вы ж помните, граждане, а?
— Отпусти меня Прудовой, я должен быть там! — крикнул я духу.
— Это твое последнее, слово? Жалеть не будешь? Жить спокойно не хочешь? — словно анкетировал меня Прудовой.
Милые проститутки с надеждой смотрели на меня, пытаясь взглядами изменить мои мысли.
Но я был зол и тупо упрям. Я хотел чего-то выяснить, доказать или просто увидеть чьи-то живые лица. Потому и ответил, словно герой какого-то романа: «Нет!»
— Хуй с тобой, возвращайся в свою дурацкую жизнь и сам выпутывайся из дерьма! — с досадой рявкнул Прудовой и всадил мне в грудь какой-то кинжал с ржавой рукояткой.
Боль, молния и поток зловонной воды окружили меня, словно стекловата. Потом качнулась среда, и я почувствовал, как ползу по грязному песку в сторону покосившегося «грибка» с опрокинутой урной. Луна светила волшебным фонарем, и окрестности «опытного» пруда проявлялись как на просроченной фотобумаге. Начинало светать. Я поднялся и побрел к мосткам, спотыкаясь и сплевывая гнилую воду.
Неожиданно из кустов жимолости ко мне кинулись три форменных тени. Я не успел даже дернутся. Они навалились на меня, звеня наручниками. Потом поясницу пронзила страшная, тупая боль резиновой дубинки.
— Попался, мразь! Тащи его в «бобик», — прозвучало в ночи чье-то заклинание.
И меня поволокли, как разделанную тушу, в сторону одинокого фонаря к милицейской колеснице.
— Это глупо, просто… — пытался сказать я.
Но сокрушительный удар в затылок погасил слабую свечку в моем сознании. Я упал в яму безразличия и мертвой пустоты.

-Ой, смотри – ящерка! Только что вылупилась. Видишь скорлупу?
-Ага! Прикольная какая!
-Слушай, а давай ее поймаем? Говорят, на этих островах суп из ящерицы самый большой деликатес.
Они кинулись вдоль дикого пляжа за ящеркой, увязая по щиколотку в золотистом песке и хохоча во
все горло. Девушка отставала, а парень почти настигал ящерку. Та сделала немыслимый поворот и в
последнем рывке забралась на одиноко стоящий обломок скалы.
Парень обошел обломок вокруг.
-Не забраться – сказал он расстроенным голосом. – Тут метра два с половиной.
-Надо сбить ее палкой или камнем. А потом ты ее накроешь футболкой и все дела.
Парень стянул с себя футболку и стал завязывать рукава узлами. Девушка приволокла выброшенный
океаном на берег обломок дерева.
Ящерка внимательно наблюдала за их действиями сверху, а потом вдруг открыла рот и пронзительно
закричала. В голосе слышалось совсем человеческое отчаяние и страх.
-Надо же, как орет! – удивился парень…
Какой-то хлопающий звук послышался сзади, перекрывая шум прибоя. Взметнулся песок. Тень накрыла
всех троих и еще половину пляжа – будто облако набежало на июльское солнце.
Двое одновременно обернулись на звук. Огромный дракон нависал над ними. Перепончатые крылья еще
не полностью сложились за спиной и сквозь их серую кожу просвечивали кровеносные сосуды. Костяной
гребень на загривке топорщился, пасть была полуоткрыта - виднелись зубы и раздвоенный на конце
язык.
-Мама..- полушепотом сказал парень. Девушка молчала, не в силах не двинуться, не убежать, не
вымолвить хоть слово.
-Упс, да? – неожиданно сказал дракон хриплым, низким голосом.
-Аааааа – тихонечко завела девушка на одной ноте.
- Охотимся помаленьку, да? – сказал дракон и по-собачьи чуть повернул голову набок.
- Ммы гу-гугуля…- парень начал заикаться. – М-мы…
-Вижу. Гули вы, ага. Гульки. Голуби. Голубки. Тока хищные, да?
- М-мы – парень окончательно зациклился на первом слове.
Дракон потерял к ним интерес и повернул голову к обломку скалы.
- Иди к папе, доча.
Ящерка проворно соскочила на песок и подбежала к огромной ноге, покрытой зеленовато-серой
чешуей. На спине у нее неожиданно расправились маленькие кожистые крылышки. Задрожали и снова
сложились.
-Папа. – тоненьким голоском сказала ящерка, впервые в жизни пробуя голосовые связки. – Папочка.
Потом повернулась к замершей паре, поглядела на них блестящими глазенками и спросила дракона:
-Папа, а ты их убьешь?
-Нет, доча. Мы не обижаем маленьких. Мы ведь не люди….

- Куда наносить духи?
- А куда ты хочешь, чтобы тебя целовали?

Бывает такой момент, когда допроизведения искусства не стоит больше дотрагиваться - этокогда нельзя сделать ещё хуже.

Быть все времяинновационным невозможно. Я хочу создавать классику!

- Вдвадцать лет у вас лицо, которое дала вам природа;
- Втридцать лет у вас лицо, которое вылепила вам жизнь;
- А впятьдесят у вас лицо, которого вы заслуживаете.

Ваше лицов двадцать лет дано вам природой; каким оно будет впятьдесят, зависит от вас.

Все в наших руках, поэтому ихнельзя опускать.

Говорят, что женщины одеваются радиженщин, что их вздохновляет дух соперничества. Это правда.Но если бы на свете больше не осталось мужчин, они пересталибы одеваться.

Днем будьте гусеницей, а вечером - бабочкой.Нет ничего удобнее, чем облик гусеницы, и ничей облик неподходит для любви больше, чем облик бабочки. Женщине нужныплатья ползучие и платья летающие. Бабочка не ходит нарынок, а гусеница не ездит на бал.

Драгоценности - этоцелая наука! Красота - это грозное оружие! Скромность - этоверх элегантности!

Если вас поразила красотой какая-нибудьженщина, но вы не можете вспомнить, во что она была одета, -значит, она была одета идеально.


Если вы родились безкрыльев, не старайтесь помешать им вырасти.

Если женщинаизменяет, не надо искать тут разумных причин: все дело не вразуме, а в чувствах.

Есть время работать, и есть времялюбить. Никакого другого времени не остается.

Есть люди укоторых есть деньги, и есть богатые люди.

Женщины, какправило, гораздо тщательнее выбирают для себя ночнуюрубашку, чем мужа.

Живое не может быть уродливым.

Залюбовь платишь в рассрочку, и большей частью, увы, когдалюбовь уже кончилась.

К безобразию ещё можно привыкнуть, кнеряшеству - никогда!

Каждая женщина имеет тот возраст, какого заслуживает.

Как правильно сказано... Невозможноносить много настоящих драгоценностей, если вокруг неоказывается женщин, увешанных поддельными.

Красивое платьеможет красиво выглядеть на вешалке, но это ничего не значит.О платье надо судить, когда оно на женщине, когда женщинадвигает руками, ногами, изгибает талию.

Красота нужна нам, чтобы нас любили мужчины; а глупость - чтобы мы любилимужчин.

Мне наплевать что вы думаете обо мне. Вот я о васвообще не думаю.

Мода - всегда отражение эпохи, но еслиэто глупая мода, о ней забывают.

Мода, которую можноувидеть только в гостиных, это не мода, а костюмированныйбал.

Моду нальзя называть модой, если ее не носят наулице.

Настоящее великодушие - это когда прощаютнеблагодарность.

Наши дома - это наши тюрьмы; но мыобретем в них свободу, если сумеем украсить их по нашемуусмотрению.

Не знаю, почему женщины требуют всего того, что есть у мужчин. Ведь у женщин, среди прочего, естьмужчины.

Ничто так не старит женщину, как слишком богатыйкостюм.

Однажды я сделала эскизы украшений. Сем увидел ихи сказал: Теперь у нас стали делать имитациюподделки.

Однажды я слышала, как старая портнихаговорила молоденькой швее: Не может быть пуговицы безпетлицы. Эта чудесная и сжатая формула может статьдевизом кутюрье, но также и архитектора, и композитора, иживописца.

Остерегайтесь оригинальности; в женской модеоригинальность может привести к маскараду.

Старость незащищает от любви, но любовь защищает от старости.

УСен-Лорана изумительный вкус. Чем больше он подражает мне, тем лучший вкус он обнаруживает.

Удобство принимаетопределенные формы. Любовь обретает определенные цвета. Юбкасоздана для того, чтобы можно было класть ногу на ногу, апройма - для того, чтобы можно было скрестить руки на груди.

Элегантная женщина должна ходить на рынок, чтобы над нейне смеялись домохозяйки. Те, кто в подобных случаях смеется, всегда правы

Я люблю, когда мода выходит на улицу, но не допускаю, чтобы она приходила оттуда.

Коко Шанель(с)

Мы все привыкли к Осени, как привыкают к чему-то обыденному. Она приходит каждый год после Лета и незаметно исчезает, растворяясь в Зиме. За суетой жизни мы перестаем обращать на нее внимание: осень и есть осень.

Но ведь она – ЖИВАЯ! Как заботливая мать, она ухаживает за своими детьми. Кого-то ободрит, кого-то поощрит, а кого-то и отшлепает, отругает. И она разная. С мокрым снегом, с золотым листопадом, с ярким солнцем, пронизывающим ветром и шумным дождем. Нельзя сказать, плоха она или хороша. Она такая, какая есть. И она любит нас, пусть по-своему, но любит.

Мне очень хотелось взглянуть на нее другими глазами, поговорить с ней. И вот что однажды она рассказала:

– Родилась я очень давно, уже точно и не помню, когда. Нет, дело вовсе не в том, что я скрываю свой возраст. Хотя, – тут она кокетливо улыбнулась, бросив в меня целый ворох желтых, с красными прожилками, узорчатых листьев, подхваченных налетевшим ветерком и закружившихся в медленном танце, – как у любой женщины, и у меня есть свои тайны. Родителей я не помню, а воспитывалась старшей сестрой. Да вы ее знаете! Ее многие ждут и любят, несмотря на ее суровость и обжигающее ледяное дыхание. О ней даже написано много сказок. Снежной Королевой назвал ее кто-то из ваших писателей. А кроме старшей, у меня есть еще две сестры, средняя – красавица Лето, и младшая – вечно юная Весна. Весна совсем еще девочка, но и у нее уж завелось множество поклонников… Но не будем о них, – она печально вздохнула, обдав меня мелким холодным дождиком. – Ах, как бы мне хотелось, чтобы и меня все любили… – Она мечтательно прикрыла глаза. На какой-то миг небо прояснилось и выглянуло яркое солнце. – Быть королевой Земли! Ну, пусть не всей, хотя бы половины... А пока такой чести удостоились лишь Лето и Зима. Они – полновластные хозяйки своих владений, а нам с Весной остается только ждать своего часа. Но когда-нибудь придет и мое время!

Осень грозно сдвинула брови на своем прекрасном лице. С неба тут же хлынул сильный ливень, и я постарался быстрей укрыться под ближайшим деревом. Ее Величество заметила мое бегство, и, как бы извиняясь за мимолетную вспышку гнева, сказала:

– Ну вот, вы, наверное, решили, что я злая и завистливая. Поверьте, это не так! Я люблю жизнь, радуюсь каждому ее проявлению. И никто, кроме меня, не знает, сколько мне приходится вкладывать труда, чтобы подготовить всех и все к периоду зимнего покоя. Надо же проверить, все ли запасы сделаны. У всех ли есть теплый дом, и надежно ли он укрыт от постороннего глаза? Я всех тороплю, даже лентяям приходится пошевеливаться. Ведь когда придет моя старшая сестра – времени на это уже не будет…

Она снова улыбнулась, и я вдруг увидел, что она совсем не злая, не холодная. Она – просто разная! Где-то теплая и ласковая, где-то требовательная и суровая, а где-то – веселая и стремительная.