Картины Шагала почти всегда можно безошибочно узнать, не глядя на подпись, очень уж они своеобычны. Должно быть, и человек был необыкновенный, думала я, и поэтому с интересом прочла его автобиографическую книгу.

Надо сказать, что после прочтения я узнала о Шагале меньше, чем хотела, и одновременно больше, чем хотела. Как так? Очень хотелось узнать, как он придумывал и рисовал свои картины, откуда, из каких краев пришли животные с человечьими глазами и женщины с лицами почти ангельскими? Почему такие цвета, куда летят влюбленные, что играет скрипач, сидящий на крыше? Ответ Шагала обескураживает простотой: я это видел. Что видел, то нарисовал, и нарисовал так, как видел. А мне, простому читателю, с моим обычнейшим зрением, остается пребывать в растерянности.

Проникновенно Шагал пишет о маме, это очень подкупает. Хотелось бы побольше узнать и про Бэллу, которая была художнику и музой, и подругой, и женой, и советчиком. Женщина с сильным характером, смогла пойти против своей зажиточной семьи и связать жизнь с молодым художником, бедным и пока не знаменитым, а выйдет ли еще из него толк? Интересно же, какой она была, что ей нравилось, от чего печалилась, о чем мечтала. В книге о ней не так много. Зато Бэлла живет на картинах своего мужа, теперь известного на весь мир.

Этот роман не роман, а папка с набросками, каждый абзац - беглый рисунок. Много в книге мимолетных впечатлений, мелочей, служащих штрихами к автопортрету. Но, на мой взгляд, кое-что вовсе не обязательно было сообщать читателю. Память цепляется за что-то нелепое, торчащее, как заусенцы, иногда в ущерб чему-то более значительному и важному. Зачем мне знать, красил ли художник глаза и губы? Из-за такой ерунды возникает соблазн обвинить автора в легковесности, хвастовстве или эгоцентризме ("он - не Шагал" о другом человеке, и этим все сказано); тогда как очень и очень не хочется плохо думать про хорошего художника.  Тем более, что этот художник, взрослый как будто человек, порой производит впечатление ребенка своей наивностью и непосредственностью, и от этого вдруг рождается сочувствие и острая жалость: в городе еврейский погром, а он бредет себе по улице, грянула революция, а он: паспортисты приставать не будут, хорошо! Но судьба хранит Шагала, сквозь войны, революции, эмиграцию, нищету и холод пройдет он с ясным взглядом, и станет знаменитым, и проживет почти сто лет - так-то!

Очень хороши в книжке рисунки, мне кажется, они говорят больше, чем слова. Все-таки, хоть книга и вышла любопытная, но Шагал не писатель, а художник.