Фото: Д. Шерстенников/из личного архива Л. Хмельницкой
Мне кажется, чувство к Вертинской осталось с ним на всю жизнь. Даша была уже взрослой, когда я спросила Борю: «Признайся, ты по-прежнему любишь Марианну?» Он улыбнулся: «Да нет». Однако по его тону поняла, что это не так…
Борю отпевали в храме подворья Троице-Сергиевой лавры. Во время панихиды кто-то взял меня за руку. Повернула голову: отец Алексей (Кузнецов) из церкви на Таганке. Приехал проститься, хотя виделся с Борей всего один раз — десять лет назад...
Никогда не забуду, как тогда в час ночи раздался телефонный звонок: — Луиза, это отец Алексей.
Простите, что тревожу в столь позднее время, но других вариантов у меня нет. У машины заглох двигатель, а я с маленьким ребенком. Сказать точно, где нахожусь, не могу — предполагаю, до Москвы километров семьдесят — восемьдесят.
— Я вас найти не смогу, но сейчас позвоню Бобику. На каком вы шоссе?
Набрала Боре, он даже не дал договорить: «Лузочка, не волнуйся — все понял. Уже выезжаю!»
Отыскав машину отца Алексея на темной дороге, он на буксире доставил батюшку с малышом до подъезда. Из сотен прихожан отец Алексей выбрал нас, уверенный, что мы поможем. Помогать, защищать, постоянно делать что-то для других было у брата в крови.
Тем больнее вспоминать наш разговор, случившийся за год до его ухода.
Обнаружив в одном из журналов тест, ответила на вопросы и за себя, и за Борю. Сделать это было нетрудно: нам всегда нравились одни и те же музыка, живопись, книги, еда. Знакомые поражались: «Даже у близнецов такого единодушия не бывает!»
Когда Боря, как обычно, приехал вечером, протянула ему журнал:
— Посмотри: я правильно ответила?
— «Три деятеля русской культуры, которые сформировали вас как личность... Есенин, Рахманинов, Высоцкий», — прочел Боря и поднял на меня изумленные глаза: — Ты что, читала интервью, которое я дал неделю назад?
Фото: из личного архива Л. Хмельницкой
Оно уже опубликовано?
— Даже не видела его.
— Но я назвал именно эти фамилии! Да... Верно... Так и есть... — читая дальше, Боря кивал головой. Но неожиданно помрачнел: — Все правильно, кроме одного...
Заглянув через его плечо, увидела, что Боря зачеркивает мое «Да» рядом с вопросом «Верите ли вы в дружбу?» и крупно пишет: «Дружбы нет».
— Как?!
— Если бы ты знала, какие удары я получаю чуть ли не каждый день. Дружбы в мире нет. Есть только любовь.
Стало больно за брата до слез, и у Бори увлажнились глаза. Мы с ним и плакали всегда об одном и том же.
...Когда Бобик родился, мне было чуть больше двух лет, но я на удивление четко помню, как с каким-то чужим дяденькой-шофером на грузовой машине забирала брата и маму из роддома. Наш папа Алексей лежал в больнице с брюшным тифом, поэтому навещать ее было некому. Только однажды пришла Леля, соседка по коммунальной квартире. И мама запомнила это на всю жизнь. Когда в 1945 году папа привез из Манчжурии в числе других трофеев шикарную шубу, Зина Хмельницкая разыскала Лелю в Уссурийске (тогда Ворошилов), хотя наша семья в то время уже жила в Спасске, и подарила ей шубу в знак благодарности. На подарок — произведение искусства — ходил смотреть весь город.
Спустя несколько лет мы с братом одни (родители уходили на работу очень рано) каждое утро отправлялись в детский сад, который находился по другую сторону железной дороги.
Крепко держа Бобика за руку, я следила, чтобы он не споткнулся, перешагивая через рельсы.
Мы все делали вместе: играли в футбол, бегали босиком на речку купаться, прыгали со скалы. И секретов друг от друга не держали. Мне единственной семилетний Бобик поведал о своей первой любви — к соседке Свете Свистуновой.
Заикание появилось у Бори в четыре года. Папа тогда служил начальником гарнизонного Дома офицеров в Спасске.
Фото: из личного архива Л. Хмельницкой
Однажды он привез петуха. Было поздно, и мы уже спали. Ночью братик проснулся и, не включая света, вошел на кухню. Сидевший на буфете петух истошно закукарекал и спикировал прямо на него, хлопая крыльями. Ну кто бы не испугался?! Боря побежал к родителям в спальню, но не смог выговорить ни слова. Начались хождения по врачам и знахаркам — ничего не помогало.
Новый 1950 год встречали в поезде — папу с Дальнего Востока перевели служить на Украину, в Житомир. Там родители узнали, что в Киеве работает замечательный логопед Деражне, который лечит заикание с помощью изобретенного им корректофона. Действие аппарата заключалось в том, что на пациента надевали наушники, в которые подавались различные шумы, и, не слыша себя, он начинал говорить легко и свободно.
На консультации профессор объявил, что берется работать с Борей, однако лечение будет длительным — на протяжении нескольких месяцев. Представляю, что чувствовала мама, принимая решение оставить десятилетнего Борю в Киеве! Но другого выхода просто не было.
Записав его в третий класс расположенной неподалеку от клиники школы, мама отправилась искать комнату. К счастью, хозяйкой одной из них оказалась милая добрая женщина, которая согласилась присматривать за Борей: стирать одежду, готовить. Со всем остальным брат справлялся самостоятельно: встав утром по будильнику, одевался, завтракал, собирал сумку — и отправлялся в школу. После занятий шел в клинику Деражне, потом домой — обедать и учить уроки.
Наверняка он очень тосковал по мне и родителям, но ни разу не пожаловался, не попросил забрать назад.
Однажды, отвечая на вопрос учительницы, Боря стал сильно заикаться, а сидевший за ним мальчишка принялся передразнивать. Брат не выдержал и запустил в него чернильницей-непроливайкой. Учительница выставила Борю за дверь и послала записку доктору Деражне, сообщая о плохом поведении Хмельницкого. Однако профессор решил иначе. «Боря, ты совершенно прав — никогда не давай в обиду ни себя, ни других», — сказал он и написал ответное письмо. Прочтя его, учительница согласилась: — Ты действительно поступил правильно, защитив себя, но это нужно было сделать на перемене.
— Но у м-м-меня т-т-тогда п-п-пропала бы вся з-злость!
— произнес Боря.
Метод профессора дал результаты — к концу учебного года брат стал заикаться гораздо меньше. Главными камнями преткновения оставались согласные «к» и «т» в начале слов.
После восьмого класса родителями было принято решение, что Боря будет поступать в музыкальное училище. Вообще-то наша с братом судьба была предопределена. Мама — талантливая русская женщина — рассказывала, что нося под сердцем детей, всегда пела, уверенная в том, что они чувствуют мелодию и когда-нибудь встретившись с ней, с удивлением подумают: «Где-то я такое уже слышал!»
Фото: из личного архива Л. Хмельницкой
Как она была права!
Думаю, что мы родились уже немного музыкально образованными. Я в десять месяцев, стоя в деревянной кроватке, пела «Три танкиста». Музыка жила в каждой нашей клеточке и определила судьбу: мы стали музыкантами. Я окончила консерваторию как пианистка, а Боря — музыкальное училище как дирижер оркестра народных инструментов и баянист.
Каждый раз, когда мы переезжали на новое место службы папы, мама утром уходила. Как вы думаете, куда? Шла искать учителя музыки. Она верила, что «выше музыки ничего нет!»
Судьба у мамы была непростая. Ее папа, наш дедушка Иван Илларионович Мичурин служил агентом по распространению машинок «Зингер».
Бабушка Ирина Васильевна занималась домом, семьей, где росли четверо детей. Дед был красив и пользовался успехом у женщин. Бабушка знала о его изменах, очень страдала, отчего у нее началась бессонница. Чтобы вылечиться, она обратилась к сельскому лекарю, который посоветовал выпивать перед едой полрюмочки самогонки. Эту дозу бабушка постепенно увеличивала и в результате спилась. Дети любили ее и, стоя на коленях, умоляли не пить. Однажды заперли в подполе, надеясь, что так мать прочувствует свалившуюся на семью беду. Утром она очнулась и клятвенно пообещала, что больше такого не повторится. Но у нее не получилось... Кончина бабушки была страшной — она замерзла в сугробе.
Нашей маме тогда только семь лет исполнилось, но она очень хорошо все помнила и часто со слезами на глазах рассказывала эту печальную историю. Вскоре судьбу бабушки разделил мамин старший брат Василий — тоже замерз в снегу.
Через несколько лет старшие сестры Анна и Наталья вышли замуж и уехали, а Зина продолжала жить с отцом. Ей было четырнадцать, когда Иван Илларионович скоропостижно скончался. Мама осталась совсем одна. Она рассказывала нам, как хоронила отца, идя со священником за санями с гробом, как чуть не упала в могилу.
Окончив школу колхозной молодежи (ШКМ) и насушив мешок сухарей, мама села в товарный поезд, идущий на Дальний Восток.
Три недели ехала она к старшей сестре в город Ворошилов. Встретилась там с нашим папой, который служил комиссаром ансамбля песни и пляски. Через три года они поженились и прожили в великой любви полвека. Судьба!
Если родителей мамы мы, к великому сожалению, никогда не видели, то родителей папы — дедушку Гришу и бабушку Ульяну — знали. Дед, совершенно неграмотный, даже букв не знал, был очень мудрым. Я часто убеждалась в том, что образование, даже самое «высшее», — не синоним мудрости. Видимо, это дар Божий. Григорий Кириллович был статен, остроумен, профессионально владел мастерством столяра, плотника, каменщика. Помню, как мы с Бобиком часами наблюдали за его работой. Он никогда не пил, не курил, что передалось, к счастью, нашему папе.
Бабушка Ульяна была маленького роста, внешне невзрачная, молчаливая. Все время занятая работой в доме и на огороде, она постоянно — тихо-тихо — напевала грустные мелодии. Может, вспоминала историю их с дедом женитьбы?
Однажды Гриша пришел с сенокоса и увидел, как его мама Епифанья с родней накрывают праздничный стол. Спросил:
— К чему готовимся?
— К свадьбе!
— А кто женится?
— Ты!
— На ком?!
— На Ульяне.
Гриша был потрясен. Он убежал в поле, лег в стог и три дня плакал. Но противиться воле отца не мог.
Бабушка родила двенадцать сыновей. Муж заявил: «Пока не родишь дочек — будешь рожать». Так на свет появились Тася и Аня.
Однажды, когда наш папа был уже полковником, они с мамой приехали во Владивосток. И тетя Аня сказала:
— Хорошо тебе, Зина, с таким-то мужем!
Папа сестру оборвал:
— Желаю вам с Тасей выйти замуж за солдат и сделать из них полковников!
Что такое воспитание?
По-моему, это то, что дети видят и слышат в своей семье. Родители никогда не говорили нам даже таких безобидных слов, как «врешь», «ревешь», «дура», «дурак», мы ни разу не были свидетелями разговора на повышенных тонах и не представляли, что бывает иначе. Я хорошо помню, как однажды в Спасске папа вернулся с работы с известием, что его вызвал командующий и предложил поехать на учебу в Ленинградскую военную академию. Отец отказался, сославшись на семью, которую нельзя бросить. Мама настояла, чтобы он немедленно вернулся к командующему с другим ответом. Убедила, что справится. Помню, как родители сидели ночами за столом, читали-читали, писали-писали (у папы даже отнималась рука от непривычной работы), но возвращаясь каждый раз из Ленинграда после сдачи сессии, он показывал оценки — там были только пятерки!
Это все — наша мама.
Раньше военным каждый год давали бесплатные путевки в санатории. Однажды, это было уже во Львове, где папа служил начальником окружного Дома офицеров, ему предложили поехать в Сочи. Мама неважно себя чувствовала и попросила: «Леня, можно я не поеду?» Думаю, любой мужчина обрадовался бы, но папа разорвал путевки. Ему без жены было неинтересно.
Когда в Доме офицеров выступали артисты, папа после каждого концерта приводил маму за кулисы знакомиться с ними.
В 1944 году в Спасск приехал Вольф Григорьевич Мессинг. Мы с Борей тоже смотрели его выступление — детям было запрещено посещать вечерние представления, но контролеры пропускали нас тайком на балкон. Наутро играем с братом на крыльце и видим на тропинке Вольфа Григорьевича. Я забегаю в домик:
— Мама, Мессинг идет!
— Скажи, что меня нет дома.
Выхожу на крылечко, около которого уже стоит он:
— Лузочка, Боренька, здравствуйте!
Откуда узнал наши имена, если видел впервые?
— Простите, но мамы нет дома!
Мессинг улыбается:
— Лузочка, ты, наверное, не заметила, но мама лежит в дальней комнате на софе, на подушечке, вышитой крестиком.
Я очень смутилась и, посторонившись, пропустила Мессинга в дом. Почему мама попросила меня сказать неправду, могу только догадываться. Вероятно, при знакомстве за кулисами она почувствовала, что понравилась ему.
Назавтра Вольф Григорьевич опять пришел к нам, и мы гуляли по парку, где цвела сирень. Мессинг сказал: «Вот на следующий год, когда сирень начнет цвести, закончится война». Да, он это сказал!
Впоследствии Мессинг не раз бывал у нас в гостях — в Житомире, во ЛьвовеМы всегда лепили его любимые пельмени, мама варила борщ. Прошло больше семидесяти лет, но я хорошо помню, с какой нежностью Мессинг смотрел на нас. Однажды сказал:
— Счастье, что вы у меня есть. Я ведь больше ни с кем не поддерживаю отношений.
Меня это удивило:
— Почему?
— Я, Лузочка, вижу, что люди думают.
Летом 1961 года, когда брат оканчивал музыкальное училище, во Львов на каникулы приехал его школьный приятель Валера Сомов.
— Ты где сейчас? — спросил Боря.
— В Москве. Во ВГИКе.
— П-п-переведи, — отчего-то сильно разволновавшись, попросил Бобик.
— Всероссийский государственный институт кинематографии. Учусь на актера, — «расшифровал» Валера.
Я присутствовала при этой встрече и видела, как загорелись глаза брата. Когда, распрощавшись с Валерой, шли домой, Боря сказал: «Я тоже хочу быть актером».
Бобик хочет стать артистом — значит, нужно ехать в Москву! Деньги на поездку у меня были: я давала уроки музыки, кроме того в консерватории получала повышенную стипендию. Во ВГИКе, где в приемной комиссии был Сергей Бондарчук, Бориса срезали на первом же туре — волнуясь, он сильно заикался на пресловутых «к» и «т» в начале слов.
Неудача брата очень расстроила, но я была рядом: «Ничего страшного. Будем готовиться — и в следующем году ты обязательно поступишь!»
Вернувшись во Львов, села перечитывать классику — выискивала отрывки, в которых отсутствовали трудные для Бобика слова. Через год решили подавать документы в училище имени Щукина. Накануне первого тура, когда не знали, куда себя деть от волнения, вдруг вспомнили о маминой просьбе — навестить Мессинга, который жил в генеральском доме в районе «Сокола». Звоним в дверь и слышим откуда-то издалека: «Лузочка, Боря, сейчас открою!» «Значит, Боря, ты решил стать актером, — проведя нас в комнату, сказал Мессинг.
Приложил ладонь Бобика к большой шишке у себя на шее и улыбнулся: — Ведь вы с Лузочкой в детстве считали, что здесь секретное устройство, благодаря которому я все знаю наперед? — И уже серьезным тоном добавил: — Не бойся — Вольф Григорьевич всегда с тобой».
Первый и второй тур Боря выдержал блестяще, но впереди был третий — экзамен по технике речи. Приходим, а нужная аудитория пуста. В коридоре встречаем секретаря приемной комиссии: «Ребята, вы число перепутали — технику речи вчера сдавали». Стоим потерянные. Тут открывается дверь одной из аудиторий, выходит статный седой красавец и обращается к нам: «Чем вы так расстроены, молодые люди?»
Секретарь Ирочка объясняет: перепутали день. «Помню-помню, видел его на первых турах — классный парень, — седой повернулся к секретарю: — Поставьте ему в ведомости пятерку».
Ошарашенные, выходим из училища молча. У меня в голове вертится: «Это Мессинг помог!»
Оставался последний экзамен — сочинение. Все дело в том, что в одном мы с братом отличались: я от природы человек грамотный, а у Бобика с этим была полная беда.
Пересмотрела кучу газет и нашла огромную статью о Писемском (ну о каком Писемском мы знали в школе?!). Подчеркнула в ней десяток абстрактных абзацев: «Положишь газету рядом с собой.
Наверняка одной из тем будет творчество Пушкина. Напишешь первое предложение: «Александр Сергеевич Пушкин был великим русским поэтом и писателем», а потом — то, что я пометила. Только умоляю: перепиши без ошибок!»
Пока Боря сидел на сочинении, пять часов ходила вокруг училища, повторяя про себя: «Хоть бы не отняли газету!»
Увидев брата на крыльце, подбежала:
— Ну как?
— Сделал как договаривались.
Через два дня приходим к секретарю Ирочке. Она берет Борину тетрадь и читает отзыв: «Сочинение написано очень грамотным литературным языком, но, к сожалению, совершенно не по теме.Тройка».
А нам больше и не надо! Ура, ура! Мы поступили! Тут же помчались на главпочтамт — делиться новостью. Первым позвонили Мессингу. «Знаю, знаю, Боря, тебя приняли, — сказал Вольф Григорьевич. — Поздравляю». А мама в ответ на мое радостное:
— Мы поступили! — начала рыдать:
— Как можно быть артистом с таким недугом?!
Очень скоро папу перевели в столицу — заместителем начальника Центрального дома Советской армии — и дали квартиру. Я, окончив консерваторию, стала солисткой-пианисткой Казахконцерта: в составе его джазового коллектива ездила с гастролями по стране, раз в месяц, а то и чаще бывая в Москве.
А спустя два года, отработав как молодой специалист положенный срок, была принята в Москонцерт. Мы снова были все вместе.
Рассказывая о фиаско при поступлении Бори во ВГИК, я недаром упомянула имя Бондарчука. Эта история имела продолжение, когда брат был уже известным актером. Вот как рассказывал об этом сам Бобик: «На банкете по поводу открытия кинофестиваля в Белграде мы с Сергеем Федоровичем оказались за одним столом. Мое внимание было полностью сосредоточено на Монике Витти, потому не сразу сообразил, о ком пытает соседей Бондарчук:
— Это что за актер? Югослав? Итальянец?
Но когда кто-то ответил:
— Да это же Борис Хмельницкий! — на свое имя, само собой, среагировал.
— Боря! — радостно воскликнул Бондарчук. — Я видел спектакль у Любимова с вашим участием — прекрасно играете. Не обижайтесь, что сегодня вас не узнал.
— Да что вы, Сергей Федорович, какие обиды! Я даже за то на вас сердца не держу, что с первого тура во ВГИКе меня выгнали.
Бондарчук аж с места привстал:
— Не может быть!
А я продолжил:
— Но первый фильм, где снялся, — ваша эпопея «Война и мир».
— И реплика была?
— Конечно.
Бондарчук замахал руками:
— Не может быть!
Я всех актеров помню! Готов поспорить на бутылку виски!»
Они поспорили, и Бондарчук проиграл. Бобик играл адъютанта отца Пьера Безухова, а его единственная реплика звучала так: «Ах, какой свежий был мужчина!»
После поступления в «Щуку» Борино заикание никуда не делось, и многие экзамены ему приходилось сдавать письменно. В конце первого курса студенты предстают перед всем преподавательским составом — играют отрывки из пьес, произносят монологи.
Для Бобика это был экзамен на профпригодность. Собравшись, он выдал длинный монолог без единой запинки. И был так убедителен в образе, что присутствовавший на показе Любимов сказал: «Из него получится прекрасный актер. А в жизни пусть себе заикается сколько хочет».
Уже в Театре на Таганке во время спектакля «Три сестры» на Борю вдруг посреди важной сцены напал ступор. «Заело, и все, — рассказывал мне брат. — Ни слова сказать не могу. Опустили занавес. Готов был умереть от стыда — сорвал спектакль! Подходит Любимов: «Бемби, я вот что подумал: тут нужна немножко другая мизансцена. Ты должен встать чуть подальше, а то партнерам приходится выворачивать шеи.Ну все, иди — сейчас откроют занавес. Ну что ты на меня так смотришь? Да боже мой — Вершинин вполне мог заикаться!»
Открыли занавес — и до конца спектакля Боря ни разу не запнулся. Похожие истории случались, когда брат играл Маяковского и Галилео Галилея, но всякий раз Юрий Петрович находил нужные слова, чтобы вывести Бемби из ступора, подбодрить, заставить поверить в себя. Имя олененка из мультфильма, которым звал Борю весь театр, приклеилось к брату с подачи худрука. Сам Любимов часто повторял: «Он Бемби и есть. Наивный, как ребенок. Всем верит, всех любит».
После заступничества Юрия Петровича на показе никто о Борином заикании до конца учебы — простите за каламбур — даже не заикнулся.
Со второго курса брата чуть не выгнали совсем за другое. Алла Демидова была старше Бори на четыре года — до поступления в Щукинское она успела окончить экономический факультет МГУ. Но ни разница в возрасте, ни то, что у Аллы был муж, не остановило их — случился роман. Делать долго из этого тайну было невозможно, и брата вызвали в комитет комсомола училища.
— Ты что, не знаешь, что Демидова замужем?! — гремел секретарь. — Или даешь слово, что прерываешь всякие отношения с Аллой, или мы тебя выгоним из комсомола и из училища!
— Выгоняйте! — ответил Боря.
К счастью, дальше угроз дело не пошло. А спустя год или полтора любовь стала потихоньку затухать — перешла в нежную дружбу.
Потом у Бобика был роман с Анастасией Вертинской — совсем недолгий.
Первой женой Бори должна была стать Люся Шляхтур, сыгравшая Верку-модистку в фильме «Место встречи изменить нельзя» и Наталью в сериале «Тени исчезают в полдень». Помолвка была приурочена к двадцатипятилетию брата, который пригласил на двойное торжество всю «Таганку» во главе с Любимовым. Невеста опоздала на три часа. Помню, как неловко чувствовал себя перед гостями Боря. И надо было видеть лицо Юрия Петровича, когда Люся Шляхтур наконец появилась на пороге. Внесла себя как приз. На лице Любимова читалось: «Ничего себе! Ну и девку наш Бемби выбрал!» После ухода гостей между Борей и Люсей состоялось объяснение.
Фото: из личного архива Л. Хмельницкой
В комнате брата, за закрытыми дверьми. Суть их разговора осталась тайной. Спустя полчаса Люся вошла в гостиную, где мы с мамой убирали посуду со стола, и, молча забрав подарки, гордо удалилась. Так все и закончилось.
Судьба любит каверзы. Когда в конце шестидесятых я в третий раз собралась замуж, выяснилось: у моего будущего супруга Бориса Маклярского тоже был роман со Шляхтур. Спустя три года после того, как была разорвана ее помолвка с Борисом. В Азербайджане снимали «Следствие продолжается», очередной фильм по сценарию Михаила Маклярского — разведчика, соавтора знаменитых картин «Подвиг разведчика», «Секретная миссия», «Ночной патруль». Сын Борис приехал к отцу на площадку, где и познакомился с симпатичной актрисой, игравшей одну из главных ролей.
Наверное, Люся надеялась, что сможет повести завидного холостяка под венец, но не получилось. Услышав, что Маклярский-младший решил-таки обзавестись семьей, Люся не поверила. Позвонила Борису:
— Это правда, что ты женишься?
— Считай, уже женился.
— И на ком?
— На Луизе, сестре Бори Хмельницкого.
— Надо же, — хмыкнула Люся. — Поздравляю. Но, небось, сердечко-то по мне ноет?
— Нет, не ноет.
Судьба у Людмилы сложилась трагически. Она несколько раз выходила замуж, но все браки оказывались скоротечными. Первым ее супругом был сын знаменитых Ивана Пырьева и Марины Ладыниной Андрей, вторым — режиссер Валерий Усков, третьим — какой-то ученый... В начале семидесятых она, то ли в очередной раз выйдя замуж, то ли по какой другой причине, сменила фамилию Шляхтур на Давыдову. Детей у Люси не было. Известие о ее кончине в конце девяностых для многих стало шоком: ведь совсем молодая, всего пятьдесят семь. А уж когда выяснилось, что она сама наложила на себя руки... Писали, что в последние годы Людмила мучилась сильными головными болями, часто впадала в депрессию. Лечение в психиатрической клинике не помогло — выписавшись оттуда, она едва ли не на следующий день покончила с собой.
Замуж за Маклярского я выходила с открытыми глазами: мне было известно, что к своим тридцати пяти годам он перебрал весь ансамбль «Березка» и весь балет Большого театра.
И иллюзий, что со штампом в паспорте Борис перестанет обращать внимание на красивых девиц, не питала. Достаточно было знать, что я для своего мужа — главная и что в качестве жены он ни на кого меня не променяет. Его легкие увлечения воспринимала с юмором. Мы и сейчас с дочкой Катей, вспоминая папины походы «налево», хохочем.
Вот кандидат экономических наук Борис Маклярский, задержавшись — по официальной версии — на работе, возвращается домой ближе к полуночи. Спрашиваю:
— Ужинать будешь?
— Нет, она хорошо готовит, — думая о чем-то своем, роняет муж и тут же спохватывается. Лицо становится растерянным. Пытаюсь напустить на себя суровость:
— Значит, хорошо готовит, говоришь? — но не выдержав, начинаю хохотать. Ко мне присоединяется и дорогой супруг.
Спустя неделю ситуация повторяется.
— Ужинать ты, конечно, не будешь?
— Буду. Очень хочу есть!
— И что же случилось?
— Она себя плохо чувствует.
— Бедная девочка! Ну иди на кухню — я накрою.
Однажды решила Маклярского разыграть. Изобразив озабоченность, усадила напротив:
— Боря, я сегодня была в женской консультации, где у меня обнаружили инфекцию. Вариант только один — это ты ее принес.
— Что?! — воскликнул потрясенный Борис. — Не может быть! Она доктор наук!
— Ну, раз доктор наук — значит, инфекция не оттуда.
Как же мы смеялись! До слез.
Примером идеальной жены для нас с братом была мама. Все ее интересы сосредотачивались на детях и муже.
Фото: из личного архива Л. Хмельницкой
Когда тот увлекся бильярдом, она тоже научилась играть, чтобы составлять ему компанию. Заинтересовался преферансом — и его освоила, стала играть лучше папы. Родители вместе ездили на охоту и рыбалку. Папы не стало в 1983 году, и мама как-то сразу сникла, постарела, почти перестала улыбаться. Однажды сказала:
— Без Леши мне стало совершенно неинтересно жить.
— Мамочка, ну что ты! — всполошилась я. — У тебя такие дети, внуки!
— Это совсем другое...
В том, что Боря долго не женился, «виновата» мама — он искал себе такую же, как она. Спутницу жизни. Конечно, за десяток лет, разделявшие прерванную помолвку с Люсей Шляхтур и свадьбу с Марианной Вертинской, у него были романы.
С некоторыми из возлюбленных брат даже знакомил меня и родителей. Помню, как Рита Терехова сбегала к Боре на свидания из больницы: приезжала к нам домой на такси в халате, в тапочках — и оставалась до утра. Кстати, именно от нее, а не от Бори мы узнали о телефонном звонке, положившем начало их близким отношениям.
Бобик был влюблен в Маргариту, но она не отвечала взаимностью. В киноэкспедицию в Арктику, где снимался фильм «Красная палатка», поехал с разбитым сердцем. Группа жила на корабле, и однажды, проходя мимо радиорубки, брат услышал, как режиссер Михаил Калатозов разговаривает с Москвой.
Только тот за порог, Боря — к радисту:
— С любым номером в столице можешь соединить?
— В общем, да. Но это спецсвязь — за посторонние разговоры меня уволят!
— Всего десять секунд! — взмолился Боря.
Радист сдался. Услышав в трубке голос Риты, Бобик сказал: «Я стою на самом краешке земли, на самой северной точке, и думаю о тебе». Редкая женщина смогла бы остаться равнодушной к такому романтическому признанию. Когда Боря вернулся со съемок, у них с Ритой начался бурный роман. Впрочем, длился он недолго — всего несколько месяцев.Случилась на съемках «Красной палатки» и еще одна история, которую Боря как-то нам рассказал: «Снимали эпизод, в котором мой герой летчик Вильери и герой Юрия Визбора чешский писатель Бегоунек, сидя в палатке на берегу Северного Ледовитого океана, ждут спасения. Сделали один дубль, второй, и Калатозов говорит:
— Скучновато получается. Пусть Вильери, не выдержав напряжения, решит покончить с собой — выползет из палатки, приставит к виску пистолет. А бросившийся за ним следом Бегоунек попытается оружие отнять. Они начнут бороться и упадут в Ледовитый океан!
Мы с Визбором оторопели:
— Куда упадут?!
— В океан, — повторил Михаил Константинович. — Не бойтесь, мы вас вытащим. Фильм у нас совместный с итальянцами — давайте покажем коллегам класс!
Делать нечего: намазались жиром, надели теплое белье, сверху обмотались ватой, потом кое-как натянули костюмы. И маханули в полынью. Заорали разом. Такой боли я не испытывал никогда. Особенно сильной она была в интимных местах. Выбравшись на льдину, доиграли сцену, после чего нас напоили спиртом и отправили в баню. Наутро спрашиваю Визбора:
— Ты о чем первым делом подумал, когда оказался в полынье?
— Что двое детей у меня, слава богу, уже есть.
А ты?
— О том, что у меня их пока нет».
Советские зрители этот эпизод не увидели: при монтаже он почему-то был включен только в итальянскую версию. К счастью, купание в полынье на Боре не отразилось: спустя девять лет после премьеры «Красной палатки» у него родилась дочь Даша, а еще через четыре года — сын Алеша.
С Марианной Вертинской Боря учился на одном курсе. Они общались, дружили. Бобик бывал у Вертинских, где удостаивался внимания хозяйки дома. А благосклонностью Лидии Владимировны могли похвастаться очень немногие. Позже, когда Боря и Маша поженятся, я стану бывать на семейных торжествах у Вертинских и увижу, с какой любовью относятся друг к другу теща и зять.
Фото: Валерий Плотников
Аристократка до кончиков ногтей, Лидия Владимировна не могла не оценить благородство Бориса. Они были одной породы.
Мне сейчас вспомнился давний разговор с Машей.
— Твоя мама овдовела в тридцать четыре. И что, после Александра Николаевича у нее никого не было? — спросила я.
— Нет.
— Но жизнь берет свое...
— Однажды мама сказала: «Не представляю себе, чтобы в кресле Александра Николаевича сидел кто-то другой».
После смерти супруга Лидия Владимировна прожила пятьдесят шесть лет. Ее не стало тридцать первого декабря прошлого года. О последних минутах бабушки мне рассказала Дашенька. Вместе с Машей и Настей они приехали в больницу, взяв с собой записи песен Александра Вертинского. Лидия Владимировна уже несколько дней лежала без сознания, врачи уверяли, что она ничего не слышит и не чувствует, но девочки все равно поставили диск. И когда зазвучала песня «Ваши пальцы пахнут ладаном», на строчке «Сам Господь по белой лестнице поведет вас в светлый рай» Лидия Владимировна перестала дышать. Мистический финал. И прекрасный.
Был ли Бобик влюблен в Марианну, как утверждает она, «еще со студенческих времен» или его чувство родилось позже?
На этот вопрос у меня нет ответа, но женился он на Маше по огромной любви. И какое-то — правда, очень короткое — время был с ней безмерно счастлив. Боря мог стать Марианне замечательным мужем: заботливым, нежным, верным. Вскоре после свадьбы Бобик поделился со мной: «Лузочка, представляешь: женщины в театре и на съемках продолжают оказывать мне знаки внимания, кокетничают, ухаживают. Знают, что я женился, — и все равно... Странно».
А спустя несколько месяцев позвонил ночью: «Можно я сейчас приеду?»
Прошли на кухню, сели друг против друга. После недолгого молчания Боря спросил: — Ты можешь мне объяснить, как папа с мамой прожили вместе столько лет?
— Не получается?
— Нет, — помотал головой Бобик, и мы оба заплакали.
Продолжение Сестра Бориса Хмельницкого рассказывает о своем брате, потерявшем любовь, преданном учителем и друзьями. ч.2
https://7days.ru/caravan-collection/2014/10/sestra-borisa-khmelnitskogo-dolgie-gody-borya-uznaval-o-syne-cherez-tretikh-lits/9.htm
<
Их отношения начинались как любовь «с первого платья». В 1961 г. во время работы над новым фильмом актриса Жанна Моро обратилась за помощью к модельеру Коко Шанель. Та в тот момент была на отдыхе и порекомендовала девушке обратиться к «очень хорошему молодому человеку». Когда Моро получила наряд от Пьера Кардена, она была поражена. Сразу после съемок фильма, в котором она снималась в этом наряде, Жанна отправилась в ателье модельера и предложила ему заняться ее гардеробом. «Я влюбилась в Пьера сразу, еще не зная его, только увидев дело его рук. Но когда увидела его самого, то уже наяву влюбилась с первого взгляда… Это было похоже на удар молнии. Я знала, что он гомосексуалист, но подспудно чувствовала, что он способен меня полюбить», – признавалась актриса. 
Пьер Карден тоже поначалу восхитился талантом Жанны Моро, и только потом увлекся ей как женщиной. Модельер признавался, что влюбился в нее после того, как увидел ее в роли старухи, исполненной в 25 лет. С тех пор он называл ее «великой женщиной французского кино». Его часто вдохновляли женщины, но они никогда не были для него объектом желания. Пьер Карден не делал из этого тайны: «Я был геем и никогда не имел физической близости с женщиной. Но Жанна взволновала меня. Я боготворил эту женщину и почувствовал себя на вершине счастья. Словно она создана специально для меня. Она была сногсшибательной и перевернула всю мою душу… Я желал эту женщину. И был, наверное, не одинок… Потому что после фильма «Любовники», поверьте, эту женщину желала большая часть мужчин Франции…». 
Жанна Моро действительно была неординарной женщиной и нерядовой актрисой. Она стала идолом кинематографа «новой волны», снимаясь в интеллектуальном, нежанровом кино. Жанна Моро не была яркой красавицей, как Брижит Бардо или Катрин Денев. Позднее кинокритик Жинетта Венсандо напишет: «В то время как Брижит Бардо символизировала чувственность, а Катрин Денёв – элегантность, Жанна Моро воплотила в кино идеал интеллектуальной женственности…». 
В молодости Жанну Моро вообще называли некиногеничной и непривлекательной. Поэтому и ее популярность у широкой публики нельзя было сравнить со славой ее современниц. В СССР ее знали куда меньше, чем ее знаменитых партнеров по съемочной площадке – Алена Делона, Пьера Ришара, Жерара Депардье и др. При этом ее снимали лучшие режиссеры того времени – Франсуа Трюффо, Микеланджело Антониони, Луис Бунюэль и др. 
Многие были уверены в том, что Жанна Моро – жена Пьера Кардена. Но они официально не были в браке. Вместе актриса и модельер провели 4 года, и позже оба вспоминали об этом времени как об одном из самых счастливых периодов. Они много путешествовали вдвоем, объездив полмира. Им никогда не было скучно друг с другом. «Между нами существовала полная гармония, потому что мы оба были самодостаточны и не нуждались друг в друге, чтобы иметь успех. Она была для меня источником вдохновения, я создавал для нее необычные, смелые туалеты, которые она носила с вызывающей элегантностью. Она пробудила во мне вкус к литературе и театру, а я увлек ее путешествиями», – говорил Карден. 
Жанна умела удивлять и совершать безумные поступки. Однажды в Нью-Йорке она вдруг остановилась посреди Пятой авеню и начала петь. Пьер Карден застыл в растерянности рядом. Прохожие кидали ей деньги, а она так вжилась в образ уличной певицы, что продолжала выступать на протяжении получаса. После этого она собрала монеты, пересчитала их и довольно отметила: «Ну вот, я заработала на два гамбургера и бутылку газировки. Пошли, я угощаю!». 
Возможно, если бы актриса смогла родить ребенка, они остались бы вместе. Пьер Карден признавался: «В период наших отношений мы вели абсолютно сумасшедший образ жизни. Жанна постоянно была занята на съемках или в театре, а я пропадал в ателье или готовил дефиле. Мы торопились жить, все успеть, но не смогли при этом сберечь главное – наши чувства. К этому нужно добавить и то, что мы с Жанной не могли иметь детей. Ей была сделана операция, которая, к сожалению, привела к бесплодию. Пожалуй, отсутствие детей – это и есть главное, о чем я жалею в своей жизни». 
Им удалось сохранить теплые отношения даже после расставания. Модельер говорил: «И все же я благодарен судьбе за то, что она свела меня с этой женщиной. Со временем боль прошла, остались нежность и... раскаяние. Жанна была и остается единственной Женщиной в моей жизни, той единственной, которую я любил». 
В определенном смысле они навсегда остались верны друг другу. В сердце Пьера Кардена больше не было женщин, хотя он признавался: «Я спал с женщинами, я спал с мужчинами. Я свободный человек. Меня любили, обольщали и желали необыкновенные люди». Жанна Моро дважды выходила замуж, но и те, и другие отношения довольно быстро завершились разводом. А вот своих предпочтений в моде актриса больше не меняла – на протяжении 40 лет она продолжала одеваться у Кардена. Благодаря ему она стала воплощением парижского шика.
В ее жизни было много романов, но ей так и не удалось построить крепкую семью и долговечные отношения. Своими детьми Жанна Моро называла фильмы, в которых снималась, а самым ценным в жизни считала любовь и творчество. Актрисе принадлежит фраза, которая стала крылатой: «Возраст не защищает вас от любви, но любовь, до некоторой степени, защищает вас от возраста». В 2017 г. в 89-летнем возрасте Жанна Моро ушла из жизни.https://musthaveforyou.mediasole.ru/zhanna_moro_i_per_karden_istoriya_lyubvi
Санаев
