Раневская, Фаина Георгиевна |
Фаи́на Гео́ргиевна (Григо́рьевна) Ране́вская (урождённая Фанни Ги́ршевна Фе́льдман; 15 (27) августа 1896, Таганрог — 19 июля 1984, Москва) — советская актриса театра и кино. Современными журналистами именуется «одной из величайших русских актрис XX века» и «королевой второго плана»[1][2]. В современном общественном сознании Раневскую чаще всего связывают со множеством её собственных афоризмов, большинство из которых стали «крылатыми»[1].
Один из биографов Фаины Георгиевны Матвей Гейзер писал: «Самое парадоксальное в актерской судьбе Раневской — то, что она сыграла в театре и кино десятки таких ролей, о которых писатель-юморист Эмиль Кроткий заметил: „Имя его не сходило с афиши, где он неизменно фигурировал в числе „и др.““»[3]. Невзирая на небольшие, порой эпизодические, образы, зрители и режиссёры заприметили актрису уже после первой кинороли — госпожи Луазо в немой драме Михаила Ромма «Пышка» (1934)[4]. В кино она играла не так часто, как в театре, говоря, что «деньги съедены, а позор остался»[5]. Тем не менее, на киноэкране Раневская перевоплощалась в немалое количество персонажей — она была, помимо прочих, вспыльчивой дамой Лялей в комедии «Подкидыш» (1939), экономкой Маргаритой Львовной в музыкальной комедии «Весна» (1947) и злой мачехой в классической сказке «Золушка» (1947). Примечательным низким голосом Раневской говорит «домомучительница» Фрекен Бок в мультфильме «Карлсон вернулся» (1970).
Почти четверть века Фаина Георгиевна играла в театре имени Моссовета, на сцене которого исполнила свои самые прославленные театральные роли: миссис Сэвидж («Странная миссис Сэвидж») и Люси Купер («Дальше — тишина»).
Итогом 60-летней актёрской карьеры Раневской стали несколько десятков ролей на сцене и около 30 — в кино. За свою деятельность актриса удостоена звания народной артистки СССР (1961) и трёх Сталинских премий (1949, 1951 — дважды)[6][7]. Фаина Георгиевна скончалась 19 июля 1984 года в Кунцевской больнице Москвы после перенесённых инфаркта и пневмонии[8].
В родном для Раневской Таганроге различными способами увековечена память актрисы: её именем названа одна из улиц, установлен памятник, а на доме, где она родилась, висит мемориальная доска. В 1992 году английская энциклопедия «Кто есть кто» включила Фаину Георгиевну в список десяти самых выдающихся актрис XX века[9].
![]() |
Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга «Судьба — шлюха».
Фаина Раневская[10]
|
![]() |
Фаина Раневская (урождённая Фельдман) родилась 15 (27) августа 1896 года в Таганроге в состоятельной еврейской семье. Родители — уроженец местечка Смиловичи Игуменского уезда Минской губернии Гирш Хаимович Фельдман (1863—?)[11][12] и уроженка Лепеля Витебской губернии Милка Рафаиловна Заговайлова (1872 — после 1945) — поженились 26 декабря 1889 года.[13][14] Помимо Фаины в семье было три сына (Яков, Рудольф и Лазарь) и дочь Бейла. К моменту рождения Фаины её отец, почётный член Ведомства учреждений Императрицы Марии, был владельцем фабрики сухих и масляных красок, нескольких домов, магазина строительных материалов и парохода «Святой Николай».[15] В 1898 году семья переселилась в заново выстроенный отцом дом по улице Николаевской 12, до того принадлежавший купцу Михаилу Николаевичу Камбурову.[16]
Обучалась в таганрогской Мариинской женской гимназии, так и не окончив её. В то же время Фаина получила обычное для девочки из обеспеченной семьи домашнее воспитание, обучалась музыке, пению, иностранным языкам, любила читать. Увлекалась театром с 14 лет, посещала занятия в частной театральной студии А. Ягелло (А. Н. Говберга).
В 1915 году уехала в Москву. Раневская жила в маленькой комнатке на Большой Никитской. Именно в эти годы она познакомилась с Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Владимиром Маяковским, произошла её первая встреча с В. И. Качаловым. Из воспоминаний самой Раневской, она была влюблена в Качалова и восхищалась его игрой[17]. Родители и брат Раневской в послереволюционные годы покинули Россию и поселились в Праге.
Однажды осенью молоденькая Фая Фельдман подписала на актёрской бирже контракт на работу в керченской труппе мадам Лавровской. Актриса приглашалась «на роли героинь-кокетт с пением и танцами за 35 рублей со своим гардеробом». Работа в Керчи не задалась — почему-то публика не проявила должного внимания к новой труппе, но там она однажды совершала прогулку с неким «опытным трагиком» из театра Лавровской на гору Митридат. По пути на гору решили заглянуть в банк (мать Раневской тайком от отца посылала дочери денежные переводы). Вспоминает Фаина Георгиевна:
Когда мы вышли из массивных банковских дверей, то порыв ветра вырвал у меня из рук купюры — всю сумму. Я остановилась, и, следя за улетающими банкнотами, сказала:
— Денег жаль, зато как красиво они улетают!
— Да ведь Вы Раневская! — воскликнул спутник. — Только она могла так сказать!
Когда мне позже пришлось выбирать псевдоним, я решила взять фамилию чеховской героини. У нас есть с ней что-то общее, далеко не всё, совсем не всё…
Не окончив частную театральную школу, играла во многих театрах, начиная с провинциальных (Подмосковье (Малаховский дачный театр) (1915), Керчь, Феодосия (1915—1916), Ростов-на-Дону (1916—1917), Передвижной «Первый советский театр» (1918—1924), Бакинский рабочий театр (1925—1927 и 1929—1931), Архангельский драматический театр (1927), Смоленский драматический театр (1927—1928), Сталинградский драматический театр (1928—1929), а затем в московских, включая театр Московского отдела народного образования (1924), Камерный театр (1931—1935), центральный театр Красной Армии (1935—1939), театр драмы (ныне им. Маяковского) (1943—1949), театр им. А. С. Пушкина (1955—1963), театр им. Моссовета (1949—1955 и 1963—1984). Её учителем была Павла Леонтьевна Вульф. Пребывание Раневской в Театре им. Моссовета сопровождалось частыми конфликтами с главным режиссёром Ю. А. Завадским (что нашло отражение в многочисленных фольклорных рассказах и анекдотах), которые порождало несходство творческих методов: решение ролей, предлагаемое Раневской, было органично скорее театру брехтовского типа. Раневская театрально переосмысляла и собственную повседневную жизнь, превращая её порой в своеобразный трагикомический «спектакль»; в этой особенности кроется секрет её сугубо личной популярности, независимо от сценической известности. Весьма своеобразный стиль речи и поведения Раневской оказался зафиксирован в большом по объёму фольклоре, где не все эпизоды вполне достоверны. Многие высказывания Раневской (равно как и приписываемые ей) превратились в крылатые выражения, чему способствовали ёмкость и образность, равно как и отсутствие «внутренней цензуры», свобода суждения (напр., в виде присутствия сниженной лексики). Стилистическое чутьё позволяло Раневской выступать в жанре пародии, причем не только сценической; известен цикл пародийных писем вымышленного ею провинциала А. Кафинькина, адресованных журналистке Т. Тэсс.
Актриса любила читать Пушкина и, по её собственным воспоминаниям, «у них с Анной Андреевной Ахматовой была общая страсть — Пушкин».[17]
Дебютировала в кино в 1934 году в фильме Михаила Ромма «Пышка». В 1939—1941 гг. — актриса киностудии «Мосфильм», в 1941—1943 гг. — актриса Ташкентской киностудии[18]. Член Союза кинематографистов СССР.
Фаина Георгиевна мечтала сыграть у Эйзенштейна и в 1944 году была утверждена на роль Ефросиньи Старицкой в фильме «Иван Грозный», однако её не утвердили высшие органы. Роль получила Серафима Бирман. Вину Раневская перекладывала на «пятый пункт в паспорте», в то время как у Бирман в этом пункте стояло: «молдаванка»[19]
Раневская переживала трагическую смерть Соломона Михоэлса, их связывала искренняя дружба. В своих воспоминаниях актриса описывает диалог, в котором с присущим только ей юмором она сказала Михоэлсу: «Есть люди, в которых живёт Бог, есть люди, в которых живёт дьявол, а есть люди, в которых живут только глисты. В Вас живёт Бог!». На что режиссёр ответил: «Если во мне живёт Бог, то Он в меня сослан». (запись датирована 14 января 1948 года).
Принимала участие в озвучивании мультфильмов (Фрекен Бок в «Карлсон вернулся»).
В конце жизни Фаина Георгиевна с горьким сарказмом написала: «Когда умру, похороните меня и на памятнике напишите — умерла от отвращения». Фаина Раневская скончалась 19 июля 1984 года на 88-м году жизни, а (по другим источникам — 20 июля[20]). Похоронена на Новом Донском кладбище[21] в Москве вместе с сестрой Изабеллой, участок № 4. На могиле круглый год можно видеть живые цветы, приносимые почитателями её таланта.
|
Япония |
Влияние китайской цивилизации и государственности на соседние страны и народы было весьма ощутимым. Оно, в частности, стимулировало ускорение социального, экономического и, особенно, политического развития близких соседей Китая на протяжении всей его истории, будь то древние кочевники сюнну (гунны) или сяньби, чжурчжэни, монголы или маньчжуры. Но это затрагивало отнюдь не только кочевников, тем более, оказавшихся в орбите его непосредственного воздействия. Это влияние было много значительнее. Через Наньчжао оно достигало тайцев и тибето-бирманских племен, а во Вьетнаме оно просто задавало тон, определяло внутреннюю организацию государства и общества.
Япония во многом близка в этом смысле к Вьетнаму. Речь не только о заимствовании чужой, пусть даже более высокой культуры, хотя играло свою роль и это. Имеется в виду нечто иное: близость высокоразвитой цивилизации неизбежно оказывала свое воздействие и прямо, и косвенно, причем особенно большую роль такое воздействие играло именно в те периоды истории той или иной страны, когда определялись основные параметры существования данного общества и государства. Для находившейся в зоне воздействия китайской цивилизации Японии влияние такого рода было совершенно очевидным, само собой разумеющимся. Вопрос лишь в том, какую роль оно сыграло в процессе становления обеих стран. Итак, как это было.
Каменный век
Древний каменный век, палеолит, датируется для Японии примерно 40—12 тысячелетиями до н. э. Япония тогда еще не отделилась от Азиатского материка и составляла с ним одно целое. Эта хронология основана на радиоуглеродном анализе археологического инвентаря, а также обнаруженных на о-ве Хоккайдо ископаемых останков лошади, относящихся к виду, распространенному 12 тыс. лет до н. э. на севере Азии.
Впервые палеолитический инвентарь в Японии был найден в 1949 г. в префектуре Гумма при раскопках стоянки Ивадзюку. В слое вулканической глины были найдены древние каменные орудия из обсидиана. Затем последовали палеолитические находки на островах Кюсю и Хоккайдо. Керамика в палеолите отсутствует. Поэтому японские археологи именуют его иногда периодом докерамической, или бескерамической, культуры.
Для палеолита характерны одноручные орудия — копья, пики, их каменные наконечники обнаружены археологами. Найдены каменные ножи, скребки, полученные техникой бокового скалывания отщепов. Наиболее древние орудия изготовлялись галечной техникой и аналогичны патжитанскому типу — древнейшей палеолитической культуре, открытой на юге Центральной Явы к западу от города Патжитан. Это грубые “болванки” камня — нуклеусы неправильных очертаний, массивные отщепы, крупные скребла, проторубила. Для изготовления этих орудий использовались небольшие речные гальки и крупные валуны. На о-ве Хоккайдо широко представлены каменные ножевидные пластины из обсидиана.
Примерно 25 тыс. лет до н. э. в Северной Азии началось резкое похолодание, пик которого приходился на 19—17 тысячелетия до н. э. Северная фауна распространилась на юг, а за ней пошел и человек, достигнув по сухопутному мосту через современный Сахалин и Корею территории Японии. Кости мамонта обнаружены в Приморье, на о-ве Сахалин и о-ве Хоккайдо. Загонная охота на мамонта осуществлялась большим коллективом первобытной охотничьей общины, в которой женщины занимались собирательством. Для приготовления пищи уже использовался огонь. В социальном плане это было раннеродовое общество.
В эпоху среднего каменного века, мезолита (12—10 тыс. лет до н. э.), появляются лук и стрелы, широко использовавшиеся первобытными охотниками.
Наряду с каменным инвентарем в то время существовала и керамика: глиняные сосуды с линейным рельефным налепным орнаментом в виде валиков — характерная особенность японского мезолита.
В 10—8 тысячелетиях до н. э. в результате таяния ледников уровень Мирового океана поднялся примерно на 100 м, что впоследствии получило наименование потопа. Именно в это время Япония отделилась от материка и приобрела свои современные очертания. Согласно гипотезе итальянского ученого Флавио Барбьеро, подъем уровня Мирового океана был следствием не таяния ледников, а грандиозной катастрофы: у п-ова Флорида в Атлантический океан со скоростью 30 км в секунду врезалось космическое тело — астероид или комета — диаметром в б—7 км и весом 200 млрд. т. В результате этого столкновения сдвинулась земная ось, произошли землетрясения, пошли дожди, поднялся уровень морей и океанов, существенно изменился климат Земли.
Новокаменный век, неолит, существовавший в Японии с 8 тысячелетия до н. э. по 300-е годы до н. э., характеризуется господством двуручных орудий, прежде всего, рыболовных снастей и лука со стрелами, каменных и костяных орудий охоты и лова. Из цельного ствола дерева стали изготовлять лодки, используя для долбления каменные орудия.
По-видимому, в это время возникает простой товарообмен: археологами обнаружены каменные орудия, изделия из кремня, зеленого камня титибу и глиняные изделия в тех районах, где отсутствовал материал для их изготовления. Рыбаки, селившиеся вдоль побережья, охотники лесных краев и жители равнин имели свои специфические продукты, которыми обменивались.
Характерной чертой этого периода являлось широкое распространение охоты и рыболовства, что хорошо прослеживается на раковинных кучах — своего рода кухонных отбросах неолитического человека, — по названию которых весь период иногда именуется “неолитом раковинных куч”. Обнаружено около 2500 раковинных куч, некоторые из них удалены от морского побережья на 50 и более километров, что свидетельствует о подъеме суши и изменении береговой линии в результате отступления моря.
Охота продолжала играть важную роль в экономике неолита. В раковинных кучах найдены кости примерно 50 видов животных, но в подавляющем большинстве случаев (до 90%) это кости оленя, охотились на которого в осенне-зимний сезон во время миграции стад, а также кабана. Реже встречаются останки бурого медведя, енота, лисицы, зайца, соболя, морских млекопитающих и птиц.
Весной широко практиковалось собирательство съедобных моллюсков: обнаружены остатки 353 видов.
Во внутренних водоемах ловили леща и окуня, а на Тихоокеанском побережье о-ва Хонсю и о-ва Хоккайдо — морских глубоководных рыб: тунца, бонито, макрель, камбалообразных и плосколобых. По словам японского археолога Ватанабэ, “ловили все, что попадалось под руку”.
Охота на оленя, кабанов, медведя, лов глубоководных морских рыб могли осуществляться лишь при наличии общинных производственных отношений, коллективными усилиями, совместным трудом мужчин-охотников и рыболовов, тогда как собирательство моллюсков было делом женщин и детей.
Лов рыбы определил возникновение культуры рыболовов, которая на севере, на о-ве Хоккайдо, дополнялась зверобойным промыслом морских животных — тюленей, морских львов, бурых дельфинов и выдр.
Однако экономика японского неолита не ограничивалась охотой, рыболовством и зверобойным промыслом. В центре о-ва Хоккайдо помимо охоты существовало собирательство, а дальше к югу и на северо-востоке о-ва Хонсю возникло земледелие, которое распространилось дальше на юг. Система земледелия была подсечно-переложная: выжигался лес, и на одном и том же поле выращивали каждый год разные культуры. После истощения земли ее забрасывали и расчищали новый участок. От выращивания клубней перешли к выращиванию злаков, прежде всего, гречихе, наиболее удобной зерновой культуре, для созревания которой требовалось всего 8—10 недель в условиях местного влажного и прохладного климата. В городе Акита на дне ямы, куда сбрасывалась зола, были обнаружены зерна гречихи, и их возраст определен в 4500 лет. Помимо гречихи сеяли просо, а затем и рис, завезенный из Китая, выращивали тыкву и горох. Культивировали также каштаны, орехи и желуди.
Переход от присваивающих форм хозяйства к производящим, к земледелию, знаменовал важный рубеж в развитии производительных сил и был назван поэтому английским археологом Г. Чайлдом “неолитической революцией”. Возникновение новой отрасли экономики оказало влияние не только на рост производительных сил, оно изменило и социальные отношения, воздействовало на мировоззрение, религию и искусство неолитического человека.
Земледелие вызвало появление земледельческих орудий производства: каменных мотыг, серпов, зернотерок, каменных тарелок. Возникает специфическая “веревочная керамика” (дзёмон) с характерным орнаментом, полученным в результате нажима на влажную глину “веревки” — скрученного жгута из растительных стеблей. Термином дзёмон японские историки обозначают весь период неолита.
Наличие стабильной растительной пищи способствовало росту численности населения. Японские этнографы с помощью компьютера создали модель роста населения страны, согласно которой б, 4, 2,5 тыс. лет до н. э. население Японии составляло соответственно 22, 106 и 260 тыс. человек. Однако среди женщин имела место большая смертность: сказывались антисанитарные условия родов с последующими осложнениями.
Именно с трудом женщин, которые первоначально занимались собирательством пригодных в пищу растений, а затем стали возделывать землю, засевать ее и поливать, связано появление земледелия и оседлого образа жизни.
Земледелие явилось материальной основой повышения социальной роли женщин, что нашло свое выражение в появлении женских глиняных изображений догу с преувеличенными чертами беременных женщин. Сохранившиеся догу оказались полыми, с косточками новорожденного внутри. Догу обнаружены вблизи очагов, в ритуальных местах и в захоронениях, причем у многих из них отломана правая рука. Все это дает основание предположить неоднозначность функций догу. Они являлись хранительницами, хозяйками огня, символизировали культ плодородия, прародительниц материнского рода, предназначались для охраны беременности, родов, детей, имели магическо-религиозное значение как предмет заклинания, отводящий болезни, увечья, несчастья. Порча догу преследовала цель их переправы в “страну мертвых”, где они должны были продолжать выполнять свои функции при усопших. Существовали также догу-маски, применявшиеся во время ритуальных танцев.
Возможно, что догу изображали женщин, которых предстояло похитить из соседних общин. В японской мифологии имеется сюжет похищения женщин с острова “скрывающихся жен”. Обычай ловли будущих жен существовал на островах Рюкю даже в начале XX в. и описан советским японистом Н. А. Невским. Японские филологи отмечают, что в древнеяпонском языке современным термином “жена” (цума) обозначался муж, и на этом основании считают, что наиболее древней формой брака являлась поимка женщинами мужчин на острове “скрывающихся мужей”.
Догу свидетельствует о высоком социальном положении женщины в древней Японии: она пользовалась не только гражданским, но и религиозным авторитетом, причем последний превалировал.
Культ женщины как первоначальной хранительницы огня существовал помимо Европы и Азии и на Новой Гвинее, где был распространен миф, согласно которому огонь не только охранялся женщиной, но даже находился внутри ее половых органов.
Собирательство, лов рыбы, зверобойный промысел и особенно земледелие способствовали оседлости местного населения. Возникают поселки, состоящие из зимних полуземлянок-ям (татэана) прямоугольной или эллиптической формы. В земляной пол, иногда устланный камнями, врывали опорные столбы, на которых держалась крыша, имевшая отверстие для выхода дыма.
В летний период сооружались наземные четырехугольные каркасные жилища, покрытые двускатной тростниковой крышей.
В раковинных кучах находят скелеты погребенных людей, окрашенные красной охрой, лежащие в скорченной позе на левом боку, чаще всего головой на запад, реже на север и восток, что свидетельствует о существовании уже определенного похоронного обряда и религиозных воззрений. Скорченное положение трупа означало его уподобление человеческому эмбриону, что подчеркивалось его окраской в красный цвет, который символизировал, по мнению академика Б. А. Рыбакова, само чрево матери. Покойник, по представлениям неолитических жителей, должен был вновь родиться в образе тотемного животного. Поэтому во время похорон его готовили к посмертному возрождению, реинкарнации. Эмбриональная скорченность костяка отражала стадию тотемных верований, а преимущественная ориентация головы покойника на запад, в меньшей степени на восток и в единичных случаях на север свидетельствовала о наличии представлений о загробном мире, тесно связанных с солярным (солнечным) культом. Расположение загробного мира мыслилось либо там, где солнце еще не взошло (по-видимому, это первоначальная концепция), либо там, где солнце уже зашло, что становилось господствующей точкой зрения.
В раковинных кучах обнаружены также костяки с переломленными конечностями, что, возможно, отражало страх неолитического человека перед покойником, желание воспрепятствовать возвращению умерших.
Японские острова в период неолита были заселены пещерными людьми — так называемыми земляными пауками, жившими не только в пещерах, но ив землянках, и мохнатыми жителями гор, употреблявшими лишь растительную пищу. Последние имели характерные черты предков айнов, но противопоставлялись им, по-видимому, из-за того, что уже восприняли земледелие. Не исключено, что на территории Японских островов жили и другие этнические группы, но основное население все же состояло из предков современных айнов, поэтому период дзёмон иногда именуется “страной айнов”. Советский этнограф Л. Я. Штернберг убедительно показал, что реликты в культе, физический тип и язык свидетельствуют о южном происхождении айнов. Эта точка зрения разделяется и современными советскими востоковедами. В частности, В. Р. Кабо доказывает, что на существовавшем в древности материке Сунда (район совр. Индонезии) обитала этническая общность, часть которой при поднятии уровня Мирового океана и затоплении этого материка двинулась на юго-восток — в Австралию, а другая — на северо-восток, в Японию. Таким образом, и японцы, и австралийцы имеют общего предка, что подтверждается археологическим и этнографическим материалом и дает возможность реконструировать нравы и обычаи древних японцев, используя австралийские параллели.
|
Айны оказали на соседние народы значительное влияние, передав им производственные навыки, верования и обряды, истоки формирования которых восходят к Юго-Восточной Азии. Считается общепризнанным, что древнейшая керамика на островах Рюкю, этой “этнографической кладовой” современной Японии, принадлежала культуре предков современных айнов. У айнов прослеживаются в языке индонезийские элементы. Обычай чернения зубов, распространенный на о-ве Тайвань, в Индокитае и на Филиппинах, также говорит в пользу их южного происхождения.
Для айнов был характерен солярный культ, символами которого были спираль и змейка, широко используемые в их орнаменте, что было связано с мифом о небесном змее, спустившемся на землю в виде зигзагообразной молнии вместе со своей возлюбленной, богиней огня, являвшейся проводником умершего в загробный мир. Богиня огня отождествлялась с солнцем-спиралью.
Формирование японской этнической общности выходцами из Юго-Восточной Азии подтверждается сравнительным изучением татуировки, обнаруженной в японских курганах и у современных народов Юго-Восточной Азии, а также фольклором прибрежных жителей-рыбаков (ама), среди которых широкое распространение имели мифы о плавающей в море земле и птице-корабле, якобы принесшей приморским людям солнце. Изображения корабля-птицы обнаружены в японских курганах. Образ летучей лодки-корабля широко распространен у народов Океании.
В последние годы появилась гипотеза японского этнографа Хабара Матакити об этнической принадлежности ама к морским цыганам Юго-Восточной Азии.
Период бронзы и железа
|
Японские историки именуют время сосуществования каменных, бронзовых и железных орудий периодом культуры яёй (300 г. до н. э. — 300 г. н. э.). С материка усилился приток переселенцев, уровень социально-экономического развития которых был выше, чем у аборигенов. Иммигранты принесли с собой бронзовые и железные орудия, культуру риса, завезли лошадей, коров. Переселенцы обладали более совершенными производственными навыками в сельском хозяйстве и ремесле. Начался длительный период освоения аборигенами материальной культуры пришельцев, их ассимиляции, в результате которой и возникла японская народность.
По археологическому инвентарю культура яёй четко подразделяется на два ареала: западный с центром на севере о-ва Кюсю и восточный в районе современного города Осака. Остров Сикоку и запад о-ва Хонсю можно рассматривать как переходный район, где встречается как западный, так и восточный инвентарь.
Для западного ареала характерна культура бронзовых мечей и другого бронзового оружия: наконечников копий и стрел, секир.
Массивные и узкие формы оружия аналогичны китайско-корейским образцам, широколезвенные и тонкие — типично японского производства, что подтверждается находками соответствующих литейных форм. Меч обожествлялся японскими язычниками как “тело” или “облик” бога. Вполне вероятно, что такое представление возникло под влиянием переселенцев. Скифы, по словам Геродота, считали, что в меч воплощается бог Арей, они водружали меч на насыпь и ежегодно приносили ему в жертву рогатый скот и лошадей. В честь меча умерщвлялся и каждый сотый пленник.
Север Кюсю являлся также центром распространения бронзовых зеркал китайского производства, имевших узор в виде зубчиков пилы. Зеркала не были предметом обихода, а имели магическо-ритуальное значение. У тюрко-монгольских народов, сибирских и корейских шаманов бронзовые зеркала рассматривались как вместилище духа шаманского предка, как символ небесного духа и средство отпугивания злых духов. Бронзовые зеркала почитались как изображения солнечного диска. По мнению Н. Я. Марра, смотреть в зеркало означало смотреть в “зеркало-небо”. Зеркало представлялось китайцам талисманом, оберегающим от зла, наваждений, подстерегающих человека. Зеркало мыслилось как копия Вселенной, как посредник между человеком и “Всеобщим Законом Природы” (Дао), оно представлялось отражателем души. Представление о зеркале как двойнике души было распространено на Андаманских островах, Новой Гвинее, Новой Каледонии, как свидетельствует английский этнограф Дж. Дж. Фрэзер.
Наряду с мечами и зеркалами на севере о-ва Кюсю обнаружены яшмовые подвески. Яшма, по представлениям древних китайцев, охраняла своего носителя, отвращала от него беду.
Меч, яшма и зеркало стали у японцев символами царской власти, а впоследствии — “тремя священными сокровищами”, регалиями японских императоров.
Восточный ареал представлен культурой бронзовых колоколов (дотаку), обнаруженных в районах древнейших культовых мест и храмов. Эти колокола, подобно бронзовым барабанам Южного Китая и Индокитая, имели культовое назначение, их подвешивали на ветвях священных деревьев и, ударяя по ним, обращались к небу с молитвами. На о-ве Сикоку обнаружен бронзовый колокол, датируемый III веком н. э. Его поверхность расчленена горизонтальными и вертикальными линиями на 12 частей, в каждой из которых имеются рельефные изображения производственных процессов (охоты, рыбной ловли, полевых работ, ткачества), жилищ, типичных для современной индонезийской архитектуры и воспроизведенных в синтоистских храмах Идзумо и Исэ. На колоколе изображены также звери, птицы, насекомые, пресмыкающиеся. Все это дает довольно полное представление о занятиях и быте японцев в период яёй.
Обнаруженные зеркала из бронзы были либо привозными, либо местными, что свидетельствует о развитии производства металлических изделий, литейной техники. Зеркала имели, как и на Кюсю, ритуально-магическое значение и являлись символом власти, наконечники стрел тоже типично местного производства, как и бронзовые браслеты.
Бронзовые топоры, кирки и мотыги использовались сравнительно редко, поэтому по-прежнему широко применялись каменные орудия, например топоры, которые были аналогичны корейским и китайским образцам. Найдены полулунные ножи из камня, применявшиеся в качестве серпов при уборке урожая, каменные кирки-мотыги, каменные ступки и пестики для растирания зерен и шлифовальные камни. Каменные мечи, кинжалы и жезлы вождей (сэкибо) использовались в культовых целях.
Изделия из кости и рога похожи на неолитические, но их изготовление более тщательное и орнамент богаче. Деревянные предметы представлены плетеными корзинками и лакированными изделиями. Керамика яёй гладкая, красно-коричневого или желто-коричневого цвета, иногда окрашена в красный цвет. Изготовлялась при помощи поворотного приспособления — площадки, а затем и гончарного круга, что свидетельствует о техническом прогрессе и развитии производственных навыков. Среди мисок, котлов, горшков, кувшинов встречаются чаши на высокой ножке с мелким обрамленным ромбами орнаментом дзёмон, что очень напоминает древнюю культуру Кореи и Новой Гвинеи. В целом орнамент яёй беднее, чем у керамики дзёмон, он расположен лишь на верхней части сосудов в виде параллельных линий, треугольников, квадратов и оттисков гребенки.
|
В период яёй японцы добывали медь и получали сплав, близкий к бронзе, но чаще всего переплавляли старые китайские бронзовые изделия, что подтверждается сравнительным химическим анализом китайской и японской бронзы. Из бронзы изготовляли вооружение, ритуальные предметы, украшения. В это время появляются группы ремесленников, которые специализировались на изготовлении какого-либо одного изделия, хотя в целом ремесленное производство еще не отделилось от сельского хозяйства.
Охота, рыбная ловля и собирательство продуктов моря, в том числе и жемчуга, продолжали играть важную роль в экономике, особенно на юго-западе. Дальнейшее развитие получает земледелие как на суходольных, заболоченных, так и на поливных землях. Помимо проса, гречихи, ячменя, бобовых культур и конопли культивируется рис, завезенный с материка через Корею.
Земледелие укрепило оседлость и социальную структуру общества — земледельческую общину. В китайских летописях японская земледельческая община обозначается иероглифом “страна” (куни). Она состояла из деревень (мура), а последние — из домовых общин (сётай кёдотай), тождественных большой семье, которая территориально представляла собой двор (ко). Двор состоял из 5—б жилищ типа землянок-ям (татэана). Это были почти наземные жилища из жердей, тростника и ветвей, засыпанных землей. От них сохранились круглые ямы глубиной в 30—100 см и диаметром в 4—8 м. Наряду с землянками татэана появляются свайные постройки (такаюки), использовавшиеся в качестве зернохранилища, впоследствии превращенные в синтоистские храмы. Аналогичные постройки распространены в Юго-Восточной Азии.
Главой земледельческой общины являлся жрец, само наименование которого — “резатель” — свидетельствует о его функции принесения жертвоприношений, в том числе, по-видимому, и людей — “майских девушек” во время весенней высадки рисовой рассады.
Жрец совершал молитвы о “великом очищении”. Самыми тяжкими, “небесными” грехами считалось разрушение межей, поскольку общинная земля наделялась во владение дворам, завал канав орошения, разрушение запруд, повторный засев, втыкание вех в чужое поле (символизировало присвоение чужой земли). Сдирание шкур, живодерство, сброс нечистот относились к тягчайшим грехам. Иными словами, это типичные запреты сельскохозяйственного коллектива, в котором были сильны общинные права на землю и оросительные сооружения, где производство риса становилось определяющим занятием населения. Следует обратить внимание и на запрет сдирания шкур, существовавший задолго до введения буддизма.
Прогресс в области этики семейно-брачных отношений проявился во введении ограничений на круг брачных партнеров, когда менее тяжким, т. е. “земным”, но все же грехом объявлялся “грех любодейства” с собственной матерью, дочерью и скотоложство. К “земным” грехам относилось также сечение мертвой и живой кожи. Последнее, по-видимому, было направлено против тех сторон обряда инициации, которые сопровождались телесными повреждениями. Несчастья от “гадов ползучих”, птиц и вообще “высших богов”, заболевания проказой (“белые люди”), наросты на теле, мор скота и “грех чародейства” также относились к “земным” грехам.
И “небесные”, и “земные” грехи были в начале Х в. н. э. записаны в синтоистских молитвах-заклинаниях “норито”, которые вошли в синтоистский свод “Энги сики” и блестяще переведены Н. А. Невским. В этих синтоистских молитвах отражена имитативная магия слова в виде заклинаний-песен, исполнявшихся при посеве сельскохозяйственных культур. В этих песнях-заклинаниях воссоздавался весь цикл сельскохозяйственных работ. Цель молитвословий — вызвать в действительности аналогичный их содержанию результат. Такие песни-молитвы сохранились до начала XX в. и зафиксированы Н. А. Невским на островах Рюкю.
Развитие производительных сил стимулировало процесс дальнейшего разделения труда внутри общины, появление ткачества, что подтверждается обнаружением каменных и керамических веретен на стоянках Карако и Торо (совр. префектура Нара и район города Сидзуока).
Земледельческая община представляла собой “...самодовлеющее производственное целое...”. Основная масса продукта производилась не в качестве товара, а для непосредственного потребления самой общины. Однако это отнюдь не означало полного отсутствия обмена: поскольку еще существовали, особенно в горной местности, поселения, где неолитический быт почти не изменился, а в некоторых районах имелись продукты, которые отсутствовали в других местах, то между жителями Японских островов осуществлялся простой товарообмен. Это зафиксировано в китайской летописи “Вэй чжи”, где сообщается, что люди на о-вах Цусима, Ики, на северо-западе Кюсю и юго-западе Хонсю “ездят на кораблях покупать хлеб на север и на юг”.
Появившиеся излишки продуктов стали присваиваться главами семейных групп, и, прежде всего, самим главой земледельческой общины, что приводило к имущественной дифференциации. У наиболее состоятельных лиц появляются лошади, завезенные с материка. Имущественная дифференциация отразилась и в способах погребения. Если рядового общинника попросту вывозили в поле и там оставляли на съедение животным, то знатных людей хоронили в керамических трубах с погребальным инвентарем: оружием, бронзовыми зеркалами, бусами. Аналогичные захоронения встречаются и на материке.
Глава земледельческой общины (дзокутё) имел меч и копье как символ власти, что свидетельствует о его функции военачальника. Подтверждение находим и в иероглифическом написании самого термина “глава общины”: слово “дзокутё” состоит из двух иероглифов. Первый — “дзоку” входит вторым компонентом в состав слова “семья” (кадзоку) и представляет собой “стрелу”, расположенную под “штандартом”, причем примечательно, что знамя у монголов считалось воплощением бога войны. Второй иероглиф — “те” означает “глава”, “начальник”, “командир”. Таким образом, и из иероглифического написания главы общины следует, что он был и военачальником, возглавлял вооруженных общинников.
Войны между общинами были явлением постоянным. Они являлись источником приобретения рабов, которые первоначально принадлежали всей общине, но по мере усиления влияния главы общины рабы становились его собственностью. Рабы имелись и в больших семьях, но это были домашние, патриархальные рабы-слуги.
До сих пор в Японии бытует теория, которая разделяет культуры дзёмон и яёй, утверждая, что первая была протоайнская, а последняя — протояпонская и якобы никакой преемственности между ними не было. Однако есть основания полагать, что яёй является прямым продолжением древней неолитической культуры дзёмон.
Представление о культуре яёй может быть дополнено письменными источниками, к которым относятся немногочисленные надписи (стелы) в буддийских храмах, например в храме Хорюдзи (город Нара), а также корейские, китайские и японские летописи.
По данным современных исследований, этнорасовые миграции на Японские острова включали негроидов с о-ва Лусон, индонезийцев, индокитайцев, китайцев, тунгусов и палеоайнов. Основной миграционный поток, в том числе айнов, происходил не с Азиатского материка, а из Юго-Восточной Азии. Нельзя игнорировать иммиграцию монголоидов и корейцев. Таким образом, японцы — продукт смешения указанных народностей и этнических групп.
На рубеже нашей эры на территории Японских островов имелись следующие племена: на о-ве Сикоку и частично на юге о-ва Кюсю племя кумасо, которое, возможно, имело второе наименование хаято; на севере Кюсю — тэнсон; на о-ве Хонсю, юго-западнее п-ова Ното, — племя идзумо, в центре Хонсю — племя ямато и эми-си (эдзо) на северо-востоке Хонсю.
Для племени характерно наличие собственности на естественно возникшие орудия производства — пашню, воду. Племенная собственность соответствует неразвитой стадии производства, когда люди живут охотой и рыболовством, скотоводством или, самое большее, земледелием. В последнем случае она предполагает огромную массу еще неосвоенных земель. На этой стадии разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим расширением существующего в семье естественно возникшего разделения труда.
Индивиды подчинены природе. Непосредственный производитель неотделим от условий его труда. Для племени характерно “природное единство труда с его вещными предпосылками”. Целью труда являлось обеспечение существования всей общины, отдельного собственника и его семьи.
Люди были объединены племенной, территориальной и семейной связью. Господство собственника над несобственником основывалось на личных отношениях, “на том или ином виде сообщества”.
Между племенами шла непрерывная борьба, в ходе которой происходило смешение племен и складывание современного облика японцев, углублялось разложение первобытнообщинного строя, возникал слой более состоятельных общинников, возглавлявших большие семейные группы, формировалась японская народность. В ходе этой борьбы сформировался племенной союз, который, по данным китайских летописей (в японских летописях эти сведения отсутствуют), возглавила женщина Химико. Время правления Химико примерно с 173 по 250 г. н. э. Этот племенной союз Яматай (Ематай) находился либо на о-ве Кюсю, либо на о-ве Хонсю. Но дело не только в выяснении местонахождения Яматай (археологический материал определенного ответа на этот вопрос не дает), а в трактовке проблемы образования японского государства, определении его социальной сущности.
Сторонники теории Северного Кюсю считают Яматай союзом малых государств, находившихся на этапе первобытной демократии. Сторонники теории Кинки — Ямато считают местом расположения Яматай район на юго-востоке от современного города Осака и трактуют государственную систему как политическую форму, развивавшуюся в направлении всеобщего рабства. В то время, как сторонники теории Кинай настаивают на раннем образовании деспотического государства во II—III вв. н. э., сторонники теории Кюсю считают III—IV века периодом союзной власти влиятельных семей. Именно последнее направление внесло наиболее ощутимый вклад в конкретно-историческое изучение социальной структуры японского общества.
Современное иероглифическое написание имени Химико не раскрывает ее социальной сущности, но если расшифровать его фонетически, то это “солнечная”, или “огненная” (хи), шаманка (мико). Такая интерпретация ее имени соответствует китайской летописи, где утверждается, что она “занималась колдовством и обманывала народ”. Примечательно, что на островах Рюкю в древности правитель-мужчина выполнял экономические и военные функции, а его сестра — шаманские, т. е. происходило разделение административно-хозяйственных и религиозных функций, аналогично тому, как в племенном союзе Яматай брат Химико “помогал управлять страной”.
|
Шаманизм — ранняя форма религии, характерная для первобытнообщинного строя. Шаманами становились люди, которые в переходном возрасте, при наступлении половой зрелости, начинали страдать нервными заболеваниями, сопровождавшимися истерическими припадками, обмороками, галлюцинациями.
Внутриэкономическое положение племенного союза Яматай было тяжелым. Из корейской летописи Силла известно, что в 193 г. “в шестом месяце люди Вэ (японцы) сильно голодали, поэтому более тысячи человек их прибыло [в Силла], прося еды”.
Экономические трудности усугублялись политическими неурядицами: в том же году против Яматай выступило племя Кумасо, получившее поддержку со стороны государств Корейского полуострова, а в 247 г. Химико вела борьбу с вождем племени хаято “Собачьим слугой”, которого поддерживали правители Китая.
Племенные союзы устанавливали внешнеполитические связи с Кореей и Китаем, куда направляли посольства. Отношения с Китаем приобрели форму преподнесения дани. Дарообмен являлся религиозно-магической фетишизацией межгосударственных отношений. Он знаменовал установление китайской системы номинального вассалитета, дани и инвеституры, что практиковалось Китаем для повышения своего политического престижа и имело значение для местных правителей в силу официального признания Китаем их власти.
Китайская летопись за 238 г. сообщала о преподнесении Химике китайскому императору четырех рабов-мужчин и шести рабынь. Сторонники рабовладельческой концепции трактуют это событие как доказательство правоты их точки зрения. Однако сам факт преподнесения всего десяти рабов свидетельствует об их большой редкости. Рабы в Японии были поистине “на вес золота” и свидетельство летописи не только не подтверждает, но полностью опровергает мнение адептов рабовладения.
В ответ на дань китайский император преподнес Химико золотую печать с пурпурной лентой, жемчуг, золото, медные зеркала, шелковую ткань, два меча и ковры.
Современные японские исследователи (Мияги Эйсё, Ои Минобу и др.) относят общество II—III вв., отображенное в китайской летописи “Вэй чжи”, к переходному периоду от матриархата к патриархату, но в Японии матриархат в “чистом” виде не обнаружен: наряду с высоким социальным положением женщины существовал и мужчина-вождь, символом власти которого был “жезл вождя” (сэкибо). Поэтому этот “переходный период” следует датировать, начиная с неолита и вплоть до VII в., когда менялось соотношение функций женщины и мужчины, но женщина — жена правителя осуществляла религиозно-магические шаманские функции, которые лишь впоследствии стали прерогативой наследственной жреческой группировки. Но и тогда женщины из жреческой среды, становясь женами правителя, сообщали его веления, являясь посредниками между правителем-богом и его подданными.
Племенной союз, который возглавляла Химико, японские историки именуют “племенным государством”, что едва ли правомерно: как известно, государство — продукт классового общества. В племени классы еще не сформировались, и поэтому более точно наименование “племенной союз”, который можно рассматривать лишь как самый ранний, первоначальный этап образования государства, когда такие общественные должности, как военный предводитель и жрец, олицетворяли “зачатки государственной власти”. Носители этой власти выражали общеплеменные интересы и чаяния нарождавшейся знати.
После смерти Химико около 250 г. мужчина, возможно, ее брат, провозгласил себя царем, однако правители других общин не признали его верховенства. Вспыхнула междоусобная война, прекратившаяся лишь после того, как племенной союз возглавила девушка по имени Иё, по-видимому, 13-летняя дочь Химико. Этот факт свидетельствует о сохранении и после смерти Химико предпочтительного верховенства женщины, власть которой признавалась главами других общин.
Китайская летопись сообщает о посылке Иё дани в Китай: 30 рабов, 5 тыс. белых жемчужин, двух зеленых жемчужин и 20 штук парчи. Хотя число рабов по сравнению с ранее преподнесенными Химико возросло в 3 раза, однако и это количество не столь велико и не является основанием для того, чтобы предполагать наличие в Японии рабовладельческой формации.
На месте захоронения Химико был насыпан большой холм диаметром свыше 100 шагов — один из первых курганов в Японии. Однако на севере о-ва Кюсю могильники раннего курганного периода не обнаружены. Они найдены на юге Кюсю в провинциях Хюга и Осуми (современные префектуры Миядзаки и Кагосима), а поэтому обоснованной представляется гипотеза о расположении первого племенного союза не на севере, а на юге о-ва Кюсю.
Период древних курганов
Культура древних курганов (кофун) датируется второй половиной III в.—VII веком. Это были захоронения, где гроб из дерева или камня помещался в яму типа татэана, которая затем засыпалась. Наибольшее распространение курганов зафиксировано в районе Кинай, в окрестностях современных городов Осака, Киото и Нара.
Для раннего курганного периода (III—IV вв.) характерны квадратно (спереди)—круглые (сзади) курганы, напоминающие в плане замочную скважину. На квадратной части приносились жертвы, а сам курган насыпался над могилой. Курганы этого типа помимо района Кинай обнаружены в провинциях Оми, Киби и Сануки (совр. префектуры Сига, Хиросима и Окаяма — на о-ве Хонсю, Кагава — на о-ве Сикоку). Их распространение совпадает с районами обнаружения зеркал, являвшихся символом царской власти. Погребальный инвентарь типично религиозно-магический, жреческий, кроме того, встречаются земледельческие орудия и мечи.
Квадратно-круглый курган Цукинова, расположенный в современной префектуре Окаяма, оказался парным погребением мужчины и женщины со сходным погребальным инвентарем: бронзовые зеркала, железные мечи и кинжалы свидетельствуют о религиозных и военных функциях, присущих в равной степени и мужчине, и женщине.
Для раннего курганного периода характерно наличие металлических орудий для обработки земли, прежде всего, железных серпов и других сельскохозяйственных орудий, но продолжали еще существовать и орудия из дерева.
Развитие производительных сил обусловило численный рост населения.
Продолжалась борьба между земледельческими общинами. Побежденных облагали данью, а вождей, которые добровольно признали контроль центральной власти, стали именовать “общинными царскими рабами” (куни-но мияцуко). Эти “царские рабы” в действительности продолжали занимать главенствующее положение в своей земледельческой общине и являлись “рабами” лишь номинально, причем уже в середине III в. в написании термина “мияцуко” иероглифы “царский раб” упраздняются и заменяются иероглифом “делать”, “создавать” (цукуру) при сохранении прежнего фонетического чтения, что лишний раз подтверждает номинально “рабское” положение глав подчиненных общин.
К середине IV в. складывается второй племенной союз, называвшийся Ямато и расположенный уже определенно в центре о-ва Хонсю. В этой связи существуют три гипотезы: о влиянии Северного Кюсю на образование племенного союза Ямато, о “восточном походе” и о завоевании Центрального Хонсю иным народом с материка.
Первые две гипотезы связаны с объективно имевшим место процессом миграции населения Японских островов с юго-запада на северо-восток. Восточный поход отождествляется с именем легендарного основателя японского государства Дзимму, правление которого, по мнению некоторых историков, относится к 271—307 гг. или к 311 г., а сам поход — к 295—300 гг.
Проблема “императора” Дзимму связана с одним из основополагающих тезисов японской историографии об “основании империи” в 660 г. до н. э. И хотя еще Араи Хакусэки (1657—1725) усомнился в правомерности этой даты и отнес поход Дзимму на 600 лет позднее, а японской исторической наукой уже давно отвергнут домысел об “основании империи” в 660 г. до н. э., в настоящее время японские правящие круги пытаются вдохнуть новую жизнь в этот миф с целью повышения престижа императорского дома.
Именно этот “факт” положен в основу декрета от 9 декабря 1966 г. о ежегодном праздновании даты “основания государства” 11 февраля, что, по существу, восстанавливает довоенный праздник “основания империи”. В современных официальных изданиях 660 год до н. э. снова фигурирует как достоверная дата. Дзимму преподносится как “основатель государства”, и указываются даже годы его “жизни” (711—585). Доцент Осакского университета Наоки Кодзиро высказал предположение, что предание о Дзимму смоделировано не с событий “восточного похода”, а с воцарения царя Кэйтай (507—531). Наоки и его единомышленники (Сёдзи Хироси, Уэда Масааки) аргументируют свою гипотезу тем, что согласно “Кодзики” и “Нихон секи” Кэйтай — местный правитель в провинции Этидзэн (совр. префектура Фукуи), — воспользовавшись отсутствием наследников после смерти царя Бурэцу в 506 г., провозгласил себя царем и, миновав три столицы, прибыл в Ямато в местность Иварэ. Дзимму, якобы выступив из Хюга (совр. префектура Миядзаки на о-ве Кюсю), также миновав три столицы, прибыл в Ямато, где его стали именовать Иварэхико. В пути следования и Кэйтай, и Дзимму останавливались дважды: в первый раз — на семь лет, во второй — на восемь. Кэйтай правил в Ямато б лет, а в “биографии” Дзимму, который, по преданию, дожил до 76 лет, ежегодные записи в летописях охватывают лишь последние 6 лет. Далее, одновременно умерли Кэйтай и наследник престола, а после смерти Дзимму его старший сын был убит. После Кэйтай трон не замещался 2 года, после Дзимму — 3. Помощь “императорам” и в первом, и во втором случае оказывали семейные группы Отомо и Мононобэ.
Гипотеза о завоевании Хонсю народом-всадником аргументируется японским исследователем Эгами Намио археологически: в ранний курганный период характер царской власти был аналогичен власти Химико, что подтверждается погребальным инвентарем, имевшим заклинательско-шаманский, земледельческий характер, а затем он приобрел черты воинственности североазиатского типа народов-всадников. Такое существенное различие раннего и позднего курганного периодов могло быть следствием завоевания. Кочевники завоевали Южную Корею и Японию, поэтому японская и континентальная культуры всадников идентичны.
Во второй половине III в. продолжался процесс завоевания соседей и дань (мицуги) с побежденных племен стала взиматься дифференцированно: мужчины должны были поставлять добычу с охоты, а женщины — “изделия своих рук” — ткани. Цари Ямато подчиняли местных глав земледельческих общин, учреждая на завоеванных землях свои владения (агата), переименовывая глав общин в “глав агата” (агата нуси), причем археологически установлено единство между порайонным распределением курганов раннего периода и административных единиц “агата”. Можно говорить о процессе “агатизации” более мелких земледельческих общин, о превращении их во владения, в своеобразные провинции племенного союза Ямато.
У царя-шамана появляется собственная земля в виде “священных полей” (мита), которые огораживались “священной” веревкой из рисовой соломы. Возникает и собственность царя на урожай, который хранился в “священных” амбарах (миякэ).
Жертвоприношения рисом постепенно превращались в постоянно взимаемый налог сельскохозяйственными продуктами (тати-кара), кроме того, члены общины платили налог изделиями ремесла (мицуги) и несли трудовую повинность (этати). Трудовая повинность широко использовалась при сооружении могильных курганов и в ирригационных работах. При царе Суйнин (год его смерти — 295 — считается достоверным) было создано 800 прудов, что способствовало определенному подъему земледелия. В это время из Китая завозится дикий апельсин.
Летопись “Кодзики” сообщает, что Суйнин однажды услышал вопли закапываемых в землю людей: тогда существовал обычай хоронить вождя вместе с его живыми спутниками. Это якобы так потрясло царя, что он отменил закапывание живых людей и повелел впредь хоронить их глиняные изображения — ханива.
Ханива в миниатюре воспроизводили людей и реальные предметы: седла, сбрую, лодки, а также лошадей, животных — все, что сопровождало умершего в реальной жизни. Однако вряд ли с введением ханива прекратились человеческие жертвы: сохранились сведения об императорском указе 642 г., который отменял принесение в жертву людей.
В японо-корейских отношениях вторая половина III в. характеризовалась почти непрерывными набегами японцев на Корейский полуостров. Японцы облагали побежденных данью, создавая там специальные склады для ее хранения, но сообщение японских летописей о длительном (250-летнем) господстве на юге Корейского полуострова в Мимано в настоящее время подвергается сомнению, главным образом корейскими учеными.
В 300 г. в японо-корейских отношениях наступил перелом: произошел обмен посольствами, а спустя 12 лет японцы попросили прислать невесту для сына правителя. Началась иммиграция корейско-китайских переселенцев, вызванная падением в 280 г. царства У в Южном Китае под натиском кочевников и продолжавшимися их набегами на Китай с запада. Переселенцы основали в 320 г. в дельте реки Иодо город Нанива, переименованный в XVI в. в Осака. Иммигранты начали сооружение в дельте реки отводного канала для защиты земель от наводнений, создали оросительную систему, улучшили судоходство. Более высокий уровень производства и технических навыков, а также более совершенная обработка земли у переселенцев способствовали подъему производительных сил на Японских островах.
|
В 313 г. на Корейском полуострове была ликвидирована китайская провинция Лолан, образованная в 108 г. до н. э., и на севере возникло государство Когурё, на востоке — Силла, а на западе — Пэкче.
В середине IV в. царь Тюай продолжил завоевательные походы своих предшественников против эбису на северо-востоке и кумасо на юго-западе. В 345 г., порвав дипломатические отношения с Кореей, он предпринял поход против Силла, нанес корейцам поражение и обложил побежденное государство данью. 80 кораблей было сооружено для вывоза этой дани. Пленные силланцы основали в Центральной Японии четыре поселения кузнецов, которые принадлежали царю. Грабительская политика японцев в Корее вызвала большое недовольство. В стране вспыхнул мятеж, для подавления которого в 364 г. японцы предприняли новый поход, но на этот раз потерпели от силланцев сокрушительное поражение.
Около 370 г. японцы решили установить связь с западным государством Пэкче, рассчитывая с его помощью победить Силла. Высказывается предположение, что Тюай был против нового похода в Корею, за что и был убит в 389 г. по приказу своей жены Дзингу.
Официальная версия японских летописей повествует о походе Дзингу-шаманки в Корею, однако достоверность этого сообщения оспаривается уже с 1888 г. Считается, что Дзингу в качестве местной правительницы Кюсю если и совершила поход на Корейский полуостров, то потерпела поражение. Как свидетельствует надпись на стеле “Расширителя земель”, воздвигнутой в 414 г. сыном покойного правителя Когурё Хотэвана, последний “...разбил и прогнал японцев, вторгшихся во владения племени кая, обитавшего по нижнему течению реки Нактонган”. Иными словами, стела свидетельствует о сокрушительном разгроме японцев в Корее. Возможно, что после поражения в Корее Дзингу изменила направление похода, пошла на северо-восток, покорила местное население долины Ямато и перенесла свою резиденцию в район современного города Нара. Родившийся у Дзингу сын Одзин, который по времени не мог быть сыном Тюай, стал основателем новой династии корейского происхождения. Мать была при нем регентом. Впоследствии Одзин был обожествлен и слился с образом бога войны Хатиман (по мнению некоторых ученых корейского происхождения).
Поздний курганный период (V—VII вв.)
Правление корейской династии в Японии, так называемых первых “пяти царей Ва” (Одзин, Хансе, Инге, Анко и Юряку) относится к позднему курганному периоду. Достоверно известна хронология пребывания у власти лишь двух последних царей — Анко (454— 456) и Юряку (456—479). Что же касается первых, то можно сказать лишь одно: они царствовали в первой половине V в.
Погребальный инвентарь позднего курганного периода существенно отличался от раннекурганного. Если прежде характер захороненных предметов свидетельствовал о жреческих функциях правителя, то с V в. это типичное захоронение военачальника: обнаружены железные латы, мечи, луки и железные наконечники для стрел — инвентарь, встречающийся в могильных курганах воинственных кочевников центральноазиатского происхождения на обширной территории Японии, Кореи, Северо-Восточного и Северного Китая, Центральной Азии, юга России и Венгрии. В курганах позднего периода появляются стеклянные сосуды, аналогичные персидским времен династии Сасанидов. В Афганистане во время археологических раскопок кургана Тилля-Тепе обнаружена корона с орнаментом, идентичным корейскому и японскому из захоронений V в.
Для периода правления “пяти царей Ва” характерен ввоз железа с Корейского полуострова в центральный, Кинайский район о-ва Хонсю. Железные орудия составили техническую основу кораблестроения, строительства, производства сельскохозяйственных орудий и, наконец, оружия, обеспечив материальную основу боеспособности войск этих правителей.
Китайский железный плуг стал символом власти местных глав земледельческих общин как в районе Кинай, так и в Киби, на северном побережье Внутреннего Японского моря.
В социально-экономической области важное значение имела иммиграция корейско-китайских переселенцев и их натурализация. К этим переселенцам, именовавшимся “бэ”, относились люди самых разных специальностей: ремесленники, земледельцы, знатоки искусств и грамоты. Но в Японии существовало несколько категорий бэ. Наиболее древними были побежденные местные общинники, обязанные выплачивать дань победителю. Из числа наиболее знатных общинников рекрутировались служители культа (имбэ), лица, обслуживавшие царскую семью (микосиробэ и минасиробэ). Существовали лица из местных семейных групп, наследственно охранявшие дворец (тономори), поставлявшие воду (моитори), убиравшие дворцовые покои (канимори). В окончании их наименований имеется иероглиф “бэ”, однако его фонетическое звучание отсутствует, что, по-видимому, свидетельствует об утрате смыслового значения “бэ” из-за давности их функций.
Своеобразными царскими охранниками являлись саэкибэ, к которым, возможно, относились потомки племени хаято. Их “охранные” функции сводились к лаю по-собачьи для отпугивания “злых духов”, что практиковалось под Новый год в дворцовых покоях и при выездах царя: лаяльщики бежали впереди, по бокам и сзади паланкина, в котором восседал царь, и при пересечении дорог, въезде в лес и преодолении водных преград “отгоняли” злых духов заливистым лаем. Среди иммигрантов-корейцев со-габэ были наиболее значительной группировкой, выполнявшей функции казначеев. Другие группы бэ заведовали оружием, его производством и хранением.
Однако существовала и другая категория иммигрантов, подпавших под юрисдикцию местных влиятельных семей. Они также являлись данниками, но не царя, а провинциальной знати. Эта категория бэ получила наименование какибэ, в самом написании которого сохранилась грамматическая структура древнекитайского языка, когда определение следовало за определяемым (бэкаки).
Из .Силла прибыла большая группа китайских переселенцев хата, расселившихся в 127 местах юго-западной и центральной частей о-ва Хонсю. Хатабэ очень ценились как сельскохозяйственные работники. Техника возделывания земли была у них выше, чем у японских крестьян. Помимо района Биттю (совр. префектура Окаяма) они возделывали земли в бассейне рек Камогава и Кацурагава (район совр. города Киото), культивировали тутовое дерево и разводили гусениц шелкопряда, положив начало шелководству. Хата ткали шелковую ткань и сдавали ее в виде налога. Они занимались также ремесленным производством, торговлей и были даже служителями культа. Поскольку они знали китайскую грамоту, то могли учитывать и записывать налоговые поступления, поэтому при Юряку их поставили во главе царской казны — “большой сокровищницы” (Окура), куда поступали дань и налоги. Иными словами, они стали чиновниками фискальной системы, а их потомки были даже придворными лекарями.
В социальном плане бэ не были однородны. Каждая из групп бэ имела своего рук<
|
Цейлон |
На протяжении всей своей истории в географическом и историко-культурном плане Цейлон всегда был тесно связан с Индией. Но он всегда имел и достаточно тесные связи с Индокитаем. В частности, немалая доля того культурного влияния со стороны Индии, о котором говорилось выше, шла именно через Цейлон, который на рубеже нашей эры стал признанным центром пришедшего туда из Индии буддизма в его ранней хинаянской модификации, буддизма Тхеравари.
Первые упоминания о Цейлоне имеются в древнеиндийском эпосе, где Цейлон именуется Ланкой (“Островом”).
Основным сюжетом “Рамаяны” является поход Рамы, царевича Айодхьи, на Ланку, царь которой, Равана, похитил у него жену Ситу. Рама с помощью войска, состоящего из обезьян и медведей, вторгается на Ланку, в личном единоборстве убивает Равану и освобождает Ситу.
Однако в науке не принято серьезно считаться с фактами литературного произведения. Действительно, вышеупомянутый эпизод из “Рамаяны”, видимо, не имеет исторической основы, а является лишь литературной обработкой сказочного сюжета. В Северной Индии в этот период о Цейлоне имели самое смутное представление. Считалось, что он находится где-то на краю земли, населен демонами — ракшасами. При этом, естественно, материальные и общественные условия жизни на Цейлоне в “Рамаяне” изображались сходными с теми, которые существовали в самой Северной Индии (наличие государства, развитой городской жизни, сходных религиозных верований и т. д.). Данные археологии и цейлонских исторических преданий не подтверждают фактов “Рамаяны”, которые поэтому не могут считаться достоверными.
Около середины I тысячелетия до н. э. население Цейлона значительно отставало от населения Индии, по уровню развития материальной культуры оно находилось на стадии каменного века, по уровню развития общественно-экономических отношений — на стадии первобытнообщинного строя.
Поскольку почти вся историография Цейлона основана на исторических преданиях, которые, по всей вероятности, имеют в своей основе действительные события, можно с достаточной уверенностью утверждать, что в V в. до н. э. на Цейлон прибыло морем значительное количество переселенцев из Северной Индии. Именно об этом гласят предания.
Переселенцы утвердились на острове, и их вождь Виджая стал первым царем (483 — 445 гг. до н. э.). Род (или племя), к которому он принадлежал, назывался синхала. Этим именем затем стал называться остров, а также основное его население (современные сингалы). Тот факт, что язык древних синхала был родствен индоевропейским языкам, а не дравидийским, подтверждает, что в основе этого предания, возможно, лежат какие-то исторические события подобного рода. Синхалам, стоявшим на более высокой ступени развития, чем местное население, удалось захватить самые удобные земли на севере и на юге острова, отчасти ассимилировать местное население, отчасти истребить его или оттеснить в самые глухие районы. В настоящее время остатком древнейших обитателей Цейлона являются племена ведда.
Данные цейлонской хроники (“Дипавиша”, составленная около IV в. до н. э., и “Махаванша” — около V , в. н. э.) весьма сбивчивы и малодостоверны. К III в. до н. э. на Цейлоне существовало два наиболее значительных государства — Пихити (со столицей Анурадхапура) на севере и Рухуна (со столицей Магама) на юге. В западной части острова, на равнинах, покрытых непроходимыми джунглями, цивилизация не утвердилась. Только последующие века привели к тому, что сейчас эта часть Цейлона является экономически наиболее развитой.
Источник: История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. - Мин.: Харвест, М.: АСТ, 2000. - 848 с. ISBN 985-433-717-0
Распространение на Цейлоне буддизма
|
III век до н. э. показывает нам то, что уровень развития населения Цейлона приближается к индийскому. К этому привело как внутреннее развитие, так и обширные связи с материком. Это подтверждается, в частности, быстрым распространением в этот период буддизма. Появление на Цейлоне буддизма связывается с деятельностью миссии буддийских монахов во главе с Махендрой, братом Ашоки.
Как и везде в таких случаях, укоренению буддизма способствовала местная рабовладельческая знать. Правители Цейлона сами приняли буддизм и охотно способствовали его распространению. Буддийские монахи принесли с собой письменность брахми, из которой развилась современная сингальская письменность. Они же записали в I в. н. э. на языке пали буддийские канонические трактаты (“Типитака”), передававшиеся до того устно. Множество слов из этого языка, которым до сих пор пользуется буддийское монашество на Цейлоне, проникло в сингальский язык, а буддийская литература (особенно джатаки) оказала большое влияние на литературу народов Цейлона. Буддизм оказал сильное влияние и на развитие архитектуры, изобразительных искусств и т. д.
Цейлон во II веке до н.э. - IV веке н.э.
|
Вся политическая история древнего Цейлона (II в. до н. э. — IV в. н. э.) была активно связана с борьбой за укрепление и отстаивание позиций буддизма на острове. Ассимиляция мигрантов из Индии с туземным населением заложила на рубеже нашей эры основы сингальского этноса. Сингальские правители и были, как правило, ревностными защитниками буддизма. В распоряжении буддийских храмов были богатые земли и другие сокровища, они обладали налоговым иммунитетом и имели огромный престиж среди местного населения. Однако бесконфликтность индийской иммиграции на самом деле только кажущаяся.
Близкая к Индостану северная часть Цейлона неоднократно подвергалась вторжению из Южной Индии пришельцев-завоевателей тамилов, вместе с которыми на Цейлон прибывали многочисленные индуисты. Индуизм начинал теснить буддизм, что вызывало постоянные конфликты. Новые волны мигрантов из Индии несли с собой и элементы буддизма махаянского типа, так что религиозная ситуация на Цейлоне становилась более сложной.
Крупнейшее вторжение произошло в середине II в. до н. э., когда тамилы из Чола захватили Анурадхапуру (Анурадхапура, с ее обилием буддийских храмов и монастырей, была столицей Цейлона вплоть до XI в.; когда она была захвачена южноиндийским государством Чолов, столица была перенесена в г. Полоннарува.), а на престоле Пихити воцарился тамил Елара. Но царь Рухуны Дутугамуну (101 — 77) изгнал тамилов и на время распространил свою власть на весь Цейлон. Около 29 г. до н. э. произошло нашествие тамилов из государства Пандья. Они были изгнаны только 14 лет спустя. Вследствие укрепления в дальнейшем государственной власти и упрочения внутреннего положения, Цейлон более четырех с половиной веков не подвергался крупным нашествиям из Индии. Отдельные нападения носили характер грабительских набегов. Цейлонцы сами также предпринимали набеги на Южную Индию, грабя побережье и приводя оттуда рабов.
Основным занятием населения было земледелие. В первые века нашей эры на севере и юге Цейлона была сооружена весьма развитая система искусственного орошения. О высоком уровне инженерного искусства древних цейлонцев свидетельствует то, что многие водохранилища и каналы (например, водохранилище Миннерия с водным зеркалом в 18 кв. км) используются и в настоящее время.
Значительного развития на Цейлоне достигло горное дело, добыча жемчуга и ремесла. Еще в первые века нашей эры в Индию, а через Индию в Европу, вывозились с Цейлона жемчуг, бериллы, сапфиры, хлопчатобумажные ткани и изделия из черепаховой кости. В значительных количествах добывалось золото. Внутренняя торговля едва ли была развита, так как собственных монет, по-видимому, не существовало.
Основой экономической и общественной структуры, как и в древней Индии, была община с очень широкими автономными правами. Власть царя еще не стала полностью деспотической и была ограничена собраниями знати. Престол царя переходил не к сыну, а к старшему в роду, что способствовало возникновению междоусобиц, бывших в государствах древнего Цейлона довольно частым явлением.
Храм Зуба. По легенде в этом храме хранится зуб самого Будды...
Цари не скупились на подарки буддийским монастырям, поскольку те пользовались большим политическим влиянием. Немалую долю в процесс обогащения этих религиозных заведений привносили и все больше закрепощаемые свободные общинники. Но даже всего влияния буддизма было недостаточно для усмирения народного гнева во времена частых бунтов.
Для правителей в некоторых случаях волнения населения были на руку, так как они направляли движение масс против своих конкурентов.
Первые века нашей эры показывают, что государства Цейлона были уже достаточно сформированными. Местные правители располагали достаточным военным и экономическим потенциалом для сопротивления попыткам южноиндийских царей подчинить их. Отражение стремления к полной независимости приняло форму религиозного движения. На Цейлоне буддизм сохранился в его ранней форме (хинаяна). Всякая попытка распространения буддизма в иной его разновидности (махаяны) решительно пресекалась.
Источник: История Древнего мира. Древний Восток. Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. - Мин.: Харвест, М.: АСТ, 2000. - 848 с. ISBN 985-433-717-0
|
Древняя Индия |
Синдху - так называли свою реку обитатели страны, раскинувшейся по ее берегам; грекам она была известна как Индос, а сами аборигены - как инды. Легко и естественно, сохранив узнаваемое своеобразие, перенеслось из Азии в Европу и зазвучало на многих языках чарующее слово - Индия.
На территории, носившей в древности это обобщающее название и распростершейся в обширном треугольнике между Аравийским морем, Гималаями и Бенгальским заливом, в конце 20 в. находятся три самостоятельных государства: собственно Индия, Бангладеш и Пакистан, по землям которого и протекает легендарный Инд.
В незапамятные времена просторы Древней Индии населяли дравиды - невысокие темнокожие черноволосые люди с широкими носами. Среди жителей Южной Индии встречается много их потомков, удивительно напоминающих своих далеких предков.
Междоусобицы, стихийные бедствия, эпидемии, нашествия уходили в прошлое, становясь вехами неспешного времени. По прошествии веков дравидов сменили многочисленные племена, отличавшиеся одно от другого укладом жизни, языком, верованиями, культурой, степенью развитости и даже внешним видом своих представителей.
Жители предгорий, не знавшие под защитой Гималаев северных ветров, с благоговейным трепетом взирали на высочайшие в мире горы, чистосердечно считая ослепительные вершины обителью почитаемых богов.
Зависимые от дикой природы, древние индийцы с глубоким уважением относились к водной стихии: ведь вода - залог богатого урожая, а урожай - это жизнь. Поклонение воде, начитывающее тысячелетия, находит продолжение и в современности: до сих пор свою самую полноводную реку Ганг индийцы считают священной...
Если и в наши дни растительный мир Индии поражает разнообразием и тропической пышностью, то много-много столетий назад леса покрывали почти всю ее территорию. Они не только давали древним обитателям сказочной страны древесину для поделок, оружия, построек и отопления жилищ, но и кормили их орехами, ягодами, бананами, плодами манго, цитрусовых и других деревьев. Леса же снабжали лекарственными растениями и пряностями, без которых уже тогда была не мыслима индийская кухня. Кстати сказать, впоследствии именно пряности и благовония, ценившиеся в Европе дороже золота, вызвали к Индии такой интерес и в известной степени "подтолкнули" Христофора Колумба к открытию Америки...
Древние индийцы охотились на лесных животных и одомашнили некоторых из них. Им мы во многом обязаны тем, что человечество имеет много домашних животных, от курицы до слона.
Однако обитателям Индии приходилось вести с лесами постоянную борьбу, не только расчищая участки для полей и огородов, но и сражаясь с надвигающимися джунглями изо дня в день, рискуя столкнуться с ядовитой змеей или стать жертвой хищника.
Сельское население было весьма многочисленным. Крестьяне выращивали несколько сортов пшеницы, ячмень, кунжут, фасоль, рис, разводили сады. В засушливое время они прибегали к искусственному орошению. Археологические раскопки позволили установить, что почти в каждом крестьянском хозяйстве имелись коровы, козы, овцы и домашняя птица.
Многие индийцы держали собак и кошек. Из всех домашних животных больше всего ценились коровы, считавшиеся главным богатством семьи. Часто из-за них возникали даже вооруженные столкновения.
Ремесленники селились в городах, причем представители каждой профессии жили на одной улице. Были, например, улицы ткачей, гончаров, ювелиров. Домашняя и храмовая утварь, оружие, орудия производства изготовлялись из бронзы и меди. Золото и серебро использовались для ювелирных украшений. Процветала торговля. Особенно развитыми были торговые связи с Шумером.
История неохотно раскрывает свои тайны. Но иногда они становятся известны почти случайно. Однажды индийский археолог Р. Д. Банерджи вел раскопки. Найдя замечательный памятник 2 в. до н.э., он очень обрадовался и старался быстрее закончить работу, как вдруг чуть глубже обнаружил остатки более древней культуры.
Так из небытия восстал знаменитый Мохенджо-Даро (Холм мертвых), целый город, существовавший более 4 тыс. лет назад. Был найден и еще более древний город Хараппа.
По его имени все созданное в ту эпоху называют памятниками Хараппской культуры.
Ученые установили, что Мохенджо-Даро и Хараппа - два самых больших города древней цивилизации, возможно, столицы крупных политических объединений. На самом высоком месте городе стояла цитадель, укрепленная мощными стенами, где обычно спасались от наводнений. Внутри цитадели находился огромный бассейн для ритуальных омовений. С помощью специального устройства сюда подавалась свежая вода.
Удивляют широкие и прямые улицы этих городов, на редкость прочный кирпич (даже теперь его трудно расколоть), из которого возводились постройки. Дома были двух или даже трехэтажными. Вместо окон в толстых стенах делались небольшие отверстия для освещения: и толщина стен, и крошечные окна лучше предохраняли от индийской жары. Даже верхние этажи домов имели водопровод, чтобы совершать омовения, не выходя из жилища.
Представить, как выглядели жители Мохенджо-Даро, помогают бронзовые, медные, каменные скульптуры, найденные археологами. Вот танцовщица при храме - юная, длинноногая, стройная, со множеством браслетов на руке. А вот жрец. Он очень красив. Глаза его полузакрыты - жрец погружен в молитву. Его мантия, перекинутая через левое плечо, украшена орнаментом в виде священного трилистника. Тщательно подстриженные волосы перехвачены широкой лентой, ниспадающей на спину; на лбу - круглая пряжка. Изваяна скульптура из белого стеарита, сохранившего следы красной пасты. Глаза сделаны из белого перламутра и от этого кажутся живыми.
В особых случаях жрецы произносили гимны и заклинания. Гимн Небу и Земле призывает благословение на землепашцев:
Пусть Небо и Земля оросят нас медом,
Те, что медом пропитаны,
мед источают,
медом воздействуют,
Те, что приносят жертву
и богатство богам,
Великую славу, дбычу и мужество нам.
А вот как звучит заклинание при постройке дома:
Вот здесь стой прочно, о хижина,
Богатая конями,
богатая коровами,
богатая радостями,
Богатая силой,
богатая жиром,
богатая молоком!
Возвышайся на великую судьбу!
Это слава Вед - древнейших памятников индийской письменности. Самыми известными Ведами (что означает "знание") являются "Ригведа" (Веда гимнов), "Яджурведа" (Веда жертвенных формул), "Сомаведа" (Веда песнопений), "Атхарваведа" (Веда заклинаний). Их авторами считаются древние поэты и мудрецы Риши. Изучать и даже слушать Веды в Древней Индии мог далеко не каждый. Это было привилегией "двиджати" - "дважды рожденных". Кто они?
Общество древней Индии делилось на касты (индийцы называют их "джати", а ученые - "варны"). Принадлежность к касте обусловливалась рождением человека и наследовалась. Представители каждой касты занимались из поколения в поколение одной и той же профессией, поклонялись одним и тем же богам, строго исполняли установленные правила по отношению друг к другу и членам других каст. Возникновение каст один из гимнов "Ригведы" описывает так. Был мифический первочеловек Пуруш. Из уст его произошли брахманы, из рук - кшатрии, из бедер - вайшьи, а из ступней - шудры. Шудры считались "экаджати" - "единожды рожденными". Каким же образом могли члены первых трех каст рождаться два раза? В детском возрасте над мальчиками первых трех каст совершался сложный обряд "упанаяна", сопровождавшийся торжественным надеванием "упавита". После этого мальчик считался рожденным во второй раз. Шудры такого обряда не удостаивались.
Наиболее почетное место в обществе занимали, конечно, брахманы, выполнявшие жреческие обязанности, как знающие священное учение. Их называли "авадхья" - "неприкосновенные". Убийство брахмана считалось величайшим преступлением.
Царь, военную знать представляли кшатрии - "наделенный могуществом". Хорошо знакомое нам слово "раджа" (царь, вождь) относится именно к кшатриям.
Свободные общинники - земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы - относились к вайшьям.
Положение шудр в древнеиндийском обществе было очень тяжелым. Им не полагалось ничего, кроме непосильной каждодневной работы и смиренного служения "дважды рожденным".
Развитие Древней Индии иногда как бы прерывалось и шло вспять. Так, например, в середине 2 тыс. до н.э. в Индию приходят и расселяются полукочевые племена ариев. Индийская цивилизация исчезает. Происходит возвращение к первобытнообщинному строю. Только в первой половине 1 тыс. до н.э. снова возникают государства. Появляются и города, но уже не крупные, свойственные Хараппской культуре, а маленькие, очень хорошо укрепленные "пуры". Дома в них были каменные, деревянные, глинобитные, обязательно защищенные земляным валом. Снова появляются ремесленники. Особым уважением среди них пользовались плотники и кузнецы.
В нижнем течении Ганга находилась Магадха – само крупное и сильное государство того времени. Наивысшего могущества оно достигло в 4-3 вв. до н.э. при династии Маурьев, объединившей под своей властью почти всю территорию Индостана. Возникают благоприятные условия для развития экономики, совершенствования политического устройства, расцвета культуры.
В 4 в. до н.э. возникла сильная держава Гуптов, просуществовавшая почти два столетия.
Нанды, Маурьи, Шунги, Кушаны, Гупты - каждая из этих индийских династий интересна по-своему. Нанды обладали одним из самых больших на Древнем Востоке войском. Первым царем империи Маурьев был легендарный Чандрагупта. Канишка был царем громадной Кушанской им перии, через которую проходил в древности Великий шел ковый путь.
Эта сказочная страна привлекла и великого завоевателя древности Александра Македонского. Его войско перешло через Гиндукуш и в долине реки Кофен (ныне Кабул) разделилось. Одна его часть во главе с Александром двинулась на север, другая - под командованием Пердикки и Гефистиона - переправилась через Инд и приготовилась дать сражение. Однако воинов ожидали обильное угощение и отдых. Местный раджа Таксил не только не собирался воевать с греко-македонцами, но даже подарил им лошадей и слонов.
Наряду с царем Таксилом история сохранила имя храброго царя Пора - правителя могущественного государства на северо-западе Индии, который, несмотря на численное превосходство пришельцев, решился дать им открытый бой.
В 326 г. до н.э. произошло жестокое сражение. Индийская армия оказалась разбитой. Истекая кровью, Пор предстал перед победителем и потребовал, чтобы с ним обращались, как подобает обращаться с царем. Александр, восхищенный его мужеством, не только вернул Пору его владения, но даже подарил новые земли.
Александру не удалось завоевать всю Индию. На завоеванных территориях он оставил наместников. Последний из них, Эвдем, покинул Индию в 317 г. до н.э., то есть уже через 6 лет после смерти Александра Македонского.
Соприкосновение двух культур оказалось кратковременным, но не прошло бесследно: влияние греческой культуры заметно в прекрасных образах североиндийской гандхарской скульптуры.
Во 2 в. до н.э. Индия распалась на множество государственных образований, не способных отражать постоянные набеги парфян, скифов и других кочевников.
Индийская история полна неожиданностей. Чтобы узнать об одной из них, вернемся немного назад. В 268 г. до н.э. индийский престол занял могущественный правитель династии Маурьев Ашока ("Лишенный печали"). Он установил дипломатические и торговые отношения со многими странами Запада и Востока. При нем государство стало одним из крупнейших на Востоке. В молодости он не отличался мягкостью нрава и даже заслужил прозвище Чанда-Ашока ("Жестокий Ашока"). На восьмой год своего правления он одержал победу над государством Калинга (территория современного индийского штата Орисса), получил дополнительные политические и торговые преимущества. Казалось, великому царю суждено и впредь вести войны и укреплять свою власть.
Однако наскальный эдикт Ашоки, оставленный для потомства, гласил: "...И сколько бы людей в то время, когда были покорены калингяне, ни было убито или умерло, или уведено оттуда, даже сотая часть этого числа, даже тысячная часть тяготит мысль Угодного богам" (так Ашока называл себя). Он раскаивался в содеянном.
Ашока, беспощадный когда-то, в другом эдикте наставлял: "И если кто-то причинит вред, Угодный богам считает, что надо пощадить, насколько простить возможно". Неожиданная метаморфоза Ашоки объясняется тем, что царь сделался приверженцем буддизма, религии, возникшей в Индии в 6 в. до н.э., и стал следовать ее правилам.
Индия является также родиной индуизма - одной из древнейших на земле религий, зародившейся в 4 тыс. до н.э.
Отличительная особенность индуизма - многобожье. Древние индийцы считали, что боги, как люди, любят вкусную еду, красивую одежду, так же дружат и ссорятся. Богами наиболее древнего происхождения считаются Сурья (бог солнца), Дьяус-Питар (бог неба), Ушас (богиня утренней зори), Парджанья (бог грозы), Сарасвати (богиня реки того же названия), Агни (бог огня). Особенно почитался Индра - повелитель дождя, победивший Вритру - демона засухи. Позже главными богами индийцев стали Брахма (начало всех начал в мире), Шива (разрушитель) и Вишну (охранитель).
Вишну древние индийцы представляли себе в виде прекрасного юноши, возлежащего на мифическом змее Шеше, который плавает в водах космического океана. У Вишну четыре руки, в них он держит раковину, колесо, палицу и цветок лотоса. Вишну обладает даром превращаться в животных и людей.
Однажды, оборотившись карликом, Вишну пришел к царю демонов Бали и попросил подарить ему столько земли, сколько он сможет покрыть тремя шагами. Рассмеявшись, Бали охотно дал разрешение, но скоро пожалел об этом: карлик вырос до гигантских размеров и первым же шагом покрыл небо, а вторым землю. Третьего шага, видя ужас бали, великодушный Вишну делать не стал.
Высоко в Гималаях на горе Кайласа обитает бог Шива. Вид его грозен Шива обвит кобрами, одет в тигровую шкуру, носит ожерелье из черепов. Он многолик и многорук, на лбу его всеиспепеляющий третий глаз. Как говорит предание, спасая людей, Шива выпил яд, и его шея посинела. Поэтому его часто называют "Синегорлым". В руке у Шивы трезубец, и выступает он всегда в сопровождении быка Нандина. У Шивы и его жены Парвати, что означает "Горянка", два сына. Первый - четырехрукий Ганеша, человек с головой слона, едущий на крысе. До сих пор Ганешу почитают как бога мудрости и удачи. Его брат, бог войны Сканда, имеет шесть голов. Ездит он на огромном павлине, держа в одной руке лук, а в другой - стрелы.
Древние индийцы обожествляли животных. Особенно почиталась священная корова Сурабхи, что в переводе означает "Хорошо пахнущая". По преданию эта корова пребывает в раю бога Индры. Поклонялись индийцы и змеям - нагам. В современной Индии есть штат, который называется Нагаленд - "Земля змей".
В Древней Индии сложился обычай посещать святые места. Особой добродетелью считалось побывать в Хардваре - месте, где река Ганг выходит на равнину, хоть раз в жизни, как бы далеко ни жил человек, совершить омовение в ее священных водах.
Бесценным наследием великой индийской культуры является "Махабхарата" - огромное собрание легенд, сказок, преданий, религиозно-филисофских текстов.
Автор этого грандиозного произведения неизвестен. В "Махабхарате" много сюжетов, главный из которых повествует о борьбе двух царских родов - Пандавов и Кауравов. В многолетнем споре победили братья Пандавы, но не без божественной помощи: колесницей одного из них, храброго и могучего Арджуны, правил его наставник великий Кришна. Разговор Кришны и Арджуны перед битвой изображен в "Бахагават-гите" ("Бо-
жественной песне"), считающейся самой священной частью "Махабхараты". Некоторые места "Бхагават-гиты" звучат вполне современно:
Кто сам себя победил, тот сам себе союзник,
Кто же собой не владеет,
тот, враждуя, себе враждебен.
?пическая поэма "Рамаяна" в противоположность "Махабхарате" - единое и стройное произведение, приписываемое поэту Вальмики. В "Рамаяне" рассказывается о старшем сыне царя Дашаратхи - Раме, который из-за коварства одной из царских жен вынужден с братом Лакшманом и верной женой Ситой уйти в изгнание. Они зажили в лесу, питаясь кореньями и плодами. Царь демонов, злой Равана, похитил Ситу и унес к себе. В страшном гневе Рама, объединившись с предводителем обезьян Хануманом, убивает похитителя и освобождает прекрасную Ситу. Вернувшись в столицу, Рама становится царем.
"Рамаяну" и "Махабхарту" можно назвать энциклопедией жизни Древней Индии: так много там сведений о стране, обычаях людей, государственном управлении и культуре.
Древние индийцы были сведущи не только в литературе, но и в математике, астрономии, медицине. Именно они подарили миру шахматы. Наука врачевания называлась Аюрведа - "наука о долгой жизни". Древнеиндийский врач был одновременно и ботаником , и фармакологом, и биологом, и психологом. Искусные хирурги, они не только почти безболезненно для пациента извлекали стрелы из ран, но даже восстанавливали правильную форму искалеченных в бою носов и ушей, т.е. делали пластические операции. Ну а в лечении змеиных укусов индийские врачи не знали себе равных!
Из глубокой древности дошли до нас интереснейшие памятники архитектуры. Буддийские святилища-ступы внешне очень напоминают колокол.
При взгляде на них неосознанно возникают мысли об их космическом происхождении – настолько они необычны. Основу их составляет насыпной холм, выложенный кирпичами или покрытый по беленной штукатуркой. Верх сооружения венчает квадратная терраса "хармика" ("дворец богов"). Из ее центра вверх устремляется шпиль, на который нанизаны зонты (три либо семь), называемые "амалака". Семь зонтов символизируют семь ступеней с земли на небо, а три - количество небесных сфер. Внутри находится небольшая камера (иногда не одна) с останками Будды или буддийских святых. Все моления и обряды совершаются только снаружи.
Наиболее известно святилище-ступа в Санчи, которое сооружали с 3 до 1 в. до н.э. На его знаменитых четырех воротах, называемых "торана", представлена вся Индия: природа, архитектура, предания и легенды, связанные с жизнью богов и людей, фантастические существа, животный мир, деревья и цветы, жизнеописание Будды. Рассматривать ворота можно часами - как читать увлекательную книгу.
Древнеиндийская цивилизация оказала огромное влияние на многие страны Востока. Невозможно ни понять, ни изучить историю и культуру народов Южной и Юго-Восточной Азии, не зная истории Древней Индии. Она многому учит и сегодня. Не стоит забывать мудрость Вед:
Да не будет ненависти
У брата к брату, а у сестры к сестре!
Оборотившись друг к другу,
следуя одному обету,
Говорите доброе слово!
Источник: неизвестен
Взято из сайта: http://ancient.gerodot.ru/topics/data/india/articles/india_article_09.htm
|
Уланова, Галина Сергеевна |
Гали́на Серге́евна Ула́нова (26 декабря 1909 [8 января 1910], Санкт-Петербург, Российская империя — 21 марта 1998, Москва, Российская Федерация) — русская советская балерина, балетный педагог. Народная артистка СССР (1951). Дважды Герой Социалистического Труда (1974, 1980). Лауреат Ленинской (1957) и четырёх Сталинских (1941, 1946, 1947, 1950) премий. Является самой титулованной и более всех награждённой среди всех народных артистов СССР.
Уланова родилась в семье артистов балета Мариинского театра. Отец, Сергей Уланов, впоследствии стал балетным режиссёром; мать, Мария Романова, была педагогом хореографического училища. К карьере балерины в детстве не стремилась.
В 9 лет была принята в Петроградское хореографическое училище, где основными её педагогами стали её мать — Мария Романова (у неё дочь училась первые шесть лет), а затем Агриппина Ваганова.
В 1928 году Уланова окончила Ленинградское хореографическое училище. После выпускного спектакля 16 мая 1928 Уланова была принята в труппу ленинградского Театра оперы и балета (позднее Ленинградский государственный театр оперы и балета им С.М.Кирова, с 1992 года и ныне — Мариинский театр). Первые выступления Галины Улановой на сцене театра сразу же привлекли к ней внимание критиков. Здесь же в 1929 году в возрасте 19 лет Уланова станцевала свою первую ведущую партию — Одетту-Одиллию в «Лебедином озере».
В Кировском театре Уланова проработала до 1944 года. Среди других её лучших ролей Жизель («Жизель» Адана, 1932), Маша («Щелкунчик» Чайковского, 1934), Мария («Бахчисарайский фонтан» Б. В. Асафьева, 1934). Но самым большим успехом Улановой стало создание неповторимого образа Джульетты в балете Прокофьева «Ромео и Джульетта» (1940, балетмейстер Лавровский). По поводу перехода в Большой театр Уланова сказала: «В Москву я никогда бы не переехала, да так власти распорядились, чуть ли не решение ЦК по этому поводу приняли».
В 1942 году прибыла в Алма-Ату, работала в труппе Казахского государственного академического театра оперы и балета в Алма-Ате, где исполнила партии Марии в «Бахчисарайском фонтане» Б.В.Асафьева, Жизель в одноимённом балете А.Ш.Адана, а также выступала на концертах. В 1943 году ей было присвоено почётное звание «Народный артист Казахской ССР».
В 1944—1960 годах Уланова была ведущей балериной Большого театра, где также блистала в «Лебедином озере», «Ромео и Джульетте» (1947), «Бахчисарайском фонтане» (1944) и др. Вершиной трагедийного танца Улановой стала роль Жизели (особенно в сцене сумасшествия).
Впервые Галина Уланова выступала в Вене в июле 1945 года. Исполняла седьмой вальс из «Шопенианы» и «Лебедя», «Вальс» Рубинштейна с партнёром В. Преображенским.
Первые гастроли Большого театра в 1956 году в Лондоне, где Уланова танцевала Жизель и Джульетту и имела триумфальный успех, равного которому, по свидетельству зарубежных авторитетов, они не видели со времён Анны Павловой.
В 1960 году, в последний раз станцевав «Шопениану», она закончила карьеру балерины. Свою сценическую деятельность балерина официально прекратила в 1962 году. С 1960 года и до конца своей жизни Уланова работала в Большом театре балетмейстером-репетитором. Среди её учеников с 1960 по 1997 годы — целая плеяда звезд: Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Светлана Адырхаева, Нина Тимофеева, Людмила Семеняка, Нина Семизорова, Малика Сабирова, Марина Колпакчи, Ирина Прокофьева, Ида Васильева, Ольга Суворова, Алла Михальченко, Надежда Грачёва, Николай Цискаридзе. Уланова работала также с солистами Парижской «Гранд Опера», Гамбургского балета, Шведского Королевского балета, Австралийского балета, артистами балетных трупп Японии.[1]
В 1964 году была председателем жюри I Международного конкурса артистов балета в городе Варна (Болгария), а в 1969 году — I Международного конкурса артистов балета в Москве.
Умерла 21 марта 1998 года в Москве и похоронена на Новодевичьем кладбище (участок № 5).
Она трижды была замужем, и все трое её избранников — люди искусства: режиссёр Юрий Завадский, актёр и режиссёр Иван Берсенев, художник Вадим Рындин.
По свидетельству Анатолия Стреляного последние свои годы прожила в фактическом браке с журналисткой «Комсомольской правды» Татьяной Агафоновой[2].
У неё не было какого-либо хобби, побочных от профессии занятий. Но, конечно же, были пристрастия: «Природа для меня то же, что и музыка. Так же загадочна», — говорила балерина. «Раньше в Петербурге ходили конки. На лошадей одевали шоры, чтобы ничто их не отвлекало. Вот в таких „шорах“ я и проходила почти всю свою жизнь. Чтобы ничто не мешало работать, думать о своей профессии. Самое комфортное для меня состояние — одиночество. Обычно я не подхожу ни к кому. Если подходят ко мне, начинают говорить о театре». Она любила животных.
Была строга к себе. Ранним утром — целый час своя зарядка, в которую были включены и балетные па. И на склоне лет её вес оставался тем же, что в артистические годы — 49 кг. Она всегда была элегантна, отличалась легкой изящной походкой.
«Она — гений русского балета, его неуловимая душа, его вдохновенная поэзия».
«„Ты, Моцарт, — Бог, и сам того не знаешь“. Моя дорогая, прекрасная Галина Сергеевна, мне всегда хочется это Вам говорить. Мне хочется, чтобы Вы знали, что видеть Вас, Ваше искусство — это счастье высшее!»
«Галя, милая, чудная, богиня! Целую и обнимаю Вас».
«Дорогая Галина Сергеевна! Я со всё время мокрым лицом смотрел Вас вчера в „Золушке“. Так действует на меня присутствие всего истинно большого рядом в пространстве… Как удалось Вам извлечь пластическую и душевную непрерывность из отрывистого, условного и распадающегося на кусочки искусства балета? Я не собирался сказать Вам ничего, что было бы неизвестно Вам. Вам, естественно и заслуженно привыкшей к более сильным эпитетам и похвалам и более пространным признаниям. Старое сердце моё с Вами. Ваш
«Дорогая Галя! Ты всегда кажешься даже мне замкнутой, словно прислушиваешься к чему-то, но ничто, я уверен, не ускользает от твоего внимания, от твоих глаз и души. Твой
«Дорогая Галина Сергеевна! Когда Вы перестали танцевать, мы перестали ходить в балет. Случайно Вы об этом узнали, помните? И произнесли только одно: „напрасно!“ Сегодня мы снова ходим на балетные спектакли и радуемся успехам улановских учеников. Это редкий дар — суметь щедро, не оставляя секретов, передать накопленное… Но для нас Вы по-прежнему как живой идеал, который и сегодня, непостижимый, манит!»
«Искусство Улановой сочетает в себе чистоту стиля, совершенство классического танца с его глубокой психологической насыщенностью. Оно вырастает из чуткого и верного слушания музыки и органически раскрывает идейно-эмоциональное содержание партитуры, переведённое на язык пластических образов. В танце Уланова пытливо ищет и находит средства тончайшей выразительности в пределах специфики своего искусства и при всём богатстве и подвижности своей мимики никогда не прибегает к приёмам, заимствованным из драматического театра, что неизбежно разрушило бы целостность хореографического образа».
«Весь облик Улановой на сцене создаёт впечатление необычайной хрупкости, какой-то незащищённости, трогательной женственной слабости. Поэтому-то столько писалось и говорилось об элегичности, меланхоличности, „бестелесности“ искусства Улановой. Но если вглядеться внимательнее, то по мере развития её образов в этом хрупком и, казалось бы, таком беспомощном существе начинает ощущаться несгибаемая сила, героическое напряжение духа».
«Дорогая Галина Сергеевна! Никто никогда не спрашивал, как Вы танцевали. Cпрашивали: „Уланову видел?“ Когда мы говорим по прошествии времени о малом поэте, мы говорим: „Он писал“, но о Пушкине „Пишет“. Искусство высокое не проходит. Вам никогда не быть в прошлом, но всегда – в настоящем и будущем».
«Уланова — это огромно, это душа искусства, сама поэзия, сама музыка».
«Я благоговею перед Улановой-художником и восхищаюсь Улановой-женщиной, обаятельной, изысканной, элегантной. Не всегда, и далеко не всем, удаётся это сочетать. Вы же остаётесь такой и в пылу работы, и после репетиций, изнуривших всех. Хорошо, что у нас есть Уланова, хорошо, что она у нас в театре. Одно её присутствие облагораживает. Думаешь о Вас, и согревается душа».
|
Плисецкая, Майя Михайловна |
Ма́йя Миха́йловна Плисе́цкая (род. 20 ноября 1925, Москва, СССР) — советская и российская балерина, балетмейстер, хореограф, педагог, писатель и актриса.
Прима-балерина Государственного академического Большого театра Союза ССР.
Народная артистка СССР (1959)[1]. Герой Социалистического Труда (1985). Лауреат Ленинской премии. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством».
Доктор Сорбонны, почётный профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Почётный гражданин Испании.
Родилась в Москве в семье известного советского хозяйственного деятеля Михаила Эммануиловича Плисецкого[2] и актрисы немого кино Рахили Михайловны Мессерер[2]. Дядя — артист балета, балетмейстер, народный артист СССР (1976) Асаф Михайлович Мессерер (1903—1992).
С 1932 по 1936 годы жила на Шпицбергене, где её отец сначала работал первым руководителем «Арктикугля», а впоследствии — и генеральным консулом СССР. В ночь с 30 апреля на 1 мая 1938 года Михаил Плисецкий был арестован, осуждён и в этом же году расстрелян (реабилитирован во время хрущёвской оттепели)[2]. Мать Плисецкой была выслана в Казахстан в Акмолинский лагерь жён изменников Родины[2]. Чтобы девочка не была отдана в детдом, маленькую Майю удочерила тётя по материнской линии, солистка Большого театра, балерина Суламифь Мессерер.
С сентября 1941 года по сентябрь 1942 года находилась с семьёй в эвакуации в Свердловске. В городе не было возможности для постоянных занятий балетом, однако первое выступление с номером «Умирающий лебедь» состоялось именно здесь[3].
В 1943 году Майя Плисецкая окончила Московское хореографическое училище (педагоги Е. П. Гердт и М. М. Леонтьева)[1]. Сразу была принята в труппу Большого театра. Вскоре перешла на сольные партии и утвердилась в статусе прима-балерины.
В 1958 году вышла замуж за композитора Родиона Щедрина.
В 1966 году подписала письмо 25-ти деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина[4].
Живёт в России (Москва), Германии (Мюнхен).
В пластике Майи Плисецкой танцевальное искусство достигает высокой гармонии[1].
Наиболее известные партии: Одетта-Одиллия в «Лебедином озере», Аврора в «Спящей красавице» (1961), Раймонда в одноимённом балете Глазунова, Хозяйка медной горы в «Каменном цветке» Прокофьева, Мехмэнэ-Бану «Легенде о любви» Меликова, Кармен (Кармен-сюита Родиона Щедрина).
После ухода со сцены Галины Улановой в 1960 году Плисецкая стала примой балета Большого театра. В советской киноверсии «Анны Карениной» сыграла княгиню Тверскую. В 1971 году Родион Щедрин написал балет на ту же тему, где Плисецкая танцевала главную партию и впервые попробовала свои силы в качестве хореографа.
В 1961 году Плисецкая принимает участие в балете «Легенда о любви», написанном известным азербайджанским композитором Арифом Меликовым.
Специально для Плисецкой кубинский балетмейстер Альберто Алонсо поставил балет «Кармен-сюита». Другими хореографами, ставившими для неё хореографические партии, были Юрий Григорович[источник не указан 1877 дней], Ролан Пёти[5], Морис Бежар («Айседора»[6], «Курозука»[7], минибалеты «Видение розы»[8] и «Ave Maya»[9]).
Плисецкая выступала в качестве балетмейстера, поставила балеты: «Анна Каренина» Р. К. Щедрина (1972, совместно с Н. И. Рыженко и В. В. Смирновым-Головановым, Большой театр; Плисецкая — первая исполнительница главной партии), «Чайка» Р. К. Щедрина (1980, Большой театр; Плисецкая — первая исполнительница главной партии), «Раймонда» А. К. Глазунова (1984, Оперный театр в Термах Каракаллы, Рим), «Дама с собачкой» Р. К. Щедрина (1985, Большой театр; Плисецкая — первая исполнительница главной партии).
В 1980-х годах Плисецкая и Щедрин проводили много времени за границей, где она работала художественным руководителем Римского театра оперы и балета (1983—1984), а также Испанского национального балета в Мадриде (1988—1990). Оставила сцену в возрасте 65 лет; после длительное время участвовала в концертах, ведёт мастер-классы. На день своего 70-летия дебютировала в специально написанном для неё номере Бежара «Аве Майя». С 1994 года Плисецкая является председателем ежегодного международного балетного конкурса, носящего имя «Майя» (Санкт-Петербург).
В 1953 году на киностудии «Ленфильм» был снят фильм «Мастера русского балета». В фильм вошли фрагменты балетов Бориса Асафьева «Бахчисарайский фонтан» и «Пламя Парижа», а также балета «Лебединое озеро» П. И. Чайковского. Майя Плисецкая исполнила в этом фильме одну из главных партий.
|
Аудио-запись: Тень на стене |
Музыка |
![]() ![]() 20 слушали 7 копий |
ИларионаМарвийская
![]() |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
Аудио-запись: Канцлер Ги - Вересковый Мёд |
Музыка |
![]() ![]() 40 слушали 12 копий |
Kerzzz
![]() |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
Копержинская, Нонна Кронидовна |
Но́нна Крони́довна Копержинская (1 мая 1920, Киев — 10 июня 1999, там же) — украинская советская актриса театра и кино.
Родилась 1 мая 1920 года в Киеве. Когда ей было 2 года, умер её отец. Потом Нонна вместе с матерью-врачом переехали жить в Донбасс, а позже, когда её мать перевели на работу в Киев, Нонна Копержинская поступила в театральный институт (1938). Она попала на курсы к Амвросию Бучме. Вскоре её заметил Александр Довженко и снял в своём фильме «Щорс» (1939).
В 1941 году началась Великая Отечественная война, и Нонне пришлось бросить учёбу. Закончила она её уже после войны. С 1946 года и до конца жизни работала в театре им. И. Франко, создавая яркие сценические образы. Как отметила народная артистка Украины Галина Яблонская, работавшая с Копержинской:
«Нонна Копержинская не играла на сцене — она на ней жила, и в этом её можно сравнить с Амвросием Бучмой».
Копержинскую называли второй Раневской.
Затем Нонна снялась в картине «Украденное счастье» (1952). Слава к ней пришла после ролей в фильмах «За двумя зайцами» (1961) и «Королева бензоколонки» (1963).
Умерла Нонна Кронидовна Копержинская 10 июня 1999 года. Похоронена рядом с мужем, театральным режиссёром Павлом Шкребой (1909—1985), на Байковом кладбище в Киеве.
|
Андреев, Борис Фёдорович |
Бори́с Фёдорович Андре́ев (1915—1982) — советский актёр театра и кино. Народный артист СССР (1962). Лауреат двух Сталинских премий первой степени (1948, 1950)[1][2]. Член ВКП(б) с 1948 года.
Родился в Саратове 27 января (9 февраля) 1915 года. Его родители были рабочими. Детские и юношеские годы будущего актёра прошли в городе Аткарск Саратовской губернии. После окончания семи классов школы Борис Андреев стал работать слесарем-электромонтёром на комбайновом заводе в Саратове. Уже тогда он начал ходить в заводской драмкружок. Заметивший его успехи знаменитый Саратовский актёр И. А. Слонов предложил ему поступить в Саратовский театральный техникум, который Борис Андреев успешно окончил в 1937 году.
Некоторое время Борис Андреев играл на сцене Саратовского драматического театра. Театр поехал на гастроли, в Москву, там Андреева и заметил кинорежиссёр Иван Пырьев. Вскоре, в 1939 году, на широкий экран вышел первый фильм с его участием — «Трактористы», где актёр выступил достойно и не затерялся среди уже известных артистов.
Во время съёмок фильмов «Трактористы» и «Истребители» Борис Андреев приобрёл двух очень близких друзей — Петра Алейникова и Николая Крючкова. Впоследствии в кругу киноактёров он называл эту компанию «святой троицей».
Следующей была роль Харитона Балуна в «Большой жизни» (1-я серия — 1939 г., 2-я — 1958 г.).
В годы Великой Отечественной войны вместе с Марком Бернесом Андреев снялся в легендарном теперь фильме «Два бойца» (1943).
В роли Ильи Журбина («Большая семья», 1954) проявилось умение актёра воплощать психологически глубокие характеры. Проникнуто эмоциональной насыщенностью исполнение Андреевым ролей Лазаря Баукина в «Жестокости» (1959), боцмана Росомахи в «Пути к причалу» (1962). Крупнейшей работой артиста в кино стал Вожак в фильме «Оптимистическая трагедия» (1963), несколько эпизодов которого снимались в городе энергетиков Приднепровске Днепропетровской области, жители которого запомнили Андреева как уникального человека и актёра[3].
В 1971—1973 годах Борис Андреев снялся в ролях и прокомментировал текст в документальных фильмах «Народный артист Андреев», «Народный артист Касымов», «Народный артист Шукур Бурханов». Член правления Союза кинематографистов СССР.
Б. Ф. Андреев умер 25 апреля 1982 года, (по другим источникам — 24 апреля[4]). Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.
|
Иван Купала |
|
Александр Невский |
|
Уотер Де Ла Мар (Мэр) |
|
Б.Акунин "Эраст Фандорин" |
|
Русалки |
Метки: русалки |
"Не дай мне бог сойти с ума" |
Метки: стихи |
А.С.Пушкин "Что в имени тебе моем?" |
|
В Одессе пройдут соревнования по плаванию на открытой воде |
|
Информация об эпидситуации по инфекционной заболеваемости в Одессе |
|
Муниципальная галерея Одессы представит выставку молодой художницы Анны Васькевич |
|
В Уфе убита многодетная семья |
|
Аудио-запись: Монако-Дело моё |
Музыка |
|
Комментарии (0)Комментировать |
Прокурор Тимошенко пришла на суд с косой |
|
Недалеко от побережья Южной Кореи рухнул "Боинг" |
|