Название: Запомни мое имя
Автор: Ugarnaya_uno
Бета: многоуважаемый панамка-сан, брат, друг _bitch
Пейринг: Бьякуя/Гриммджо
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: закончен
Жанр: PWP, ангст
Отказ от прав: просто шалю=)
Размещение: запрещаю. и я серьезна=)
От автора: спасибо Ран-чан за идею и заявку, спасибо _bitch за его веру в меня, спасибо всем моим ПЧ=))
Предупреждения: постканон, некоторый ООС, местами AU


Точка отсчета

- Нет, Гриммджо, тебе нельзя покидать эту комнату!
- Куросаки, мать твою, отвали!
Джаггерджак в бешенстве. В реальном бешенстве.
Как никогда в жизни ему хочется крушить все подряд.
- Ты придурок, ты что, совсем ничего не понимаешь?
- Я понимаю только то, что они Пантеру забрали! – рычит арранкар, пытаясь прорваться к двери. – А это недопустимо!
- А ты думал, что тебе катану оставят? – недоуменно говорит Ичиго, удерживая подступы к выходу. - Да ты рехнулся!
- Да пошел ты!
- Сам пошел. Обратно в комнату!
Гриммджо внезапно останавливается, смотрит на шинигами злым взглядом.
- Куросаки, ты приставлен за мной присматривать?
- Да, но…
- Раз так, то скажи им, чтобы вернули Пантеру! Иначе никакой сделки не будет!
- Тогда они тебя просто убьют. Ты этого хочешь? Будь ты хоть раз в жизни благоразумен!
- Что это такое, и с чем его едят, Куросаки? – ехидно скалится Гриммджо.
Ичиго пытается сохранить спокойствие. Этого следовало ожидать, думает он, в этом нет ничего удивительного. Это же Гриммджо Джаггерджак. Бешеный, свихнутый арранкар.
И ты сам за него просил, помнишь? Зачем ты это делал?
- Гриммджо, послушай, давай поговорим, - пытается образумить арранкара Ичиго. – Ты помнишь условия договора? Твоя жизнь в обмен на информацию. Помнишь?
- Я все помню, Куросаки, нечего из меня дебила делать, - огрызается Гриммджо. – Но когда мы договаривались, и речи не было о том, что у меня заберут Пантеру! Это я тоже помню! Если бы хоть кто-то заикнулся об этом, я бы просто послал!
- Гриммджо…
Как ему объяснить, что это само собой разумеющееся. То, что у него оружие отберут. Он же сдался. В этой ситуации условия не он диктует, а Сейретей. И если хоть что-то не по ним будет, то его убьют. Или в 12 отряд отправят, Маюри на опыты.
- Ну, что застыл, придурок? Ты скажешь им, или мне самому сходить?
- Что здесь происходит? – вмешивается в их диалог кто-то третий.
Ичиго застывает.
Гриммджо поворачивается на звук голоса и натыкается на ледяной взгляд фиолетовых глаз.
- Ты кто такой? – с ходу наезжает на незваного гостя Джаггерджак.- Тебе что нужно?
Выражение глаз напротив не меняется ни на йоту, на красивом лице не дергается ни один мускул.
- Куросаки Ичиго, это тот самый арранкар? – спрашивает их обладатель и в его голосе тот же арктический лед, что и во взгляде.
Куросаки словно выходит из ступора.
- Да, - кивает он.
- Не очень-то любезен для того, кому даровали жизнь.
Аметистовые глаза оглядывают Гриммджо с ног до головы. Теперь в них сквозит не только лед, но и презрение.
Джаггерджака захлестывает чувство дежа-вю. Именно таким взглядом смотрел Улькиорра, бросая свое «мусор…».
Ясно, еще одна высокомерная свинья. Теперь только в рядах шинигами.
Да еще и капитан к тому же.
Подумать только!
- У нас взаимовыгодные условия, - говорит Гриммджо, оскалившись. – Или в Обществе Душ это уже забыли?
Бьякуя меряет его надменным взглядом.
- Знай свое место, арранкар. Ты никогда не будешь на равных с шинигами. Ты жив только потому, что это нужно Сейретею. И только.
Каждое слово падает ледяным обломком на растоптанную гордость.
Вызывает новый приступ бешенства. Заставляет совершать глупости.
Да что этот чертов шинигами о себе думает?
- Гриммджо, нет!
Куросаки успевает его остановить. Успевает. Чертов мальчишка, вечно не в свое дело лезет.
- Пусти, Куросаки, мать твою, - рычит Джаггерджак, пытаясь вырваться из захвата.
Ну, почему… почему он сейчас так слаб? И почему под рукой нет катаны? Он бы показал этому надменному ублюдку, где раки зимуют.
Черт!
- Гриммджо, не надо! – шипит Ичиго, сдерживая беснующегося Джаггерджака.
Кучики смотрит на происходящее безразличным взглядом, выражая всем своим видом холодное презрение.
- Сдается мне, Куросаки Ичиго, что ты не способен держать его в узде, - говорит капитан слегка задумчиво. – Не так ли?
- Я не лошадь, чтобы меня в узде держали, - рычит разъяренный арранкар. - Пусти, Куросаки, мать твою!
Рыжий шинигами держит крепко. Слишком крепко – не вырваться.
Ему бы просто добраться до этого капитана. Только бы чуть приблизиться. Заехать кулаком по холеной физиономии, стереть с нее это высокомерную маску, увидеть струйку крови, вытекающую из разбитой губы... это ведь так просто... совсем просто…
Гриммджо совершает очередной рывок, но Ичиго не позволяет сделать то, чего он так отчаянно жаждет...
Чеееерт!
- Я буду настаивать на смене опекуна, Куросаки Ичиго. Ты не подходишь на эту должность, - говорит Бьякуя и покидает комнату.
Ичиго отпускает Гриммджо только тогда, когда спина в белом хаори полностью исчезает из вида. С грохотом захлопывает дверь.
И с размаху впечатывает кулак в подбородок арранкара.
Тот летит к стене, с грохотом падает на пол.
Ичиго грозно нависает над ним.
Это неожиданно.
- К-куросаки, ты чего? – удивленно спрашивает Джаггерджак, поднимаясь на ноги.
- Ты какого хрена творишь, Гриммджо? Жить надоело? Ты знаешь, кто это?
Арранкар снова взвивается.
- Очередная высокомерная свинья, с которой спесь сбить надо. А если ты еще раз прикоснешься ко мне, Куросаки, я…
- Ты ничего не сделаешь, Гриммджо. Ты еще не понял? Это война. Ты пленник Сейретея. Ты не можешь ставить условия. Ты можешь только подчиняться правилам. И оружие тебе не вернут ни в коем случае. Когда до тебя это дойдет, а?
Джаггерджак смотрит на орущего Ичиго и думает, что снова попал. Круто попал.
Правила, условия, приказы. Все это он проходил, когда был в Эспаде.
Все возвращается на круги своя. Так стоит ли ради этого оставаться в живых? Легче сдохнуть…
Арранкар стряхивает непривычные для него мысли. Ну, уж нет, он еще поборется. Он еще оставит с носом и Айзена, и Сейретей. Нужно просто время. Немного времени.
- Что это за урод приходил? – спрашивает Гриммджо, отворачиваясь.
Ичиго какое-то время молчит, внимательно смотрит. Потом вроде убеждается, что Джаггерджак и правда остыл, и отвечает:
- Кучики Бьякуя, капитан шестого отряда Готей. И… зря ты с ним так.
- Да неужели? Он что, Господь Бог? – усмехается арранкар.
- Нет. Но он глава одного из могущественных кланов Общества Душ. И к его мнению прислушивается командир. И если он сказал, что будет настаивать на смене опекуна, то…
Куросаки не договаривает, но Гриммджо и так все понимает.
Что ж, пусть будет так, думает он. Пока.
Кучики Бьякуя… с тебя-то мы и начнем, скотина надменная. Ты обязательно запомнишь и меня, и мое имя. Обязательно.

* * *

- Приказываю: пленного арранкара Гриммджо Джаггерджака перевести под наблюдение капитана шестого отряда Кучики Бьякуи. На самого арранкара наложить домашний арест. Место содержания обеспечить двойной защитой.
Голос командира разлетается по всему залу, эхом отдаваясь в каждом уголке.
Ичиго ни разу не присутствовал на собрании капитанов. Не та должность. Его и сейчас-то позвали только потому, что Гриммджо – его подопечный. Вернее, был.
Куросаки незаметно вздыхает, услышав приказ Ямамото.
Что ж, теперь Гриммджо действительно в надежных руках Кучики умеет ставить на место. Без жалости. Без сожалений. Без колебаний.
Он не будет возиться с Джаггерджаком, как сам Ичиго. Не тот характер.
У Бьякуи все сурово, но…
Это лучше, чем двенадцатый отряд.


Шаг первый

Он лежит в белых песках пустыни и медленно подыхает.
Ему совсем не страшно. И даже не больно.
Ему просто неохота умирать. Тем более, так глупо.
Чертов Ноитора, чтоб его. Умеет только исподтишка.
- Гриммджо, ты готов сотрудничать?
Голос Куросаки раздается неожиданно. И рядом.
Чего этому паршивому мальчишке еще нужно?
Подраться? Так не в том он сейчас состоянии.
- Гриммджо, ты меня слышишь?
- Да пошел ты…
- Гриммджо, они спасут тебя, если ты готов с ними сотрудничать.
- Да пошли они…
- Гриммджо! Ты что, хочешь сдохнуть?
Вот с этого надо было начинать.
Нет, умирать неохота. Пока.
- Что делать-то надо?

* * *
Да, все было именно так.
Он согласился. Его спасли. Сохранили чертову жизнь.
Надели сдерживающий рейацу браслет. И заперли в клетку.
Гриммджо ненавидит клетки. С тех пор как сидит в одной из них. Вот уже целый месяц.
Его тюрьма просторная, красивая, изысканная. Но это все равно тюрьма.
Не привыкшая к четырем стенам натура арранкара отчаянно бунтует. Ей отвратительно происходящее. Она жаждет сражений, крови, убийства. Бешеного адреналина схватки.
Гриммджо бесит. Все бесит.
Допрашивающие его шинигами, глухое одиночество комнаты, отсутствие катаны и… Кучики Бьякуя.
Этот ублюдок раздражает больше всего.
Тогда, в их самую первую встречу. И теперь, всякий раз, когда он входит в комнату.
Его взгляд, обдающий холодом. Его надменность. Его пренебрежительное «арранкар…»
- Меня зовут Гриммджо Джаггерджак! – рычит тот в бешенстве, но получает в ответ лишь очередной взгляд, в котором сквозит невысказанное «мусор».
Эти взгляды застилают собственные глаза красной пеленой ненависти.
Однажды Гриммджо не сдерживается. Вся накопленная ярость, все гнев и ненависть выплескиваются в одном ударе.
Хотя нет, удара не получается. Это всего лишь короткий замах, проваливающаяся с треском попытка.
- Если хочешь жить, не стоит давать повод тебя убивать. Знай свое место, арранкар.
- Высокомерная свинья…
- Тебе нравится преклонять колено? Я готов предоставить такую возможность.
Хватка становится крепче, выкручивает запястья, посылает импульс боли. Гриммджо умеет терпеть боль, но предает тело…
Стоять на коленях перед шинигами, почти касаясь головой пола. Чувствовать себя беспомощным, как никогда в жизни.
Это унизительно.
Подавление. Подчинение.
То, что претит своевольной натуре.
Надменный шинигами с аметистовыми глазами.
Тот, кого он ненавидит больше всего.
- Однажды, я убью тебя, - говорит Джаггерджак на удивление спокойным тоном. – Я, Гриммджо Джаггерджак. Запомни мое имя, шинигами.
Кучики даже не удостаивает его ответом. Просто выходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Гриммджо остается только с беспомощной яростью смотреть в его спину.
Злится, ненавидеть, но молча.
С того дня он сдерживает свои эмоции.
Это трудно, это выматывает, но у него получается.
Он не боится. Он просто снова не хочет стоять на коленях.
И умирать. Да.
Он не может умереть, пока жив Кучики Бьякуя. Он должен дожить до того момента, когда перед ним преклонит колено этот высокомерный ублюдок.
Именно поэтому он терпит.
Клетку. Допросы. Презрительные взгляды.
Весь мир, все мысли концентрируются на ненависти к одному шинигами. На диком, животном желании унизить, растоптать, победить.
Собственными руками вырвать сердце из его груди.
Увидеть, как из фиолетовых глаз исчезает гордыня. Как лишенное всяких эмоций лицо исказит судорога боли и страдания…
Да, ради этого стоит жить.
- Ты запомнишь мое имя, шинигами…
Гриммджо не понимает, что начинает думать об этом слишком много.
Он не может осознать, насколько опасными могут быть подобные мысли. К чему они могут привести.
Потому, что он не знает, что творится в голове предмета его ненависти. Не знает, что Бьякуя всегда разыгрывает партии по своим правилам. И навязывает эти правила своему сопернику.
Ослепленный ненавистью и гневом, Гриммджо не может это знать…

Шаг второй

Дверь открывается как всегда почти бесшумно
Гриммджо не столько слышит, сколько чувствует рейацу вошедшего. Знакомую рейацу. Она почти не выветривается из этой комнаты и лишь усиливает колебания, когда шинигами переступает порог комнаты.
Гриммджо поворачивается к Кучики, оскаливается.
- В чем дело, шинигами? Опять допрашивать пришел? – спрашивает он, сдерживая желание напасть, схватить, перегрызть горло. Почувствовать во рту соленый привкус крови. Соленый, но вместе с тем такой сладкий и желанный… его крови…
Бьякуя освобождает проем, шире раскрывает дверь.
- На выход, - коротко говорит тюремщик.
Это неожиданно.
В груди Гриммджо что-то бухает. Что-то непонятное…
- В чем дело, шинигами?
Вопрос вырывается сам собой, не спрашивая у арранкара разрешения.
Непонятное бухает сильнее.
Неужели все?
Неужели он не увидит сломленного, побежденного Кучики Бьякую?
- На выход, арранкар, - повторяет тот бесстрастно.
Джаггерджак неохотно, неторопливо направляется к двери, чувствуя, как с каждым шагом внутри стучит все сильнее и сильнее.
Они выходят из комнаты, идут длинными коридорами и лестницами, пока не оказываются на улице.
Гриммджо щурится от бьющего в глаза непривычного солнечного света, прикрывает глаза рукой, и пропускает момент, когда Бьякуя кладет ладонь на его плечо. И прежде чем Джаггерджак успевает сообразить, что происходит, шинигами срывается в сюнпо.
Всего несколько секунд полета и они снова стоят на земле.
Вокруг камни, песок и ветер. И ни единой души.
- Это что? – спрашивает Гриммджо, оглядываясь. – И какого хрена мы здесь забыли?
- Это холм Сокиоку, арранкар, - спокойно поясняет Бьякуя. – А это…
Только сейчас Джаггерджак замечает в его руках катану.
Свою катану… Пантеру…
Бухать начинает с удвоенной силой…
- Что это значит? – спрашивает Гриммджо настороженно.
- Я даю тебе шанс, арранкар, - говорит Бьякуя, протягивая ему Пантеру. - Шанс сделать то, чего ты хочешь.
- Убить тебя? – недоверчиво уточняет Джаггерджак, после паузы.
- Именно.
Гриммджо не дурак. Да, он психованный, сдвинутый на всю голову, не поддающийся контролю, но… не дурак.
Поэтому он не хватается за этот шанс обеими руками и ногами сразу, а просто интересуется, в чем подвох.
- Я не верю в уступки, шинигами, - ухмыляется арранкар.
Бьякуя медленно приближается.
Сильная ладонь хватает Гриммджо за запястье, берется за браслет на его руке.
Щелкает застежка, и арранкар почти физически ощущает, как рейацу снова струится по венам, будоража кровь.
Это искушает…
- Один шанс, арранкар, - повторяет Бьякуя. – Либо используй его, либо возвращаемся обратно.
Он бесит.
Бесит его хладнокровие. Высокомерие.
Его ладонь на запястье. Холодные аметистовые глаза.
И если действительно есть шанс избавиться от всего этого, то тогда он воспользуется им.
И плевать, что потом, возможно, его самого убьют.
В конце концов, он однажды уже почти сдох. И это не было страшно.
- Отлично, - с вызовом бросает Гриммджо, отбирая свою катану. – Порву на кусочки, шинигами.
Бьякуя слегка опускает голову, принимая вызов, отступает на шаг.
Рукоять занпакто приятно греет ладонь. Знакомое, но почти забытое ощущение…
Ощущения восторга…
- Разорви его в клочья, Пантера!
Ощущение бешеной схватки. Это круто, это заводит.
Он не знает, что творится в голове предмета его ненависти…
Удар, снова удар.
Увернуться от выпада, почти достать противника своим…
Он не понимает, что Бьякуя просто разыгрывает партию…
Адреналин захлестывает, азарт берет верх над разумом…
Он не осознает навязанных ему правил…
Злость, гнев, ненависть. Они застилают глаза, не позволяя видеть даже малого…
И если ему что-то позволили…
Что это малое – суть того, что происходит…
То только потому, что это очередной ход конем…
Гриммджо делает замах, Бьякуя непринужденно уходит от него, перехватывает инициативу.
Подсечка, и Джаггерджак падает на землю. В спину впиваются острые камни, сверху прижимается сильное тело, клинок Сенбонзакуры замирает у самого горла.
- Ублюдок, - выдыхает Гриммджо, сглатывая.
Понимание приходит лишь тогда, когда на запястье снова щелкает браслет, перекрывая доступ рейацу… кислорода…
Релиз рассыпается на голубые чешуйки… ветер подхватывает их, уносит прочь…
Он снова слаб и беспомощен…
Очередной ход конем…
Гриммджо понимает. Теперь понимает, что это было бесполезно. Что он проиграл не просто так. Он проиграл потому, что так захотел этот шинигами.
Теперь он может это понять.
Только вот уже поздно.
Фиолетовые глаза смотрят знакомо холодно, но в них нет и тени торжества.
И это бесит еще больше. Сильнее разжигает злость. Ярость. Гнев. Ненависть.
Уж лучше бы он злорадствовал…
- Ненавижу…
- Слушай меня внимательно, арранкар, - говорит Бьякуя, и лезвие его катаны вдавливается в кожу на горле Гриммджо. – слушай и запоминай. Дважды я повторять не собираюсь.
У него спокойный, тихий голос, но каждое слово впечатывается как удар…
- Я могу забрать твою жизнь в любой момент. Даже прямо сейчас. Но тебе повезло, что меня это не интересует. И дышишь ты до сих пор лишь по этой причине. Сейретею ты больше неинтересен, но они помнят свое обещание. И по приказу командира с сегодняшнего дня ты переходишь в мое полное подчинение. Что с тобой делать – решать мне. Я готов предоставить тебе выбор. Вариант первый: Двенадцатый отряд в качестве подопытного кролика. Капитан Куротсучи с удовольствием примет тебя.
Гриммджо вспоминает сумасшедшего раскрашенного ученого - шинигами, то, что он сделал с Заэлем, и едва сдерживает дрожь отвращения.
- Вариант номер два, – продолжает Бьякуя, заметив реакцию арранкара. – Ты остаешься в своей прежней тюрьме на моих условиях. Вернее, всего на одном условии…

Шаг третий

Подчинение…
Он так и сказал.
- Мое условие – это полное и безоговорочное подчинение.
Одно слово, но самое ненавистное.
То, что незнакомо. То, чего никогда не знал.
Даже Айзен, даже этот сукин сын, не смог заставить Гриммджо играть по своим правилам, преклонить колено.
А Кучики Бьякуя, эта самодовольная сволочь, эта надменная, высокомерная свинья, имеет наглость требовать невозможного.
Гриммджо мечется по своей клетке, обуреваемый ненавистью и злостью.
Хочется крушить все, что попадется под руку. Разгромить к черту эту комнату, эту опостылевшую клетку. Так, чтобы следа не осталось…
Стереть с лица земли все поместье Кучики… и его хозяина… В особенности – его хозяина!
Джаггерджак останавливается у окна, смотрит на бледную луну в ночном небе. И ему кажется, что даже она смеется над ним…
Король? Ха-ха…
Ты не король, Гриммджо Джаггерджак, ты раб… раб шинигами…
- Да пошла ты! – в бешенстве орет он и становится легче.
Немного, но легче.
Интересно, если он пошлет следом за ней Кучики Бьякую, то успокоится полностью?
Исчезнет это непонятное буханье в груди? Перестанут дрожать пальцы от едва сдерживаемой злости?
- Ненавижу…
Он произносит это слово… сам не знает, в который раз.
Он настолько уже к нему привык, что оно стало частью его самого.
Как и само чувство… слишком сильное… никогда оно не было настолько сильным…
И это раздражает еще больше, поднимает новую волну гнева…
Я ненавижу тебя, Кучики Бьякуя…
Ненавижу…
И когда открывается дверь, когда в голове вновь звенит от колебания знакомой рейацу, у Гриммджо окончательно срывает тормоза.
Он забывает о данном себе слове сдерживаться.
Подчинение…
Плевать, на все плевать!
Джаггерджак налетает на шинигами, замахивается.
Но Бьякуе даже не приходится уворачиваться. Он просто перехватывает занесенную для удара руку, и в следующую секунду Гриммджо падает навзничь.
Как сегодня утром, на том злосчастном холме.
- Подчинение, - напоминает Кучики, удерживая запястья Гриммджо всего лишь одной рукой.
- Пошел ты в задницу! – выплевывает арранкар почти с удовольствием.
Бьякуя вскидывает бровь.
- Ты хочешь? Что ж…
Сначала Гриммджо не понимает значение этих слов, но потом…
Потом, когда Бьякуя свободной рукой берется за оби на его хакама… когда проворные пальцы начинают неторопливо распутывать узел…
Гриммджо словно кипятком ошпаривают.
- Какого черта? Не смей! – орет Джаггерджак.
Он пытается освободиться, скинуть с себя ненавистного шинигами, но Бьякуя сильнее. Намного сильнее.
Он почти играючи стаскивает с Гриммджо хакама, смотрит на обнаженное тело совершенно равнодушно, может, только слегка оценивающе, медленно проводит указательным пальцем вниз от живота к паху…
Джаггерджак снова дергается, делает очередную, бессмысленную попытку вырваться.
- Пока ты будешь мешать, ничего не получится, арранкар, - говорит Бьякуя, а потом тихо, почти неслышно произносит что-то про связывающий путь.
Гриммджо понимает значение этих слов и бесится еще сильнее.
- Ненавижу…
Бьякуя поднимает голову, холодные фиолетовые глаза встречаются со злыми синими.
- Ненависть - удел слабых, арранкар. Ты слаб и беспомощен. А еще неразумен.
- Да пошел ты… придурок…
Шинигами осторожен, его пальцы – аккуратны.
Прикосновения почти невесомы, но Джаггерджак чувствует их лучше, чем самый мощный удар.
Непривычно. Остро. Сильно.
И тело… да, тело реагирует. Предает. В который раз…
И вынужденная неподвижность вместо того, чтобы раздражать, распаляет еще больше.
Подчинение…
Это очередной ход. Кучики просто снова доказывает свое превосходство.
Гриммджо знает. Где-то на периферии сознания проносится точное понимание происходящего, но слабая плоть плавится под неспешными ласками шинигами, не хочет принимать доводы разума…
Бьякуя почти не тратит времени на подготовку, входит медленными, уверенными толчками, и Гриммджо накрывает новой волной гнева пополам с удовольствием.
- Убью, - выдавливает из себя арранкар, сдерживая порыв зажмуриться, отдаться обжигающей боли внутри тела.
Шинигами двигается неторопливо, почти неохотно. Не теряя контроля. Не спуская взгляда с напряженного лица Джаггерджака. С каждым разом глубже и глубже погружаясь в ставшую податливой плоть…
Гриммджо стискивает зубы, старается дышать ровно и размеренно, не поддаваться бухающему внутри наслаждению. Он умеет терпеть боль, он давно привык к боли, но только не к этому тягучему, непонятному ощущению, что медленно, но неотвратимо растет, наваливается, вытесняет гнев и ненависть, заставляет сильнее сжать зубы, чтобы сдержать рвущиеся из глотки звуки…
Нельзя. Нельзя стонать. Показывать своей слабости. Своего поражения…
Подчинения…
Последний толчок, оргазм рвет тонкую нить выдержки и Гриммджо со свистом втягивает в себя воздух…
Остро. Сильно.
Чтоб ты сдох, Кучики Бьякуя…
Ненавижу. Никогда не прощу…
Гриммджо приходит в себя. Неохотно стряхивает липкую паутину истомы, смотрит на своего врага.
Потемневший взгляд. Слегка приоткрытые губы. Едва заметный румянец на щеках.
И до Джаггерджака внезапно, с каким-то злорадным удовлетворением доходит, что случившееся не только его не оставило равнодушным.
- Похоже, есть способы заставить тебя быть послушным, арранкар, - спокойно, без насмешки. Бьякуя просто констатирует факт.
И в этот раз возразить ему нечем. Если только…
- Тогда тебе придется трахать меня двадцать четыре часа в сутки, - ухмыляется Гриммджо.
- Не льсти себе, арранкар, - спокойно парирует Бьякуя и поднимается на ноги.
Гриммджо смотрит на него, не отрываясь, но Кучики это, похоже, ничуть не смущает.
С невозмутимым видом он поправляет одежду, завязывает оби, поднимает с пола катану. Неторопливо направляется к двери. И все с таким королевским достоинством, будто только что не трахался, а церемонию чаепития проводил.
Скотина самовлюбленная…
У самой двери Бьякуя оборачивается.
- В следующий раз тебе придется попросить, арранкар, - говорит он, и Джаггерджаку кажется, будто в его голосе проскальзывают насмешливые нотки.
- Да пошел ты…
Получается вяло, но и этого достаточно, чтобы сказать все, что он думает по поводу предложения шинигами.
Тот выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Как всегда.
Гриммджо смотрит в окно, на ухмыляющуюся луну.
- И тебя туда же, идиотка…
То, что заклинание его уже давно не держит, Гриммджо понимает позже.
Когда вспоминает собственные пальцы, впивающиеся в бедра Кучики…

Промежуточный итог

Когда тухнешь от скуки, то приходится придумывать себе развлечения из того, что имеется под рукой.
В клетке Гриммджо есть окно, и он все чаще развлекается тем, что смотрит в него. Очень часто смотрит. Это не те забавы, к которым он привык, но за неимением большего, довольствуешься и малым.
Окно выходит в сад. Вернее, на его небольшую часть, все остальное визуальное пространство занимают пристройки, возле которых постоянно кто-то копошится. Садовники, слуги, даже дети. Бывший Секста Эспада наблюдает за ними. Изучает.
Он многого не понимает в их поведении, но от того еще интересней.
Иногда они даже забавляют, вызывая на лице Гриммджо ухмылку. Особенно в моменты, когда нечаянно натыкаются взглядом на торчащего в окне арранкара. Тогда на их лицах появляется выражение панического страха, почти отвращения. Они его боятся, и это нравится Джаггерджаку.
Единственный в этом доме, кто не страшится бывшего Сексту Эспады – это сам хозяин поместья.
Кучики Бьякуя довольно часто появляется у пристроек, контролируя новые посадки цветов и кустарников, наблюдая за процессом их роста. Оказывается, ледяной шинигами любит цветочки.
Очуметь просто.
Это недоступно пониманию Гриммджо. Как недоступно многое в поведении обитателей этого поместья.
Но самой большой загадкой является сам хозяин. Вернее, те эмоции, что он вызывает у Джаггерджака. Это какая-то непонятная смесь ненависти, гнева и… восхищения.
Именно так.
Арранкара раздражает надменный взгляд и сквозящее в голосе превосходство, но железная воля, царственная осанка и манера держаться вызывают невольное уважение.
Он достойный противник, сильный противник. Возможно, самый сильный из всех, что встречал Гриммджо, но его презрительное, почти снисходительное «арранкар» зажигает пламя ненависти.
Гриммджо до сих пор открыто огрызается на всякое появление Бьякуи в клетке, но вместе с тем понимает, что каждый раз почти с нетерпением ждет, когда распахнется дверь и воздух дернет знакомой рейацу.
Его бесит высокомерие и невозмутимость ответов Кучики на открытое хамство, но эти перепалки доставляют какое-то непонятное удовольствие.
Джаггерджак его ненавидит, искренне ненавидит и мечтает убить.
Но он не может сопротивляться этому незнакомому, постоянно бухающему внутри собственного тела ощущению жажды.
Он борется до последнего. До самого конца, но построенная на инстинктах натура отчаянно требует удовлетворения самых низменных и примитивных из них. Убийство и похоть… и если не дано первого, пока не дано, то…
Гриммджо просит.
Слова с трудом выталкиваются из глотки, но все же звучат вслух.
- Сделай… я прошу…
Бьякуя не торжествует. Он просто дает то, о чем его просят.
И дает на высшем уровне.
Гриммджо уже даже не пытается сдерживаться, отдаваясь шинигами с какой-то лихорадочной жадностью. Он торопит, подгоняет, получает желаемое… и понимает, что делает ошибку. Тело, распробовав удовольствие, требует еще. Больше. Всегда.
И этому невозможно сопротивляться.
И вновь приходится смотреть в холодные глаза и просить…
Он ненавидит. Ненавидит Бьякую за то, что тот сумел поймать его на этой слабости. Что сумел найти ниточку, за которую можно дергать, добиваясь подчинения…
День за днем, неделя за неделей - и Гриммджо понимает, что Кучики Бьякуя становится смыслом жизни…
Он его ненавидит. Он его хочет. Он без него не может.
Слишком сильно. Слишком остро и ново.
Джаггерджак стоит у окна и не отрывает глаз от спины в капитанском хаори.
Смесь глухого раздражения и желания ворочаются в груди, вырываются наружу прерывистым дыханием. А в паху ноет от напряжения…
Посмотри на меня…
Бьякуя словно слышит. Словно Гриммджо не думает, а кричит во весь голос.
Медленно поворачивается, смотрит на стоящего в окне бывшего Сексту.
Холодный фиолетовый взгляд схлестывается с горящим синим.
Будто нет разделяющего их расстояния. Будто не существует защищающего окно заклинания. Будто он рядом и уже готов к…
- Тебе нужно просто попросить…
- Я прошу…
Бьякуя отворачивается, что-то говорит слугам. Те слушают внимательно, почтительно склонив головы. С капитаном Готея все всегда почтительны.
А Гриммджо ждет. Ждет, когда откроется дверь и воздух дернет его рейацу.
Характерный знакомый звук выводит из состояния прострации.
Слишком знакомый. И совсем не тот, что Джаггерджак ожидает услышать здесь, в Сейретее, в этой комнате.
Звук открывающейся Гарганты…
Гриммджо медленно поворачивается. И на долю секунды застывает, пораженный.
Так и есть. Открытый проход, а в нем…
В груди снова бухает, только теперь это…
Сожаление?
- Улькиорра, мать твою, - скалится Джаггерджак. - Жив, ублюдок…
Шиффер смотрит привычным равнодушным взглядом. Знакомым взглядом. Почти таким же, как добыча с аметистовыми глазами…
Хотя нет. Если подумать, Шиффер просто хорошая подделка.
- Айзен-сама хочет видеть тебя, Гриммджо.
Разумеется. И Джаггерджак даже знает, зачем.
- Соуске снизошел до бывшего Эспады? Как лестно, мать твою, - ухмыляется он.
Айзен тоже подделка. Они все, претендующие на звание великих, просто пустышки. Они никогда не станут…
Гриммджо кидает последний взгляд на удаляющуюся от пристроек фигуру в капитанском хаори.
Он знает, куда она направляется. Где будет буквально через пару минут.
Бьякуя слышал, видел просьбу и теперь…
Очень жаль, шинигами, но я тебя убить не смогу. Это сделает кто-то другой.
Чертовски жаль…
- Пойдем, Гриммджо, - голос Кватры спокоен, но в нем проскальзывают нетерпеливые интонации.
Бывшая Секста снова смотрит на Улькиорру и усмехается.
Просто фальшивка…
Джаггерджак делает шаг по направлению к Гарганте. Еще один…
Когда Бьякуя открывает дверь в комнату, она уже пуста…

Шаг четвертый

Эта клетка не похожа на ту, в которой Гриммджо находился последние несколько месяцев. В ней холодно и сыро. В ней каменный пол. В ней нет окна в сад. Никаких удобств…
Гриммджо не сожалеет. Ему наплевать.
В конце концов, нет разницы, какая у тебя тюрьма. Нет просто потому, что цель у всех тюрем одна и та же – лишать свободы…
Джаггерджак лежит на полу и смотрит на ущербную луну Уэко Мундо.
У него сломано множество костей, он похож на покалеченную куклу. Браслет до сих пор болтается на запястье, перекрывая доступ рейацу, мешая телу регенерировать, восстанавливать клетки. Он слаб, беспомощен, но…
Ему не страшно. Ему даже почти не больно.
Ему просто неохота умирать. Как всегда.
А ведь придется. В этот раз придется…
Луна смеется и хохочет, подражая своей сестре из Сейретея.
Ха-ха, ты думаешь, он придет? Нет, Гриммджо Джаггерджак, неудавшийся Король, не придет твой шинигами…
Арранкар растягивает разбитые губы в кривой усмешке.
Дура, она просто дура.
Разумеется, он не придет. Он и не должен приходить.
Это глупо, это противоречит здравому смыслу.
А кто в Сейретее самый главный по здравому смыслу?
Именно.
Гриммджо бы точно не пришел…
Он с трудом поворачивается на бок, закрывает глаза, вспоминая встречу с Айзеном.
- Ты разочаровал меня, Гриммджо.
Голос Владыки сочится медом, но эта мягкость насквозь пропитана фальшью. Как и сам Соуске…
- А мне наплевать, - привычно скалится бывший Секста.
А потом он слышит хруст ломающихся костей, чувствует соленый привкус крови во рту и краем сознания понимает, что кости и кровь его собственные.
- Как неразумно… Ты всегда был неразумным, Гриммджо, но я дам тебе шанс исправиться…
И предлагает то, что предложил Сейретей пять месяцев назад. И дает время подумать. До рассвета.
Он думает, что благороден до чертиков. Что арранкар примет его условия.
Это смешно и Гриммджо смеется. Хохочет.
На несколько мгновений в нем просыпается прежний Гриммджо Джаггерджак. Свихнутый на всю голову, не умеющий никому подчиняться Секста Эспады.
- Айзен-сама, он не согласится, - говорит как всегда рассудительный Кватра, глядя на обезумевшего Гриммджо.
Но Айзен только качает головой.
- Пусть подумает, Улькиорра. А ты сделай так, чтобы он сумел принять правильное решение.
Идиоты. Неужели они не понимают, что ему неинтересно их предложение?
Зачем ему клетка, в которой не будет развлечений?
Хотя бы тех, к которым он привык за эти недолгие пять месяцев…
Тюремщики стараются на славу, получают максимум удовольствия от своей работы и тоже не понимают, что, сколько бы они не ломали его кости, не выдирали сухожилия, ему все равно.
Гриммджо не боится. И ему даже почти не больно.
Ему просто не хочется умирать вот такой, посредственной смертью
Это скучно. Это глупо. Это неинтересно.
Ему хочется взять в руки катану и посмотреть в аметистовые глаза, отливающие сталью. Снова ощутить сносящий крышу адреналин схватки. И почувствовать, как клинок Сенбонзакуры прошивает насквозь его слабую плоть… и одновременно разодрать в клочья тонкое, белое тело, что умеет дарить удовольствие…
Это упоительно. Это возбуждает. Это совсем не похоже на его нынешнее положение…
Гриммджо открывает глаза, скидывая путы наваждения.
Холодная клетка. Каменный пол.
Одиночество тюрьмы.
Ухмыляющаяся луна…
Я ненавижу тебя, Кучики Бьякуя. Я ненавижу то, что ты заставляешь меня чувствовать себя слабым. Беспомощным.
Я ненавижу тебя за твой здравый смысл…
Где-то на краю воспаленного сознания проносится унизительная мысль о сожалении. Сожалении о том, что добыча с фиолетовым взглядом достанется кому-то другому. Что его ненависть пропадет даром. Что он не сможет сполна ощутить ее вкус.
Сожаление. Ненависть.
Ненависть – удел слабых…
К черту тебя, шинигами. Все к черту. Ведь именно ты заставляешь меня чувствовать себя таким. Чувствовать…
Ненавижу…
За дверью внезапно раздаются встревоженные голоса, чьи-то крики и ругань.
Что-то происходит. Что-то, выбивающееся из привычного течения жизни Лас Ночес. Что-то непонятное…
Гриммджо прислушивается, собирает оставшиеся силы, пытаясь уловить, почувствовать. А потом колебание знакомой рейацу продирает насквозь.
Это невозможно.
Это противоречит здравому смыслу.
Дверь слетает с петель, комнату заполняют лепестки сакуры, и Гриммджо почти хохочет. Смешно. И нереально.
Тонкая фигура в капитанском хаори. Надменный взгляд.
- Вставай, арранкар.
Холодный голос.
Все привычно. Все знакомо.
- Пришел, - хрипит он, усмехнувшись. – Ты разочаровал меня, шинигами.
- Меня не интересует твое мнение. Вставай. Я не намерен ждать вечно.
Надо встать, пока он еще здесь. Пока не ушел.
Встать.
Успеть напоследок двинуть ему по челюсти. Оставить прощальный подарок.
Вставай, Гриммджо, вставай!
Он делает усилие. Еще одно.
Вставай!
Тело слушается плохо, сломанные ребра полыхают огнем, но Гриммджо встает.
Аметистовые глаза совсем близко. Очень близко.
- Ты хотел убить меня, помнишь? – говорит Бьякуя. - Как ты это сделаешь, если умрешь сейчас?
Ненавижу…
- Черта с два, сначала сдохнешь ты, мать твою…
Он привычно заносит руку для удара. Всего лишь удар. Один удар, но…
Перед глазами плывет, тело бунтует и сил не остается.
Джаггерджак теряет равновесие и падает прямо в руки Бьякуи.
Тот держит крепко, почти грубо… надежно…
- Ненавижу, - хрипит арранкар, обессилено утыкаясь лбом в его плечо. – Как же я тебя ненавижу…
- Пора уходить.
Это последнее, что слышит Гриммджо перед тем, как отключиться.

Конечная

Первое, что видит Гриммджо, просыпаясь - лежащего рядом Бьякую.
Шинигами еще спит. Руки закинуты за голову, грудная клетка размеренно поднимается и опускается в такт дыханию. Простыня сползла, обнажая худощавое, тренированное тело.
Иллюзия беззащитности… всего лишь иллюзия. Хотя…
Джаггерджак обводит взглядом белое тело. Довольно ухмыляется, заметив свежие царапины на груди. Он знает, что такие же есть на спине, бедрах. Почти везде.
Его метки. Его шинигами.
Именно.
Никто больше не смеет прикасаться. Ранить. Убить. Только он.
Бывший Секста переводит взгляд выше, на беззащитное горло.
Оно близко. Очень близко.
Достаточно одного движения, чтобы убить. Сделать то, чего так долго хочется…
Гриммджо даже тянется, кладет ладонь поверх кадыка, вдавливает ногти в светлую кожу… и замирает.
- И чего же ты ждешь? – раздается холодный голос.
Джаггерджак ухмыляется, смотрит в глаза своего заклятого врага. Тюремщика. Любовника…
Кучики спокоен, в фиолетовом взгляде ни капли сонливости.
- Это слишком легко, - фыркает арранкар. – Я предпочитаю настоящий бой.
Тонкая, четко очерченная бровь едва заметно дергается.
- Ты думаешь, я предоставлю тебе такую возможность?
Гриммджо разжимает пальцы, скользит ладонью вниз, дотрагивается до одной из меток на гладкой груди.
- Конечно, - скалится он. - Тебе ведь интересно, шинигами? Приручать дикую кошку? Ты ведь поэтому притащился за мной в Уэко Мундо?
Он спрашивает не просто так.
Ему нужно знать причину. Причину, по которой этот шинигами поступился своими железными принципами и здравым смыслом. Причину, по которой не дал ему подохнуть на холодном и грязном полу клетки Лас Ночес.
Почему?
Этот вопрос мучает неопределенностью. Этот вопрос оседает в груди странным чувством… непривычным чувством…
- Ты, как всегда, льстишь себе, - невозмутимо отвечает Кучики.
Не прошибешь тебя, да, Бьякуя?
- Вот как значит…
А если так?
Ладонь арранкара перемещается на живот Кучики, почти ложится на пах, но…
Сильные пальцы перехватывают руку, сжимают. Не больно, но ощутимо. Напоминая, кто здесь диктует правила.
- Мои условия, - говорит Бьякуя, отводя его руку.
Как удар поддых. Почти подло. Но…
Это никогда не было игрой на равных.
Гриммджо смотрит на Кучики. Смотрит серьезно, без тени привычной насмешки.
Впервые жизни не хочется язвить и ухмыляться.
Осознание…
Я не могу без него.
Именно так.
Ненависть жива. До сих пор. Но она больше не руководит, не застилает глаза глупостью и самодурством…
Приручил? Нет, просто изменил.
Подчинил? Никогда. Просто показал, кто сильнее…
Ты готов это признать, Гриммджо Джаггерджак?
Готов признать, что все было решено с самого начала?
И готов к тому, что так будет всегда?
- Тешить собственное самолюбие – это так ничтожно, - выдавливает из себя Гриммджо, сглатывая непонятный ком в горле.
- Даже дикая кошка должна знать свое место.
Одно молниеносное движение и Джаггерджак оказывается прижатым к футону гибким сильным телом.
- Твое место здесь, арранкар, - говорит Бьякуя, дотрагиваясь до браслета на запястье Гриммджо. – Даже если ты сам этого не хочешь.
Ты – моя собственность. Ты – моя игрушка. Вещь, которая интересна. Пока интересна. И именно поэтому ты здесь. Именно поэтому я тебя вернул…
Все это Гриммджо читает в аметистовом взгляде.
Он ненавидит Бьякую за это. Но эта ненависть – смысл жизни. То, без чего он не сможет жить.
Без ненависти. Без тягучего ощущения внутри тела. Без этого надменного шинигами…
- Однажды, я убью тебя…
- Возможно, я предоставлю тебе такой шанс…
Сегодня Кучики не ждет просьбы. Сегодня он просто берет то, что ему нужно. Им нужно.
Гриммджо послушно и охотно подставляется, выгибается. Ногти до крови раздирают свежие царапины на теле шинигами.
Бьякуя никогда не бывает нежным и внимательным. Его цель – получить желаемое. А то, что это нравится Гриммджо – просто совпадение.
Не приручить, но изменить.
Не подчинить, но доказать превосходство.
Он оба понимают это.
Уже оба…
Четыре шага до цели.
Это конечная. То, что устраивает обоих.
- Запомни мое имя, шинигами…
- Полное подчинение…
И если это произойдет, они станут неинтересны друг другу…