я снова начала читать Алехина.
закинула с утра книжку, скопипастив "камерную музыку" прямо с открытой страницы в текстовый файл. я так всегда делаю: делаю и забываю.

но в середине рабочего дня меня накрыло, я заболела, а таблеток у меня с собой не было. в начале пятого я-таки решилась отправиться в утомительное путешествие по пробкам, запахам пота и перегара, ненависти ко всему.
поскольку крыло меня недостаточно сильно для того, чтобы найти в себе силы зайти в аптеку, но достаточно назойливо для того, чтобы хотеть вскрыться, я достала книжку как символ последней надежды, потому что, наверное, ничего не смогло бы помочь мне забыться и отойти от зудящей и перекатывающейся по моим внутренностям боли.

в итоге меня утянуло в водоворот этих блядских, но тонких Алехинских юмора и жизненной мудрости, доступных человеку, который при всем желании не сможет вылезти из котла с названием "художники от 20 до 30 лет", но при этом не теряет бодрости духа.
мне нравится все из того, что он пишет. не знаю только вот, почему. ощущение того, что я принимаю его на верочку, все-таки не оставляет меня. правильнее было бы назвать такое отношение нейтралитетом, ведь я просто знакомлюсь с ним, избегая оценочных суждений, считай, просто слушаю (в смысле читаю). но в целом все это кажется мне скорее приятным, чем нет. я получаю от него удовольствие.
с первых предложений "третьей штанины" я готова была отдаться книге. за автобиографичность. каждое слово в ней чего-то да стоило. ничего не было взято с потолка или просто так, ничего не добавлено ради пустого изящества или какого-то понта.
если и было что-то такое, то все в его книжках было каким (никаким) настоящим.

таким же настоящим, как сраная маршрутка, женщины, трущиеся об ее перила. курящий водитель или алкоголичка из моего подъезда, влезающая в своем парадном платье в карету скорой помощи.
то, что он пишет, удивительно хорошо вкладывается в настоящее.
я беседую с его книжкой когда читаю.

ничего не понимаю в искусстве. но если это не оно, тогда что, блин, вообще искусство?