В нашей жизни немало загадочных явлений. Они, казалось бы, невозможны ни при каких обстоятельствах, однако существуют. Официальная наука в большинстве случаев, когда речь, например, заходит о телепатии или о биоэнергии, попросту отрицает явления, природу коих не в состоянии объяснить. Что ничуть не мешает каждому из нас время от времени ощущать их присутствие или даже воздействие.

Явление, о котором сегодня пойдет речь, из той же серии. Попытаемся разобраться, что такое генетическая или генная память, откуда она берется, и чем её присутствие нам грозит, вернее, что она вносит в наше бытие?

Соль и спички

Эту песню радиостанция «Маяк» крутила чуть ли не каждый день. Те, кому за сорок, помнят…
«Я сегодня до зари встану.
По широкому пройду полю.
Что-то с памятью моей стало:
Все, что было не со мной, помню»,
- пели всякий в свое время, а то и одновременно Лещенко, Кобзон и Магомаев.

Не знаю, как мои ровесники, а я уже в весьма нежном возрасте проникся найденной автором текста Робертом Рождественским метафорой: воспоминаниями о том, чего герой не переживал. Вполне возможно, что поэт применил ее исключительно в качестве инструмента для создания мощного образа, однако меня она поразила буквальным своим смыслом. Поразила, потому что до сих пор никто не говорил о том, что можно вспоминать то, чего в твоей судьбе не было. Впрочем, Рождественский, конечно, был не первым, кто коснулся явления, которое теперь нам известно как генная память.
Первым был Карл Густав Юнг с его «коллективным бессознательным»: он рассматривал ее как выброс глубинного уровня психики, не зависящий от личного опыта. По Юнгу коллективное бессознательное является собранием множества образов или архетипов: «Архетипов столько, сколько типичных ситуаций в жизни. Бесконечное повторение запечатлело эти переживания в нашем психическом складе не в форме образов, наполненных содержанием, а лишь как формы без содержания, представляющие только возможность определенного типа восприятия и действия». Проще говоря, в глубинах бессознательного хранятся матрицы, содержащие алгоритмы действия в той или иной ситуации, выведенные на основании опыта поколений наших предшественников. Причем архетипы не передаются посредством общения или в ходе обучения, а наследуются генетически. Таким образом, опыт отдельного человека не утрачивается с его смертью, а наследуется потомками: «Бессознательное как совокупность архетипов является осадком всего, что было пережито человечеством, вплоть до его самых темных начал. Но не мертвым осадком, не брошенным полем развалин, а живой системой реакций и диспозиций, которая невидимым, а потому более действенным образом определяет жизнь».

Во времена моей юности о Юнге знали единицы, зато постулаты его на практике применяли многие. Например, в августе 1998-го после дефолта, когда всполошенная падением рубля публика принялась штурмовать магазины. Вполне солидные господа набивали багажники своих еще более солидных автомобилей тушенкой, рыбными консервами, упаковками круп и макарон, мешками с сахарным песком, но в первую очередь, как вы, вероятно, помните, с прилавков смели приобретшие в России в течение последних ста лет почти сакральное значение соль и спички. Чем, скажите, не проявление генной памяти? Люди, давно обзаведшиеся плитами с электроподжигом, послушно внимали призрачным голосам прадедушек и прабабушек, точно так же запасавшихся и в 1917-м, и в 1941-м году. Скажу по чести: и меня восставшие из подсознания силы подначивали принять участие в покупательском шабаше. Спасло полное на тот момент отсутствие денег…

Что русскому хорошо?

Но вернемся к Юнгу, который на основе теории архетипов сделал предположение о различиях в коллективном бессознательном у разных народов. «Конечно, на более ранней и низкой ступени душевного развития, где еще нельзя выискать различия между арийской, семитской, хамитской и монгольской ментальностью, все человеческие расы имеют общую коллективную психику. Но с началом расовой дифференциации возникают и существенные различия в коллективной психике. По этой причине мы не можем перевести дух чуждой расы в нашу ментальность, не нанося ощутимого ущерба последней», — утверждал Карл Густав, а мы следом вполне справедливо вторили: «Что русскому хорошо, немцу - смерть».

Помню, впервые вникнув в суть данного откровения, я наконец успокоился на тот счет, что посещавшая меня всякий раз с первыми признаками наступления зимы если не депрессия, то щемящая тоска не есть признак психопатии. С помощью незабвенного Карла Густава я списал это гнетущее состояние на проявление генной памяти далеких предков, наградивших автора этих строк карими глазами и некогда очень даже темными волосами. Нет, не могли, не могли мои южные пращуры любить холод, что называется, по определению. Бьюсь об заклад, многие из вас, дорогие друзья, нечто подобное испытывали. И даже обладатели голубых глаз и светлых шевелюр нет-нет, а выдохнут блаженно, завидев набухшие на деревьях по весне почки: «Слава Богу, дожили…».

А, собственно, почему мы, обитатели квартир, нашпигованных всяческой обогревательной техникой и несметными припасами, могли не дожить до тепла? Откуда эта вздорная мысль? Все оттуда же — от пращуров, для которых зима не была порой веселого катания на коньках, а являлась по сути русской рулеткой: повезет на сей раз или нет…
Оттуда же, уверен, и совершенно, казалось бы, легкомысленные, вздорные слова «доживем - увидим», за которыми - сотни, тысячи, миллионы отложенных на последний момент дел. Причем дел не шуточных, а очень даже важных - требующих планирования и подготовки. Можно, конечно, объяснять данный момент леностью и расхлябанностью, но кто возьмётся утверждать, что нет в этом проявления архетипов, унаследованных от дедушек и бабушек, зачастую вместо посева, жатвы, свадьбы или учебы попадавших под набег кочевников, всеобщую мобилизацию, под постановление о коллективизации, донос с последующим приговором или приказ о переселении? Действительно - что тут планировать, если все может рухнуть в один миг?

Но мы-то живем не мигом, мы живем относительно спокойно и стабильно, однако по сей день приходится встречать людей, которые отказывают себе то в новом пальто, то в ремонте квартиры именно потому, что собираются вскорости перебраться в мир, где пальто и квартиры ни к чему. И в этом видится злой диссонанс генной памяти: с одной стороны, вроде как продлевающей жизнь всякого индивида путем переноса его опыта на грядущие поколения, а с другой - явно препятствующей нормальной жизни «здесь и сейчас». Впрочем, будем честны, генная память здесь по большому счету ни при чем. Проблема в нас, не умеющих отрешиться от горького опыта предков, забирающих в основном печаль и тревогу и не желающих видеть иного пути использования накопленного предыдущими поколениями опыта.

Несколько лет назад в маленьком греческом аэропорте мне довелось наблюдать древнюю старушку-гречанку, перед рейсом пытавшую лётный персонал на предмет безопасности перемещения по воздуху. Соседка по залу ожидания, наша соотечественница, разумеющая по-гречески, этот разговор мне перевела. Выяснилось: бабуля никогда не летала, потому выражала большие опасения относительно затеи по подъему в воздух металлической конструкции, именуемой самолетом. Выслушав заверения персонала в полной безопасности полета, старушка, несколько успокоившись, заявила: «Мне разбиться никак нельзя, мне умирать скоро, а я в Афинах еще не была». Вот так! И ладно бы старушка была сытой американской, коей наивысшую тревогу внушают романтические неурядицы героев «Санта-Барбары». Нет, старой гречанке, чтобы впасть в уныние, и память-то генная особо не требовалась. Она сама была ходячей памятью, ведавшей не только нацистскую оккупацию, но, полагаю, еще и янычар, однако ни в какое отчаяние не впадала. Прав был Юнг: не примерить нам их ментальности. Ну, а если все же попробовать?

Молчание генов

Снова вернемся к песне на стихи Рождественского. В юности я ошибочно полагал, что Рождественский первым затронул тему генной памяти. Извиняет меня то, что я не читал еще романа Ивана Антоновича Ефремова «Лезвие бритвы».

Иван Антонович Ефремов, советский палеонтолог, лауреат Сталинской премии, создатель тафономии — дисциплины о закономерностях нахождения в земле останков доисторических животных, не мог не задумываться о возможности воссоздания организмов на основе выделенной из биоматериала последовательности ДНК, то есть о том, что теперь именуется клонированием. Не исключено, что погружение в вопросы генетического «воспроизводства» послужило причиной выдвинутого Ефремовым предположения о том, что наши непосредственные воспоминания, равно как и отложившиеся в памяти наших предшественников события, могут сохраняться в генах и передаваться по наследству. Ефремов не решился высказать подобную гипотезу в каком-либо научном собрании или издании, справедливо полагая, что она вызовет неприятие академического мира. Так родилась идея фантастического романа «Лезвие бритвы», в котором Иван Антонович изложил всю известную ему предысторию проблемы генной памяти. Главный герой, советский врач-психофизиолог Иван Родионович Гирин, занимается изучением видений «эйдетиков» - людей, способных к осознанным сновидениям. В результате подобных экспериментов Гирин приходит к выводу, что сон есть слепок сохранившейся в генной памяти индивидуума цепочки событий, унаследованной от предков.

Примерно в те же годы и тоже в СССР появилась теория, допускающая не только прямое наследование отдельных воспоминаний, но и заимствование оттисков эпизодов из биографии людей, не являющихся генетическими предками. Советский физиолог академик Петр Кузьмич Анохин предположил, что в человеческом организме имеются так называемые «молчащие гены». Они не передают наследственной информации, а кодируют все, что происходит с нами в течение жизни - своего рода фиксирующие устройства. В процессе общения, скажем, при рукопожатиях, поцелуях, любых соприкосновениях мы постоянно обмениваемся частичками материи, содержащей ДНК. Таким образом, мы накапливаем генетический материал других людей. Обычно он пассивен, но в определенных условиях чужие генетические клетки могут активизироваться, и тогда мы «вспоминаем» чужую судьбу, а то и «проживаем» эпизоды чужой жизни.

Тут становится совсем грустно. Ладно «платить по счетам», скажем, прадедушки. Пусть и жил он беспутно, и дел наворотил, но все же свой - родной… А вот каково в трамвае, совершенно как бациллу, подцепить зловредный ген, источаемый в пространство каким-нибудь беспутным мотом, тунеядцем или алкоголиком в седьмом колене? Конечно, не факт, что «инфицированный» непременно разом сопьется и сделается записным бездельником, однако совершенно точно - отягощенное подобными «пороками» бессознательное жизнь непременно подпортит. Подпортит, конечно, не явно, а подспудно, поскольку данные генетической памяти обычно недоступны нам в сознательном осмыслении, чему активно противодействует наше естество, стремясь оградить психику от раздвоения личности. Но генетическая память может проявиться в состоянии измененного сознания, самым распространенным видом которого у нормального человека является сон. Вот и получается (теоретически конечно, но кто поручится, что однажды теория не станет реальностью?), что можно лечь спать успешным и целеустремленным, а проснуться аутсайдером. Что с этим делать прикажете?

По дороге в вечность

По счастью, здесь нам на помощь приходит генная психология - новое направление в науке, доказавшее, что помимо внешности, черт характера мы наследуем (посредством генной памяти в том числе) еще и судьбу. С ее помощью можно попытаться избавиться и от «проклятия» национальной ментальности, и от приобретенных общечеловеческих «недугов». Вот что по этому поводу говорит Дмитрий Калинский - Президент Международной академии генной психологии: «Нам не нужно мучительно вытягивать из сопротивляющегося чужого подсознания те или иные факты, допытываться, что же воистину мучит человека, что не позволяет ему двигаться дальше. Потому что все это уже отражено на генограмме: той самой схеме, которую специалист, генный психолог, рассчитывает и выстраивает на основании родословной. А следовательно, вычисляет и «болевые точки», на которые нужно воздействовать.

Скажем, генограмма человека свидетельствует, что через пять лет у вас возникнет критическая ситуация в семейной жизни, которая грозит разводом. Можно ли предотвратить? Специалист поможет эту ситуацию смоделировать, пережить все «положенные» чувства и принять верное решение. Таким образом, когда через пять лет кризис действительно возникнет, подсознание обратившегося к помощи генного психолога уже будет обладать необходимым опытом, и человек сам будете знать, что делать».
Это, конечно, замечательно. Но что делать, если человек живет в глуши, где не только генного психолога не сыскать, но и до участкового терапевта не добраться? Ответ очевиден и прост до безобразия: работать над собой, наполнять жизнь полноценными добрыми делами, светом, осознанием важности и цельности собственного существования. Причем работать до конца дней, не отлынивая по причине грядущего вскорости переселения в иные миры: наполнять молчащие гены энергией жизни, а не унынием тлена.

Здесь надо стараться, очень стараться, поскольку речь идет о том, что мы оставим в наследство своим любимым внукам. Именно внукам, генные психологи полагают, что «копирование» судьбы идет через поколение. Вы же не оставите своим ненаглядным внучатам худые носки и протертую наволочку? Так почему считаете возможным оставлять душевную раздрызганность и неустроенность?

Впрочем, потрудиться стоит даже не слишком чадо- (вернее, внуко-) любивым гражданам, поскольку, если задуматься, речь идет о нашем персональном бессмертии через генную память, о вхождении в вечность, вступать в которую со злобой, кучей незавершенных дел и похмельным синдромом по меньшей мере неприлично.

В заключение в очередной раз вернусь к песне «За того парня» на стихи Роберта Рождественского. Меня поразила схожесть испытанного лирическим героем с тем, что очень часто испытывал во сне я, юный пионер, молодая поросль провозгласившего материализм основной своей идеологической ценностью общества.

Мне часто снилась война. Было бы логично предположить, что в том проявлялась не столько память моих воевавших предков, сколько перенасыщенность отечественных кино- и телеэкранов военно-патетическими повествованиями. Но уже тогда детским своим умом я докумекал: что-то здесь не так, неправильно это. Война в моих снах совершенно не походила на череду идеологически выверенных событий из жизни тех, чьи имена носили школы и пионерские дружины. В них я не думал о том, как бы уничтожить побольше врагов, задача была одна: уцелеть посреди сущего ада.

Я пытался сопоставлять увиденное с тем, что происходило на самом деле, с тем, о чем мне мог рассказать, но, как большинство фронтовиков, никогда не рассказывал мой дед - инвалид войны. Я приставал к нему расспросами, но дед всегда отмахивался, дескать, дело былое и страшное, нечего его вспоминать, надо сегодняшним днем жить. И он действительно жил сегодняшним днем: косил траву, сажал цветы, учил меня мастерить скворечники и парусники, плавать, кататься на велосипеде, запускать змея, в семьдесят лет вдруг купил пианино и осваивал его по самоучителю.

Теперь я понимаю, что он целенаправленно избавлялся от нанесенных тяжкой нашей отечественной историей душевных ран. Не думаю, что дед от них избавился, такое не проходит бесследно, однако глядя на него, от тягостных генных воспоминаний избавился я. И война, пусть замаскированная под тяжбы, ссоры, обиды, не вошла или почти не вошла в мою жизнь. Потому теперь я с уверенностью могу сказать, что я не выживаю, а живу. Живу, как писал Рождественский, «за себя и за того парня», ну или за ту девчонку, если судьба наградит внучкой…
Михаил Мамаладзе
oracle-today.ru

Серия сообщений "Самопознание":
Часть 1 - Медитация: мифы и проблемы
Часть 2 - Пойми свою болезнь. Эзотерика болезни
...
Часть 12 - Биополе и энергетическая защита человека
Часть 13 - Меняем отношение к ситуации с улыбкой!
Часть 14 - Всё, что было не со мной, помню...
Часть 15 - Рождение ангелов
Часть 16 - Внешность человека и его развитие
...
Часть 41 - 13 признаков повышения частоты вибраций
Часть 42 - 20 черт пробуждающейся души
Часть 43 - Что будет после смерти? Пошаговая Инструкция