Просто решил добавить
Чтоб был

Остановка
Два небольших тусклых огонька показались на горизонте. Они медленно приближались, становясь ярче, причем левый огонек был намного меньше правого – фары автобуса покрывал толстый слой грязи. Тяжело, словно нехотя, заскрипели тормоза, и автобус со вздохом остановился. Послышалось легкое шипение, двери разошлись в разные стороны, и на обочину, разбив тяжелым ботинком тонкую ледяную корку на небольшой лужице, сошел человек. Снова зашипели двери, взревел двигатель, и автобус, выдохнув огромный сизый клубок выхлопа, поплелся дальше на запад.
Человек огляделся вокруг, засунул руки в карманы серого потрепанного плаща, глубокий капюшон которого скрывал лицо, и зашагал к старой остановке. Внешне он походил на какого-то бродягу, у которого дом – это весь мир. Идти пришлось недолго – старый, избитый всеми дождями и ветрами, ветхий павильончик стоял неподалеку. Жестяная крыша в некоторых местах проржавела и прохудилась. Мужчина прислонился к стене – видимо, такие мелочи, как пыль, его не интересовали – и огляделся вокруг.
Дорога темной полосой появлялась из густых сумерек, становясь шире и светлее, но вскоре опять сужалась и уходила в темноту. Сколько всего помнила эта дорога: встречи и расставание, радость и печаль, рождение и смерть… Ее веками размывало дождями, сковывало морозом, плавило беспощадным солнцем, десятки тысяч ног и сотни тысяч колес оставили отпечатки на ее лице, но она молчала.
Всегда.
Ей некому было рассказать обо всем, она не умела жаловаться, сопереживать, ненавидеть и любить; она просто была. Но ему, человеку в сером плаще, не нужны были слова. Он знал все сам.
Последние лучи солнца тускло освещали дорогу, отражаясь от инея мельчайшими искорками холодных брызг. День клонился к концу. Край багрового диска уже коснулся горизонта. Вскоре солнце скрылось за серыми тучами, оставив после себя тонкую красивую красную полоску на горизонте. Мужчина выудил из кармана старинные серебряные часы с цепочкой и, посмотрев на время, со вздохом положил обратно. Ждать осталось недолго. Но как долго растянутся эти минуты ожидания! Кажется, впереди еще целая вечность…
Вечность! Последнее мгновение всегда кажется вечным… Особенно в этом месте. По бокам дороги тянулись бесконечные поля с пожелтевшей травой. Вдалеке виднелся угрюмый серый лес. Половина листьев уже почернела и опала. Однако мужчину в плаще это, почему-то не удивляло… А ведь когда-то это место было необычайно красивым. Зеленые поляны, тянувшиеся вдоль дороги, шумный лес, наполненный птичьими голосами, благоухание цветов, сплошными коврами покрывавших эти поля, неповоротливые смешные шмели, шнырявшие между цветками. Яркое солнце, безоблачное синее небо – рай на земле. Казалось, нет ничего прекраснее, чем полежать в зеленой траве, вслушиваясь в звуки природы... Все это исчезло. В одно мгновение.
…Солнце, в последний раз печально блеснув красным умирающим лучиком, окончательно скрылось за горизонтом. На востоке снова показались два новых огонька. На этот раз они светили гораздо ярче. Да и ехал автобус быстрее, чем предыдущий. Он резво подъехал к остановке, и, проехав чуть дальше, резко затормозил. Двери с шипением открылись. Мотор утробно урчал и пофыркивал. Вскоре послышались голоса. Мужчина в сером плаще обернулся. К остановке стали подходить люди. Их было довольно много – человек двадцать, не меньше. Они даже не обратили на мужчину внимания, словно это был призрак, невидимый для обычных людей.
Все они были одеты по-разному, и никто по погоде: один старик надел потрепанный пуховик, валенки и кроличью шапку. Рядом с ним шел мальчишка лет десяти, в шортиках, футболке и кепке. Вот еще один интеллигентный человек в черном костюме и ноутбуком в руке. Он пустил какую-то плоскую шутку, от которой все, кто был рядом, расхохотались. Позади старушка тащила за собой маленькую капризную девочку, которой не нравилось, что у ее бабушки слишком длинный нос. Вслед за ними плелся какой-то небритый мужик с красным носом. Его слегка мотало из стороны в сторону. Все они разговаривали между собой, спорили, смеялись, и при этом никто не испытывал неудобства друг перед другом. Словно это одна большая семья, в которой нечего было друг от друга скрывать. Человек в капюшоне, глядя на все это, улыбался. Он знал каждого. Вот маленький мальчик – Виталик. Его лучший друг. Первые три класса они сидели за одной партой. Ни одна школьная драка не обходилась без Виталика. Он был душой компании, имел много друзей. Да и учился, как ни странно, почти на одни пятерки. Разве что за поведение стоял «неуд». Тогда еще никто не знал, что у него с рождения была опухоль мозга. Врачи поставили приговор: пять лет «без права на лечение». Но все разрешилось еще раньше.
Рядом шел дворник. Из соседнего двора. Добрейшей души человек. Ни на что не жаловался, всем помогал, обустраивал двор. Жители этого дома частенько шутили: Иваныча хлебом не корми, только дай метелку в руки да бутылку водки за пазуху. Хотя его редко видели пьяным. Больше всего он любил детей. Когда случился пожар в одной квартире, ему удалось из огня вытащить двух непутевых мальчуганов-пиротехников, одним из которых и был мужчина в плаще. Однако там остался третий – Виталик. Иваныч, вытащив двух, пошел за третьим, но уже было поздно. Из полыхающей квартиры больше никто не вернулся.
А вот и Юля. Его первая любовь. Ничуть не изменилась. Когда-то она была соседкой по квартире. Они вместе любили смотреть футбол по телевизору. Она была настоящей фанаткой. Однажды отец принес домой два билета на футбольный матч. Мужчина тогда ни секунды не сомневался, кого ему взять с собой. Они вдвоем прыгали от счастья. Сначала на матче было интересно. А потом начались беспорядки на трибунах. Часть толпы понесла его к выходу. Что же стало с остальными, в том числе и с Юлей, он не знал. До сегодняшнего момента. Соседи после этого случая тут же переехали в другую квартиру, ничего толком так и не сказав. Из-за этого мужчина в сером плаще от всей души возненавидел футбол.
Много еще было знакомых людей. Мать с отцом, дряхлые старик и старушка, держась друг за друга, поднимались по короткой, но крутой лестнице. Вслед за ними шла стройная тетя Галя в кожаной куртке, джинсовых брюках, с темными очками в руке. Несмотря на возраст, выглядела она лет на тридцать с хвостиком, не больше. Вот и папиного вечно пьяного знакомого пытаются затащить в автобус. Он упирался ногами, крича, что никогда еще раньше так не «целовался» с колесами «БелАЗа».
Люди подходили и сразу садились в автобус. В салоне не должно оставаться пустых сидений. К человеку в сером плаще так никто и не обратился. Он же очень пристально вглядывался в каждого, словно кого-то искал. Ради которого он здесь. Тот, кто стал самым дорогим во всей его жизни. Из-за которого это место стало таким, какое оно есть. Люди продолжали не спеша садиться в автобус, словно давая себя рассмотреть в последний раз. Эти мгновения шли мучительно долго. Вдруг, среди этой пестрой гудящей толпы мелькнула до боли знакомая кепка. Она сидела на голове с длинными русыми волосами. Ветер растрепал тщательно сделанную прическу. Мужчина замер. Все его мышцы разом напряглись. Неужели она?! Нет, не может быть! Он уже хотел было окликнуть, но в последний момент спохватился – с ними нельзя разговаривать. Женщина в кепке, словно почувствовав чужой взгляд, повернула голову. У мужчины вырвался стон облегчения. Нет. Не она. Он снова прислонился к стенке остановки, дрожащими руками вытащил из кармана слегка помятую сигарету и закурил. Медленно втягивал в себя дым и, задерживая ненадолго, выдыхал. Сейчас он походил на смертельно уставшего человека. Ему никогда еще так не нравилось курить, как сейчас. Мужчина достал из кармана основательно измятую пачку сигарет и, посмотрев на этикетку, положил обратно. Дешевые. Как странно. Они ему никогда не нравились. Он покупал их, если не хватало денег на нормальные сигареты.
Люди, тем временем, уже сели в автобус. Тот еще немного постоял с раскрытыми дверями, словно зазывая внутрь, и медленно тронулся дальше на запад. Мужчина еще долго смотрел вслед удалявшегося автобуса. Еще один неизгладимый след на бесконечной дороге. Докурив сигарету, он хотел было бросить окурок на землю, однако передумал. Оглядевшись вокруг, он заметил в углу остановки маленькую пустую картонную коробку, служившую здесь мусоркой, и кинул окурок туда.
Сумерки продолжали сгущаться. Небо заволокло серыми тяжелыми тучами. Ночью будет дождь. Лес вдалеке приобрел какую-то зловещую окраску. Мужчина усмехнулся. В детстве он очень боялся темноты. Порой это доходило до безумия: он не мог уснуть, если не держал у себя на груди мамину руку.
Мужчина отошел от остановки, присел на корточки, зачерпнул рукой сухую землю и медленно развеял по ветру. Земля была легкой, как пух. На образовавшейся ямке тут же появился маленький росток. Через несколько мгновений этот росток превратился в небольшой стебель с синим плотным бутоном на конце. Еще мгновение – и бутон распустился. На красивый большой цветок тут же села маленькая муха, невесть откуда здесь взявшаяся. Человек в сером плаще, капюшон которого скрывал лицо, встал и, засунув руки в карманы, медленно пошел на восток. У него еще осталось одно маленькое дело...

- ну что ты мне скажешь?
он не ответил. даже не шевельнулся. но я знаю, что мои слова никогда не уходят в пустоту. он смотрел вдаль.
- теперь все будет по-другому. - наконец сказал он.
я усмехнулся.
- а что изменилось?
- ты всегда задаешь мне вопросы, на которые я не могу ответить.
- не можешь. но ответ знаешь.
- тогда зачем спрашиваешь?
- ты знаешь ответ! - мне стало смешно. - так и не повзрослел.
он хихикнул. что-то в этом звуке было знакомое, подзабытое, совсем детское.
на горизонте почти во всю ширину виднелось алое зарево.
- ты уже полчаса смотришь туда. что ты видишь? скажи мне.
- закат... или рассвет.
я уже не в силах был держаться, и просто засмеялся. он резко обернулся, и зло посмотрел на меня, подумав,что я издеваюсь над ним. но его взгляд вдруг сменился сначала безмерным удивлением, а потом даже испугом.
- что с тобой?
я знал, что он имеет ввиду.
- ничего необычного. ты ведь сам сказал, что теперь все будет по-другому.
- я.. почти не узнаю тебя. ты так молод...
- а разве я раньше был стар? я всегда был таким, какой есть. изменился не я, а ты. наконец-то научился видеть не только то, что желаешь. или что говорят. так что же ты видишь на горизонте?
он обернулся. зарево становилось ярче. трава бесконечного поля вокруг озарилась оранжевой смесью зеленого и красного. он усмехнулся.
- и закат, и рассвет! а разве бывает такое?
- ну сколько раз тебе говорить, что нет ничего невозможного. и порой то,что привыкли называть стеной, на самом деле лестница вверх.
мы помолчали. он вдруг оглянулся вокруг, поежился и сказал:
- а все-таки тесно тут.
- а ты начинаешь меня радовать. - улыбнулся я.

- Холодно становится. – Заметил Миша.
Его спутник ничего не ответил. Лишь затянулся сигаретой, выпустив тонкую струйку синего дыма, и зябко поежился в своей куртке. Она ему была явно не по размеру. Длинная, мешковидная, с огромными нелепыми рукавами, которые безвольно болтались по бокам, словно два пожарных шланга. Да и цвета были такого же – хаки. Он встал, запахнул поплотнее куртку и подошел ближе к обрыву
- сколько здесь? – голос был мягкий, уверенный, без хрипоты.
- Чего сколько?
- Метров здесь сколько, говорю. Какая высота?
- Сто семьдесят… два по-моему. – Миша подошел, встал рядом и глянул вниз
Скала уходила отвесно и терялась в тумане, который поднимался снизу. Слышалось журчание речки. Его спутник кинул вниз окурок. Тот медленно полетел, кувыркаясь и разбрасывая искры, и скрылся в тумане.
- Порой когда смотришь туда подолгу, начинает тянуть. – весело сказал Миша. – Как просто, один шаг – и тебя нет.
Они помолчали.
- давно ты знаешь это место?
- С самого детства. – усмехнулся Миша. – я помню еще мелким по утрам бегал сюда смотреть восход солнца. Энергии было много, кровь с молоком. Снизу добегал за десять минут и тридцать секунд – специально засекал. Часы, помню, таскал отцовские, с секундомером, пока он спал… а сейчас – за полчаса если доползу – уже хорошо. – Он посмотрел вдаль. От самой скалы тянулся лес. Вблизи еще видно было отдельные деревья, темные, неприветливые, но дальше все сливалось одним черно-зеленым ковром. И лишь ближе к горизонту лес расступался, освобождая круглую серую плешь для города.
- Я, бывало, засиживался тут почти до утра. И обращал внимание, что фонари в городе начинаю зажигаться ровно в одиннадцать, и гаснут в три часа ночи. Красиво получается. Раз глянул – пятно света посреди леса. Два глянул – его уже и нет. Лишь сплошная черная мгла.
Сумерки продолжали сгущаться. Поднялся легкий ветерок – повеяло сыростью. Маленький костерок на полянке неподалеку нервно затрепетал, словно бы напоминая про себя и приглашая погреться.
- пойдем к огню – проворчал спутник в нелепой куртке.
- Пойдем. – Согласился Миша, тоже начиная ощущать, как противный ветерок неторопливо просачивается сквозь одежду .
Они подошли к костру, как по команде сели одновременно на бревна напротив друг друга и протянули руки к теплу.
- кинь пару полешек. – сказал Миша, но вдруг спохватился, торопливо схватил полено, лежавшее под ногой, и швырнул в огонь. Костерок обиженно приугас, рассыпавшись снопом искр.
- Прости, я забылся. – буркнул Миша.
Опять возникло молчание. Миша знал, что есть много людей, с кем можно о чем-то поговорить, и только с ним он мог о чем-то помолчать, но эта пауза показалось ему нелепой, неправильной, надо было что-то сказать, ободрить, озадачить, но все мысли вдруг куда-то провалились и не желали выглянуть из своего убежища. Он с надеждой посмотрел на своего собеседника. И то заговорил.
- много воды утекло. Ты счастлив?
Миша призадумался.
- не знаю. У меня есть жена, двое детей. Живем благополучно. Мы любим друг друга, любим детей, дети нас любят. Старший уже женился, бизнес у него в гору идет. Младший учится пока, хорошо учится. Дом, как говорится, полная чаша. Все я сделал: построил дом, посадил дерево, вырастил двух детей. Должен быть я счастлив? Ты-то сам что думаешь?
- Ты ведь знаешь что я отвечу. Счастье – такое же растяжимое понятие, как и любовь. Любить можно женщину, любить можно бога, сына, мать, друга. Так же любить можно оружие, смерть, любить убивать. Счастливым можно быть, имея миллионы, или же корку хлеба за пазухой, некоторые счастливы в одиночестве, или имея кучу друзей. – он помолчал. Но я ведь прямо тебя просил – нашел ли ты свое счастье?
- Да. Наверное.
- Не лги мне! – усмехнулся собеседник. – ты все так же не умеешь врать.
- Ты сам-то счастлив?
- Сейчас мне уже плевать. Но тогда – да. Я нашел истину. И не сломался.
- то есть твое счастье в истине, да? Я тоже искал ее. Мы тогда еще были друзьями – помнишь? И ты кинул меня. Оставил одного.
- Ты так ничего и не понял! – он резко перебил Мишу. – когда все твои друзья, все, кого ты знал, оборачиваются против тебя, идут катком, грозя…
- Да, правильно! Надо кидать всех и вся!!! – заорал Миша. - Легкое движение рукой! – он сорвал с себя шапку – абсолютное седые волосы взлохматились на его голове – и швырнул ее в собеседника. Шапка пролетела сквозь него, шмякнулась об дерево и, зацепившись за кору, осталась висеть на нем.
- Дурачок. – ответил тот, встал и медленно растворился в воздухе.
- Ну и иди своей дорогой! – проорал Миша в пустоту. – ты теперь никто! Моя фантазия! – его желтое лицо, испещренное морщинами, исказилось в горькой усмешке. – ненавижу тебя! Ненавижу! – он встал и в сердцах пнул ногой костер. Тот разлетелся головешками и углями по полянке. Из глаз посыпались крупными каплями слезы. Они падали, отражая в себе оранжевый блеск остатков огня, падали на угли и с шипением испарялись.
Миша медленно подошел к дереву, взял свою шапку, постоял немного, вытирая ею лицо, и приблизился к обрыву. «один шаг – и тебя нет» - шепотом пронеслось у него в голове.
- как ты мог? – прошептал он. Ему казалось, что вместо пропасти перед ним стояла глухая стена.
- Как ты смог? – повторил Миша. Я дурак. Дурак. Они меня раздавили, понимаешь? Нет у меня счастья. Я мертвее тебя, понимаешь?
Лишь журчание речки, подмывавшей наклонившийся крест, было ему ответом.
Миша посмотрел на город – он ярким пятном переливался посреди мрака.
- мы тебя никогда не забудем….
В этот момент огни погасли, словно бы соглашаясь со словами, сказанными в пустоту. Город погрузился во всеобщий мрак.