Мама была большой выдумщице или как теперь говорят креативщицей. Они с папой учились в  разных институтах в Иркутске.Там был и есть замечательный театр. Труппа до войны там была очень сильная в сидлу известных обстоятельств, связанных с гонением на интеллигенцию в Москве. Телевизоров тогда не было и дискотек тоже. театр занимал огромную часть  жизни молодежи. Поэому мама знала все спектакли, оперы, оперетты и балет. При этом она всегда замечала какик одеты артисты и запоминала детали. Потом, когда  шила мне плятья или карнавальные костюмы, непременно что-то использовала из этой копилки.

     Когда мне было 11 лет это было последнн лето, когда мы отдыхали всей семьей, включая даже брата, его жену и маленькую дочь. даже приезжали не несколько дней сестра невестки  мужем и маленьким сыном. Потом они  оберут детей моего бата, когда дети останутся без родителей. Но это все впереди. А пока все молоды, зоровы и счастливы. В тот год даже приедет мама моей самой люибой подруги, с которой мы и жили рядом и сидели за одной партой и дружили с детского сада. Она привезет Таню и ее младшего брата. Это ма с Таней уговорили ее повезти их в Евпторию. Как все  дети, нам с ней было невыносимо думать о расставании на лето. Это как маленькая смерть. Я помню прекрасно ту остроту горя, когда мы расставались на лето с друзьями. Это была маленькая смерть.  В 2004 Тани не стало, чепрез год повесился ее младший брат. Я очень переживала, но, то ли с годами я стала привыкать к потерям, того страшного горя, когда рвется сердце и не хватает воздуха в легких уже не было. Это было горе тихое...

Я была уверена, что это место не может быть в интернете. И нашла вот здесь некоторые фото http://www.agatov.com/content/view/3424/

Вот только некоторых персонажей нет. Русаку в море утопили, как когда мы смеялись. остальные на месте.

И нашла много фотографий чудесной ротонды, которая стоит на пляже. Днем там продавали вату и мороженное и на перилах сидела молодежь. По вечерам там назначались свидания, а что было ночью я не знаю, потому что была еще мала. Но это очень красивое место.

    По всем курортам СССР бродили фотографы. Тогда был золотой век людей этого ремесла. Они были прикреплены  в государственной  конторе, которая называлась "Служба быта". Платили им так копейки и смотрели меж пальцев на их левые заработки. А эти заработки позволяли им жить роскошно. И в своих городах это были значительные люди, их знали все. Вечерами они прохаживались по набережным в одежде как из французских фильмов, а днем...

   В тот последний год, когда отдыхали всей семьей да еще и подружка с мамой приехала, очень насыщенным было время после обеда и до вечера. Родители ложились отдыхать, а я уже была в таком возрасте, что могла ходить одна гулять. Но одна я все равно боялась, особенно боялась компаний местных мальчишек, которые ходили ватагой, большинство было босиком, в обрезанных шатанх и кто в грязных майах, кто в рубахах с закатаггыми рукавами и подвязанными на поясе, а кто и воообще в голым торсом. Таких мальчиков я  не встрчала в наших краях, у нас все ходили в шубах. Эти были быстрыми, шумными, нагловатыми. Это был их горд, они себя вели как хозяева. И, главное, они были, как и все подростки, совершенно непредсказуемы. Поэтому, если я и делала вылазки одна, то только по главным улицам, где толпы отдыхающих или в универмаг напротив. В нивермаге я полупала совершеннейшую шелуху, какую покупают девлочки 9-11 лет. расчесочки разных цветов, резиночки для волос,  ручки для письма, блокнотики, пластмассовые брелки и все подобное, которое потом выбрасывалось  мешками. Это проходит каждая девочка. Кого-то ругаеют, кого-то нет. Меня не очень ругали, говорили, что это все хлам и безвкусица, но потом махнули рукой, решили, что мне надо пресытиться всем этим, чт в итоге и произошло.

  Вот и опускается своим черным бархатом вечер на курорт Евпаторию. Темнее как-то сразу. Вечера безветренные, теплые и темнота именно  бархатная, мягкая. И ароматы. Этот город запоминается сволим запахом.  Наверно тот, кто заведовал в городе озеленением очень любил и свою работу и свой город. Потому что город, хотя и стоит в степи, но весь утопал в  цветочных клумбах. особенно хороша бла набережная Горького. Вдоль променатада клубмы были сделаны под наклоном к тротуару, что бы видет был рисунок. И каждая была как  ковер.

    Другое значительно место в жизни отдыхающих занимал цирк. Каждое лето огромный шатер шапито  поднивался напротив гостинницы "Украина" на пустыре. Потом та построили санатрий, Но многие годы каждое лето там был цирк. Приезжали большие звезды цирка. И почему-то из первого похода по-взрослому, мне запомнился именно цирк.

  Продолжаю вспоминать наши вечерние развлечения. Один из них был открытый театр в курзале. Вообще слово курзал мне казалось како очень обещающим. Оно обещало все сразу: вечерине ароматы цветов, дуновения морского бриза, шорох волн в ночи, вздохи  сидящих на скамейках в темных аллеях парочек, нарядных женщин, галантных мужчин, все, что могло радовать мой глаз, узнавание что-то новое, концерты, громкие имена, ощущение праздника. Но до конца понять что это такое я никак не могла. Потом я выросла и забыла это слово. Оно как-то ушло из лексикона вместе с понятием  "Курорты СССР".

И вот, после концерта нарядная, шумная, пахнущая Шипром, Красной Москвой, Красным маком, Серебристым ландышем и редкими арабскими духами плавно перетекает на набережную. Это потом я уже узнала название - набережная им. Горького. Но тогда все называли ее просто набережной. И всем было ясно куда идти.  Для некоторых отдыхающих это место было едвали не важнее самого пляжа! Потому что на набережной происходило много интересного и значительного из жизни отдыхающих. Каждый находил развлечение.

    Набережная была не слишком широка, на ней могли разъехаться две машины, но вечером машин не было. да машин вообще тогда не было, только те, что развозили продукты, скорая помощь и милиция. Поэтому в городке было тихо и хорошо пахло. Края дороги были украшены затейливым бордюром. Я такиъ бордюров больше нигде и не встречала. Это были  литые из бетона завитки. За ними  шли газоны с уникальными клумбами. На той стороне, что шла  со стороны моря клумбы были не оризонтальными. Они были построены под углом к променаду так, что публика прогуливаясь могла видеть удивительные картины из живых цветов. Это были и восточные ковры с завитками, помню прекрасну картину из цветов "Лиса и Журавль" по истории басни Крылова. Но самым удивительным были цветочные часы! Когда и кто успевал передвигать стрелки я не знаю, но часы шли! Они были из цветов, которые передвигали через определенное время. Часы показывали  час, деть, мсяц и год. Это тоже было уникальное зрелище. За этими клумбами  в ряд росли кипарисы, которыне вечером очень сильно пахли. А за ними шел узкий тротуар для пешеходов. Из-за зелени кипарисов свет от фонарей туда почти не пробивался и там обычно прогуливались парочки часто останавливаясь для поцелуев.

    Основная публика шаркала по набережной.  С ровной частотой там стояли лавки. Это были старые добротные типовые лавки, которые тогда украшали все парки страны. Они были из  узких деревяных реек, а по краям  их держали изогнутые конструкции из бетона. Они были очень длинные и удобные. Спинка  высокая и там моно было даже вздемнуть, что и делали старички. Теперь таких лавок не делают. Вдоль променада стояли фонари, которые ярко освещали все действо. Под фонарями редко стояли мороженщицы или продавщицы газированной воды. Ой, какая же это была вкусная вода с сиропом из стекляной колбы.

    Но самым главным во всем этом была, конечно же, публика. В эпоху развивающегося социализма, а именно 1963-1968гг. магазины поражали своим однообразием и нехваткой всего. Поэтому женщины проявяли невижанную изобретательность. Каждой хотелось показать, что она смогла придумать и воплотить. А где? Только на курорте и только на ночной набережной. Это бал подиум талантов и красоты. В можу входили парики и шиньоны. Боже мой! Бедные модницы, они парились в крымскую жару в этих волосах, чтобы выглядеть как с картинки . И выглядели!  Моя мама не была исключением. Она завели знакомство в пастижерном цехе (так называли мастерские по изготовлению шиньонов и париков) и купила сразу 4 шиньона. Один был  для абсолютной блондинки, второй рыжий и два были цвета красного дерева. Именно посленим цветом мама в те годы красилась. Она сшила вместе два  шиньона красного цвета, накрутила из них локоны и носила их и на пляж и вечером. Самым трудным было  прятать ее густые и прекрасные волосы под эти шиньоны, для этого мама пошла в парикмахерскую и постриглась почти наголо! Вот какой смешной бывает мода. Я тоже потом носила эти шиньоны, и потом у нас было 3 парика. И их тоже носила и тоже прятала свои волосы. Сейчас это смешно. Может быть через 50 лет будет смешно общее желание похудеть?

   И вот по набережной  счастливые обладательницы париков и шиньонов гордо несли свои головки, а те, кто не имел возможности  носить вздыхали и провожали их завистливыми взглядами. Тогда такие взгляды очень ценились. Это теперь никого ничем не удивишь. А тогда ведь все почти делалось своими руками и потому в единственном экземпляре и потому такие взгляды означали успех работы.

   О платьях можно говорить бесконечно. Мода 60-х резко поменяла силуэт. Из элегантных, утонченныи и очень женственных нарядов с кринолинами,  широкими поясами на талиях, оголенными плечами и спинами и с непременными перчатками, женщины вжруг перепрыгнули в квадраты с прорезью для шеи и рук. Очень короткие, открывающие не у всех хорошие колени. С рисунками из учебника по геометрии. Оставались только шляпки, но и те скоро пропали. Маме это все не нравилось и она еще долго донашивала  тонкие кружевные перчатки вопреки моде.  Но ее подруга на севере все таки смогла даже при таких упрощенных моделях сделать маме 2 платья, которые были шедеврами.

    Я запомнила их очень хорошо. Оба были из тонкой шерсти. Одно нежно-голубое. Оно было прямым как рубашка, как  тогда и надо было. Но имело глубокое округлое декольте, которое стягивалось щнуром. В этом шнуре и был весь фокус. Полина, так звали мастерицу, надершала нитей из этой ткани, скрутила руками из них  красивый толстый жгут и протянула по всему декольте. Шнур завязывался чуть ниже левого плеча в красивый бант с большими кистями.

   Другое платое было цвета глубокого бордо. Тоже прямое, тоже без рукавов, но плечили чуть спускались. И тоже были надерганы нитки из этой же ткани и по всей длине сверху вниз по левой стороне шла ручная вышивка из этой ткани. Это были какие-то большие цветы и листья. Все переплеталось. Это было так красиво, что смотрела на эти платья как на волшебство. Заметьте, что никаких выкроек, никаких схем по вышинке тогда невозможно было найти. Это была очень талантливая женщина. Она могла стать  великим Мастером, если бы не ГУЛАГ.

    И еще один год мы отдохнули в Одессе. В те времена только там и можно было одеться. И оттуда мама привезла столько всего и такого шикарного, что носили мы потом это все не один год. И вот каждый вечер, собираясь на променад, мама выбирала платье и все, что полагалось к нему. На курорте это самое важное занятие. И какое приятное! Мне как девочке все это очень нравилось и было интересно. Потому чо меня ведь тоже наряжали, собирали, причесывали. Следиди, чтобы цвета наших платьев гармонировали.

С папой было проще. Белые брюки, свежая  шелковая рубашка и спидола на здоровой руке, потому что на войне ему раздробило снарядом локоть. Ходить со спидолой было круто! Это как мерсе проехать по двору. Главное надо было вытащить на всю длину антенну. Зачем? Не знаю, но так было шикарно. Батареи в спидоел были здоровье, 6 штук. Тяжесть ужасная, но папа мужественно таскал ее на согнутой руке. Так же как и мама мужественно несла два шиньона на голове. Милые мои, родные.Так мало досталось им в жизни покрасоваться, нарядиться, что это все вспоминаю с любовью и теплом. Войны, революции, голод. Поэтому та набережная был их праздник жизни.

    Толпа прогуливалась двумя колоннами как  машины на дороге. Одна часть шла в одну сторону, другая навстречу, стараясь не задевать друг друга. Доходили до конца, разворачивались и шли обратно. И так несколько кругов за вечер. Некоторые уже узнавали друг друга и кивали головами в знак приветствия. Женщины попроще, передовицы, которых отправляли отдыхать от производства люили ходить сцепившись под руки по 5-6 человек.  Они все ходили в пестрых платьицах под поясок с широкой юбкой и непременно в белых носках. Мне это очень нравилось, а мама показывала мне на эти носки и говорила, чтобы я навсегда запомнила как выглядить безвкусица. Я запомнила и в 13 лет купила себебелые носки. надевала я их в подъезде, чтобды мама не видела и там же снимала, когда шла домой.  Детство.

    Мы тоже прохаживались Папа шел немного  впереди, но сбоку.  А мы с мамой за руку. Когда приезжала тетя, то мама и тетя  браи меня в серединку за руки. Потом я подросла и мама водила тетю под руку, а я шла с папой. Порядок продвижения был важен.

   Иногда мы садились на лавочку с мамой, а папа прогуливался без нас. Подозреваю, что путь его пролегал мимо автоматов с вином. И однажды вот так мы сидели и вдруг мама легонбько толкнула меня в бок и шепнула: "Смотри!"

   Вдали набережной шел факел. Он приближался к нам красиво изгибаясь. Это было молодая  и очень красивая женщина. Ее тело было обернуто  какаой-тоудивительной тканью. Она ее облепляла как вторая кожа и при каждом движении меняло оттелок и все горело. Такого мы еще не видели!

   Все расступались и любовались ею, а она шла опираясь на руку спутника. Его я вообще не помню. не исключено, что кто-то из тогдашних знаменитостей. Их тогда можно было запросто встретить.

Мы долго не могла отойти от увиденного. Потом мама узнала, что ткань эта называется индийский чулок и даже достала ее. Но так мы ничего из нее и не сделали. Потом она показалась маме слишком яркой и аляповатой. Она провалялась долго в мамином знаменитом челодане, а потмо она ее кому-то отдала.

     После полуночи  толпа начинала расходиться и мы тоже дли темными аллеями, дяхая ароматы ночной фиалки и левкоев.  И сны приходили красивые и добрые.

   Вот и теперь, когда не спится, когда трудно, а возвращаюсь в то счастливое время, когда все были живы, молоды,богаты и здоровы. Когда забот было только  о том какое платье надеть вечером, когда плавала я в своем  резиновом кругу и верила в чудеса...

Конец.