Двор был маленький. Его составляли два дома,в каждом из которых жило по 12 семей. Дома строили пленные немцы. Это были двухэтажные постройки с двумя подъездами. На каждом этаже по 3 квартиры. Публика, населявшая эти квартиры была очень пестрая и с непростыми судьбами.В этом городе вообще все были с непростыми судьбами. Город стоял на 120-м километре севернее полярного круга и жители его составляли бывшие репрессирование, пережившие ужас Сталинского ГУЛАГа. В основном это были люди ни в чем не виновные, они просто попали под статистику уничтожения. Их объединяло это и то, что все они работали теперь на шахтах. Во дворе жила одна семья с Западной Украины. Он был полицаем во время оккупации фашистами Украины и за это отсидел срок. Потом их амнистировали, но выезжать их этих мест не разрешали тогда все равно никому, вот так и селились они в этом городе все, виновные и не виновные. И город рос, отождествляя собой идеи построения социализма. Во дворе уже бегали их дети. Все дружили. Только дочь полицая никогда не гуляла во дворе. У нее не было подруг. Школа - дом. В школе она ни с кем не общалась. Это было несчастное, забитое создание. Они жили тихой и замкнутой жизнью и никто не знал, что происходит за двойной дверью квартиры номер 8. Однажды, жена полиция Ева набралась духу и зашла к соседке. Она придумала пустячный повод, что-то одолжить из продуктов. Вечером за стеной слышались глухие удары и тихие стоны. Муж бил ее...
А в соседнем доме во втором подъезде на втором (престижном) этаже жили две семьи. Квартиры были расположены дверь в дверь. В одной квартире жила Мать с мужем и дочерью Людой. Мать прошла лагерь, но потом была реабилитирована и занимала самую высокую должность, о какой можно было мечтать в ту пору женщине. Она была директором поселкового магазина. Нынешнего мужа она встретила уже здесь. Он был моложе ее, очень простой, любивший водку. Люда была их совместной дочерью.
А в квартире напротив, жила очень красивая женщина. Она была высокая, с правильными чертами лица. Одевалась она шикарно и вызывающе. Часто красила волосы, причем даже в два-три цвета, как это делают сейчас, но в те времена это было просто шоком. Она плыла по двору и все смотрели ей в след. Ей было не более 28-30. Она была старшей дочерью Матери. Кто был ее отец? Он был в прошлой жизни, до лагеря. Его возможно тоже сослали, а может и расстреляли. О нем никогда не говорилось. Но Мать прошла ГУЛАГ с маленькой девочкой, которая выросла там и превратилась в эту красавицу. Но личная жизнь у нее не складывалась. Она была слишком хороша для этих мест, для этих пьяных шахтеров. У нее была дочь. Милейшее и добрейшее создание - Ниночка. Это была тихая девочка. Во дворе все дети ее очень любили и жалели. Потому что мама, эта красавица, не любила Ниночку и старалась чтобы та проводида как можно меньше времени дома. Она ей мешала. Но, когда на улице -50 ребенку трудно долго бродить вне дома. Люди ожидали, что раз уж мать не любит этого ребенка, то бабушка то уж должна иметь сострадание!. Но, ко всеобщему удивлению, бабушка так же ненавидела этого ребенка. Она была всего на год младше Люды, второй дочери Матери. Они смотрелись как сестрички. Только разница была в том, что на Люде всегда были очень дорогие и хорошие вещи, а Ниночке не доставалиь даже обноски. Бабушка отдавала их другим людям, но не родной внучке. Ниночка всегда была одета в то, что давали люди. Если бабушка ей что-то и покупала, то, как правило это были уцененные вещи. К удивлению, это не испортило характер девочки. Она была тиха как мышка и боялсь доставить беспокойство людям и, просто, безмерно добра. Люда чувствовала свое превосходство и не только перед Ниночкой, но и перед всеми во дворе. Иметь маму директором магазина в поселке, это как быть дочерью Лужкова в Москве! У нее был скверный и заносчивый характер и с ребятами она не ладила.
Такое странное положение вещей удивляло. Многие строили догадки, но никто не знал правды.
А правда была в том, что отцом Ниночки был отец Люды. Когда старшая дочь выросла, то однажды пьяный отчим, когда Мать была на работе, изнасиловал ее дочь...

Не думала сегодня более писать сюда, но случайно попала в дневник Сиры и прочитала о похоронах. Я задумалась. И вспомнила одни страшные похороны.
Девочкам было по 10 лет. Жили они в шахтерском поселке за Полярным кругом. Самой маленькой по росту девочкой в классе была Нина . Ее родители были репресированы за немецкую фамилию. Детей в семье было 5, но самой старшей была крошка Нина. Училась Нина не блестяще, но не потому, что была глупа. Мать была очень болезненная женщина и часто не могла подняться с постели и приходилось Нине быть хозяйкой. Топить печь, стирать, посуду мыть. Вот такая северная Козета. Отец пил. Он был не плохим человеком, но безысходность съедала его. Жили они очень скромно. И вот однажды Нина пришла в школу и тихо сказала девочкам: "У нас мама умерла. Надо хоронить. Помогите."
До этого девочки никогда не были на похоронах. Только иногда слышали музыку, когда хоронили шахтеров, но смотреть боялись. Было страшно идти, но они были очень хорошие подруги. В подъезде было темно. Стараясь пропустить друг друга вперед они толпились вчетвером перед дверью. Случайно задели ее и дверь отворилась. Внутри был полумрак, почти ничего не было видно. Навстречу по коридору медленно двигалась очень древняя старуха.Она была вся в черном длинном одеянии и на голове низко повязанный платок, лица почти не было видно. Она сильно сутулилась. Девочки сразу стали ее бояться. Она сказала: "Пришли? Ну хорошо, хоть кто поможет, а то тут я да детки."
После ее слов все эти 10-летние девочки сразу почувствовали себя взрослыми и значительными. Страх пропал, появилось желание работать.
Двойные двери в большую комнату были закрыты, там посередине стоял стол, а на нем лежала покойница. Старуха завесила зеркала, сказав, что так положено.
Было очень тихо. Оказывается малышей взяли соседи. Где был отец неизвестно. Девочки стали готовить еду под присмотром старухи. Она не могла долго стоять и сидя говорила что следует делать. Потом стали заходить люди, привели детей и открыли двери в ТУ комнату. Две девочки все таки отважились пойти и посмотреть. Они вернулись молча. Вообще все, что они делали сегодня, делали молча. Это было так несвойственно им. Они любили хохотать, петь, прыгать. А сегодня молчали. Заплакал в голос самый младший. Он так кричал в этой тишине, что мурашки бежали. Было трудно понять отчего он кричит. Неужели он уже понимал что случилось? Потом подъехал автобус. Как выносили тело и как все вышли девочки не видели. Все время они тихой стайкой сидели на кухне. Вернулась старуха и велела им мыть пол. Вот и началась их работа. Они вымыли пол во всем доме. И стали накрывать на стол. Все приготовили и тихо ушли.
... Спустя несколько лет умер отец. Маленькая Нина сразу после школы пошла работать на шахту. Она хотела вырастить детей в семье, а не отдавать их в детский дом. Вырастила всех. Всем дала образование. А сама так и осталась одинокая.

Я нашла Ниночку. И история имеет прекрасное завершение. Ниночка вышла замуж за самого красивого парня в округе. У нее красавица дочь. У дочери хорошая семья, сын Ниночка кадет. Как это здорово!!!

Они были нашими соседями по лестничной клетке. Полина, ее муж Иван и сын Юрий. В ту пору Полине было лет 35-40. Ее муж был замечательный человек. Он всегда улыбался. Добрейшая душа. Они никогда не ссорились и не ругались. Может оттого, что пережили в жизни слишком много и ценили каждый день жизни и старались сделать счастливыми друг друга. Он работал главным бухгалтром шахты, где когда-то оба они были узниками ГУЛАГа. Полина не работала. Она была домохозяйкой. Я была маленькой, но помню, что она была хохотушка. Вечно смеялась. И еще она была потрясающей портнихой. В жизни не видела Мастера такого класса. Если бы у нее была возможность, то она стала бы мировой величиной. Она сама придумывала фасоны, т.к. в те времена в той глуши ни о каких выкройках и журналах мод нельзя было и мечтать. Она шила буквально все. Она шила нижнее женское белье, причем укарашала его вышивкой, ришелье. Даже бюстгалтеры шила, да какие! И все ведь руками! Ну платья,это была мелочь. Она шила пальто и детские, и женские, и мужские. Мужские костюмы и сорочки. Я помню как она шила платье моей маме из шерсти. А потом выдергивала нити из ткани и этими нитями вышивала все платье. Это был дар от бога.
Потом мы уехали из этих мест в Россию. Мама потеряла контакт с ней, но платье хранила. А я всегда помнила Полину и очень ее любила, как родную. Я выросла и готовилась выйти замуж. И самой большой проблемой, как и у всех невест, было платье. Мне хотелось чего-то ТАКОГО!!! И вот, когда до свадьбы остается неделя, а платья так таки и нет в нашей квартире раздается телефонный звонок. Бог мой, это была она! Полина! Прошло столько лет и надо же такому случиться, что она именно в это время проездом на два дня оказалась в нашем городе! Конечно, мы очень обрадовались и мама рассказала о нашей беде с платьем. И она сказала - нет проблем. С утра мы помчались в магазин и она выбрала ткань. Это был белый шифон. Купила она этого шифона 10 метров. И еще белый атлас, тоже очень много. И приступила к работе. За 1,5 дня она сделала мне просто потрясающее платье! Я никак не могла поверить в это чудо. Бог послал ее в наш дом. Она сшила платье и уехала. Больше я не ничего о ней слышала. Но только после этого мама рассказала мне ее историю.
Полина жила с родителями в городе Николеве, это недалеко от Одессы. А ее бабушка жила в деревне, недалеко. В 1941 году в конце мая родители отправили Полину, которой было 14 лет к бабушке на каникулы. И началась война. Деревню захватили немцы и Полину, как и всех подростков в то время, немцы отправили в Германию на работы. Сначала она работала на заводе. Это было тяжелое время, голодно, спали мало, вповалку. Но потом ее вяла немецкая семья в услужение. Так она встретила освобождение. Но радоваться ей не пришлось. Ее объявили изменницей Родины и немецкой шпионкой и сослали на Север. Попала она на шахтные работы за Полярным кругом. На поверхности температура до - 50, а в шахте жарко и вода. Одежды была только одна смена - ватник и ватные штаны. Стирать негде. В этой одежде и в шахте работали и мокрые на поверхность выходили. Жили в бараке, построенном из бревен. Но между бревнами были сильные щели и в них проникал холод и снег. Спали на досках положенных на пол все вместе, не раздеваясь, чтобы не замерзнуть. После смены каждый старался первым забежать в барак и лечь посередине, что спать в окружении людей, так теплее.
Однажды Полине не повезло. Она пришла в барак последней. Пришлось лечь крайней. А так как ватник был мокрым, то за ночь она приклеилась льдом к стене. Потом был туберкулез и ампутация одного легкого.
Ивана она встретила в лагере. После операции он ее нашел и они поженились.
Вот такая жизнь была у этой хохотушки.
Когда я шла по Красной поощади в ЕЕ платье, то вся площадь замерла и аплодировала нам. Подлетела машина и нас сняли на обложку какого-то журнала. Жаль, что Полина не слышала этих апплодисментов. Она заслужила их.

Прошлым летом мы встречались в Москве. Мы – три подруги детства. Я, ТЯ и ТГ. Мы дружим так давно, что страшно писать эту цифру. Она старше моих читателей. Это настоящая дружба. Мы девочки с севера. Из того Заполярья, о котором я писала. Я еще называю нас – девочки с помойки. Это потому, что в том далеком заполярном поселке перед каждым домом были огромные помойки. Мусор собирали год. Представляете какие там были Альпы. Но в условиях вечной мерзлоты все сразу замерзало и покрывалось снегом и было бело и чисто. А вот летом, когда это все начинало подтаивать приезжал самосвал и бульдозер. Что могла, погружали в самосвал и вывозили в тундру, а остатки бульдозер разгребал по двору, в котором мы бегали, играли и росли. Вот отсюда и такое название – девочки с помойки. Судьбы наши сложились по-разному и жизнь раскидала нас по разным странам. Много лет мы не виделись и вот в прошлом году, когда я приехала в Москву, мы, заранее договорившись встретились. ТЯ оказалась в Белоруссии после окончания политехнического института. ТГ на юге страны. Стоит ли описывать нашу встречу? Она интересна только мне и им. И я знаю, что не забуду этого никогда. Она была омрачена печальной новостью. У ТГ за полгода до нашей встречи обнаружили рак груди и ампутировали. Эта весть была для меня просто невыносимо болезненой. Потому что к ТГ я всегда относилась очень трепетно. Как бы вернее назвать то чувство, которое я испытавала к ней в детстве? Если опустить пошлости, то вернее всего это была влюбленность. Моя память хранит такие детали, которые зранят только влюбленные люди. Впервые я увидела ее в детском саду. Меня воспитывали дома, но за три месяца до школы мама решила адаптировать меня к среде сверстников и повела в сад. Правда я была в саду только до обеда, потом я шла в музыкалку, а потом домой. И вот в саду я увидела Ее. Это была самая худенькая из всех девочек. Поэтому на лице особенно резко выделялись огромные синие глаза. Кожа была поразительно белой и при этом щеки всегда были нежно-розовыми. Во время нашей встречи в Москве, она сказал, что это был диатез. Но тогда я не знала этого слова. У нее была длинная коса черно-синего цвета. С этой минуты мне ужасно захотелось стать ее подругой. Но у нее была подружка и они везде были вдвоем и я не стала лезть. Потом Мариинский театр открыл у нас классы балета. Сказать, что я очень любила танцевать, значит ничего не сказать. Я могла танцевать сутками и поэтому я упросила маму повести меня в эти классы. И, каково же было мое счастье, когда я увидела там и ТГ, правда опять в обществе своей подруги. Но мне повезло. Педагог отметил меня и мсеня стали часто ставить в пример. ТГ заметила это и сама подошла ко мне. Так мы познакомились. Пришло время идти в школу. Мы попали в смежные классы. В те времена любили ставить эксперементы. На наших двух классах Лениградский пединститут тоже ставил эксперемент. Нам предстояло пройти курс 4 лет начальной школы за три года. Было отобрано 60 детей, по 30 в каждом классе. У нас были отдельные учебники и своя учебная программа. В конце вервого года отсеяно было около половины и из двух классов сделали один. И мы попали с ТГ в один класс. И мало того, мы сели за одну парту. Да еще к этому времени мои родители поменяли квартиру и с ней оказались соседями. Не было предела моему счастью. Я занималась балетом, у меня была просто потрясающая училка в школе и у меня такая замечательная ТГ! Я всегда была уверена, что поет она лучше всех, что танцует лучше всех, что она самая ловкая, самая самая. У не был очень красивый почерк и я старалась подражать ей. Но со временем нагрузка в школе стала все более сильной. А у мня балет и музыкалка. Тут балетный педагог сказал маме, что у меня способности и меня надо посылать в школу-интернат при Мариинке, учиться дальше. Но моя мама всегда считала, что балет это несерьзно и когда встал выбор между музыкалкой и балетом, она выбрала музыку. С тех пор я ненавижу музыкалку. Она отобрала у меня то, для чего возможно я была рождена. Я с грехом закончила музыкалку, но продолжать не стала. А балет люблю и завидую всегда тем, кто танцует и думаю, как бы это сделала я? Я опять ухожу в сторону. А ведь писала о ТГ. И вот такую девочку, такую красавицу вдруг испортили! Когда мы встретились, она конечно держалась веселой, даже шутила. Думаю, что это стоило ей больших сил. Она молодец. Хотя жизнь не очень баловала ее. Вот теперь прошел год, как мы виделись. Наша третья подружка пришла к нам в класс, когда нам было по 10 лет. Вот так мы и дружим с тех пор. Правда потом мои родители уехали с Севера, но я не теряла связь и вот мы все равно вместе.
Теперь прошел год с момента нашей встречи. ТЯ пишет, что ТГ постоянно то в госпиталях, то в профилакториях. Что у нее сильные нервные срывы. У мужа любовница. Когда мы встречались, то говорили о том, что ей следует сделать пластическую операцию. Она соглашалась, но сейчас что-то тихо. Мне она не пишет. А ТЯ имеет возможность звонить ей по межгороду и потом мне все рассказывать. Это все предистория. И вот я вижу тот сон, который гроза не дала мне сохранить

Вторая попытка записать сон. Приснился он мне позавчера ночью.
Я просыпаюсь в комнате и вспоминаю, что мы договорились встретиться в Москве опять ТГ предложила пожить три дня у ее тети. Я проснулась и решила пойти, найти девчонок. Я выхожу из комнаты и встречаю женщину лет 50 довольно простого вида. Это тетя ТГ. Я спрашиваю где девочки. Она говорит, что ТЯ пошла в магазин, а ТГ где то в доме. Я иду по коридору. Он такой же, как и в ее московской квартире. Сначала прямо, а потом налево. Я попадаю в огромную комнату. Она усталвена очеь старой мебелью . Большое зеркало. На двух железных кроватях спят два молодых мужчины. Я думаю про себя, что это сыновья той женщины. Еще я думаю, что это было дурацкой затеей обременять своим посещением эту семью. Мы могли спокойно остановится у меня дома. Почему ТГ так настаивала именно на этой квартире? В этой комнате ее нет. Я выхожу на улицу и бреду в поисках ее. Район мне незнаком. Новостройка. Зелени нет. На газонах тоненькие чахлые только что посаженные деревца. Кучи строительного песка. Я понимаю, что заблудилась. Людей нет, но я вижу остановку. Жду. Подходит автобус. Я спрашиваю у водителя адрес. Он отвечает, что у него другой маршрут, но Толик меня отвезет. Я думаю, что Толик, это водитель другого автобуса. Но тут подъезжает огромны самосвал и водитель кричит ему – Толик, подвези девушку!
Тут я вспоминаю, что ушла из дома без сумки и денег, как была. Начинаю судорожно рыться в карманах и нахожу горсть мелочи. Достаю ее и показываю водителю и спрашиваю – этого хватит?
Он отвечает – Вполне! Даже много!
Меня это удивляет. Я подхожу к самосвалу. Кабина на высоте моего роста. Последняя ступенька довольно высоко и я боюсь, что не смогу залезть. Толик протягивает мне руку, я подпрыгиваю и добираюсь до кабины. Очень отчетливо помню, как я захлопнула дверцу. Мы поехали. Мы оказались на широком проспекте, очень похожем на Строгинский и Толик сказал, что за высоки домо, прямо по дорожке дом, который я ищу. Но он туда не может подъехать. Тут недалеко и я могу дойти. Я благодарю его. Денег он не берет. Я спрыгиваю на землю и иду по дорожке к дому. В доме все таже тетя, говорит, что ТГ нет дома...
Все.
Сон мне очень не понравился. Я очень боюсь, как бы с ней чего не случилось.

Очень много сейчас говорят об этом сложном вопросе. Занятно, но до 13 лет я жила на свете даже не подозревая, что есть национальности. Для существовали страны, которые были для меня очень интересны, а них жили люди. Они так и назывались для меня - люди. Я выросла среди детей тей, кто пережил ГУЛАГ. Каких только фалимий и имен не было среди моих друзей!
Рая Галимзянова
Нина Бессмертная
Олег Штибель
Ира Вильмс
Люся Муха
Андрей Шуба
Саша Малявский
Слава Дурович
Иркин Кабылов

Саша Ривах
Только теперь я могу представить их национальность. Но в те времена, имена и фамилии звучали для меня так же как Иванов, Петров, Сидоров. Мы были очень дружны. В нашем доме никогда не говорили на национальные темы. Я жила в бедном, но счастливом мире, где ключи клали под коврик, чтобы гости не стояли на пороге, а могли войти и ждать в тепле хозяев, попивая чай. Но чаще всего квартиры вообще не закрывались! Когда мы приехали в Подмосковье и мама стала учить меня закрывать дверь на ключ и хранить этот ключ при себе я долго не могла вообще понять этого. Зачем? И я перетеряла разумеется кучу ключей.
Где они, те мои дорогие сердцу друзья? Поляки, татары, литовцы, ненцы, армяне, грузины, русские, молдаване, украинцы? Они тоже заблели этой болезнью раздела на чистокровных? Не верю. Не думаю. Я встаю в круг, беру их за руки и мне хорошо.
В новом городе моей жизни я впервые  столкнулась с проблемой национальности. Мой подругой стала девочка с длинной черной косой и большими карими глазами. Она была некрасива, но очень веселая. Глаза у нее были притягивающие и удивительно нежный румянец на щеках. Ее звали Рая. У нее были замечательные родители. Очень добрые и гостеприимные люди. Как-то я стояла в ее дворе и ждала ее, мимо проходила женщина, лет 40-45 и спросила кого я жду. Я ответила, что Раю и услышала в ответ - а, еврейку. (Она назвала ее иначе, жи..)У меня до сих пор рука не поднимается писать это слово. Вот так, в первые в жизни, в 13 лет, меня просветили, что есть другие национальности. Дома я стала выспрашивать у родителей, но они сказали, что есть люди, хорошие и плохие, а остальное - глупости необразовпанных тупиц. Разделяю это мнение и сейчас, но постоянно чаще и чаще сталкиваюсь и этой бедой.
Потом моя Рая вышла замуж и родила сына. Муж ее тоже был еврей. Замечательный парень. Я потом вышла замуж за его друга. Ее второму сыну было чуть более года, а я дохаживала последние недели в ожидании родов. Тогда еще не умели определять кто будет и я сказала Рае - вот рожу девочку да поженим ребят. Здорово будет!
А в ответ я услышала: "Нет, вы - грязные. Нам нужна чистая еврейская девочка."
Я замолчала, но мне было больно. Я смотрела насвой огромный живот и думала, что же за грязь я там ношу?
Родила я сына и проблема разрешилась сама собой. Но мои отношения с Раей стла прохладнее. Я стала отдалятся от нее, что было не трудно сделать, т.к. сын отнимал у меня много времени. Сейчас Рая и вся семья в Лос-Анжелесе. Я не поддерживаю отношений. Она скоре всего и не помнит тех горьких слов. Да и дети выросли и, наверняка, нашли себе подружек не по чистоте, а по сердцу. Может я сама виновата, что сказала тогда глупость. Каков вопрос, таков ответ. Это тоже была школа. С тех пор я стала больше думать, прежде чем раскрыть рот.

Теперь 2011 год 29 декабря и я редактирую это сообщение. Жизнь дарит нам разные подарки, но одним из главных то, что нашла многих их тех, что здесь записан и еще многих, многих, многих.

И Рая прилетала ко мне  встречать 2009 год. И мы опять дружим. Она скорее всего и не помнит тех слов, потому что оба ее сына женаты. Один на украинской девушке, а другой на перуанке. Жизнб все раставила   

Когда мне было 10 лет я, как и все мои ровесники хотела поскорее стать пионером. Почему? Нет, к политическому воспитаю это не имело никакого отношения. Просто октябрятская звездочка на груди говорила о том, что ты еще мелкий и сопливый, а пионэр носил красный галстук и все уже понимали по этому знаку, что человек-то вырос! Потом, очень было приятно утром стоять рядом с папой перед зеркалом. Он затягивал свой галстук, а я свой. Это как-то уравнивало позиции. Но для всего этого надо было "быть достойным" и выучить наизусть клятву. Клятва была написана на последней странице всех наших школьных тетрадок. Чтобы мы помнили всегда, что "Пионер-ты за все в ответе." Взрослые как бы устранялись от того, что натворили и мало того, перекладывали все на наши плечи. А мы верили. Верили, что мы что-то там решаем, что-то можем изменить. Я не помню слов этой клятвы, но помню, что в 10 лет само слово "Клятва" звучит магически. Это на всю жизнь, это нельзя нарушить! Клятва была длинной и запоминалась очень трудно. Я помню, как сидела и зубрила эту клятву за своим письменным столом, а на кухне папа слушал "Спидолу". Был в то время такой радиоприемник, самый крутой. Его выпускали, кажется в Риге. Папа слушал вечерами и ночами "Голос Америки". Как раз в это время они начали читать главы из "Архипелага ГУЛАГ". Мама очень нервничала, когда он слушал радио. Мне велено было никогда об этом не говорить ни где. Слушать было трудно, потому что наши глушили постоянно. Я никак не могла понять почему он слушает? Ведь почти ничего не слышно или с перерывами. Гораздо лучше слушать "Маяк"! И вот я почти выучила свою клятву и пошла на кухню, пожелать папе спокойной ночи. Я вошла и стала прислушиваться к тому, что же он слушает. Это была глава из книги, где женщина-надзиратель пытает мужчину - врага народа. То, что я услышала было страшно. Многое я даже не поняла, но поняла, что это страшно. Правда в те времена у меня даже не хватило ума связать то, что я услышала с тем, что на утро я должна давать клятву. Я ждала утра, потому что мама приготовила мне новую синнюю юбку в бантовую складку. Она достала ее по огромному блату с переплатой и сама сшила мне замечательную белую блузку. Этот наряд и то, что при галстуке я стану на голову выше, волновал меня более всего в ту ночь. Да еще переживания не спутать клятву. Утром мы давали клятву. Давали хором, т.к. коллективом, как любили тогда говорить. И я не сбилась. Я получила этот галстук. Он очень эффектно оттенял потом мой синий джемпер. А через год он мне ужасно надоел.

Думы о судьбе моей подружки пробудили мои детские воспоминания. Перед школой на два месяца меня отдали в детский сад. Чтобы я привыкла к коллективу. Привыкала я плохо. Никогда я не умела подходить для знакомства первой. Не знаю, что сковывало меня. Я всегда стояла и ждала, когда ко мне подойдут и только тогда с радостью принимала дружбу. Во дворе было проще. Мы там и не помнили как все познакомились. Просто сколько помнили себя, столько и знали друг друга. А войти в болшую комнату, где 20 совершенно незнакомых детей, очень страшно.Мама уговаривала меня, как могла. Мне рассказывалось, что в садике вся мебель маленькая, как в сказках. Что у меня будет свой шкап для одежды. Он будет тоже маленький и с картинкой. Честно сказать, я никак не могла представить себе трехстворчатый шкап с зеркалом, какой стоял у нас в спальне, маленьким. Была еще большая проблема со мной. Я никогда не спала днем. Сколько помню себя, не могу спать днем. Об этом мама не предупредила в саду.
Первое разочарование – шкап. Он не был трехстворчатым и без зеркала. Он был многостворчатым, но моей была только одна ячейка. Когда мама уходила я не плакала. Я вообще никогда не плакала. Я давно решила про себя, что это роняет мое достоинство в глазах других, что это унизительно, показать слабость. Тогда я не знала, что умело плачущая женщина может многого добиться. И меня ввели в группу. Честно говоря, до меня никому дела не было. Все занимались своими делами. Это меня обрадовало. Можно было спокойно освоится. Комната была не такая уж и большая. В углу стояло пианино. Я ходила тогда в музыкальную школу, правда, без особого энтузиазма. Это была мамина идея. Она мечтала видеть меня музыкантом. У меня на этот счет были свои доводы, да только кто слушает 6 летнего ребенка? Пианино в углу было единственным знакомым предметом и я тихонько стала пробираться к нему. Помню, что мимо проносились мальчишки, но я успевала увернуться, чтобы меня не зацепили. И боком, боком я добралась. И только мои руки дотронулись до крышки, как я услышала окрик няни: «Не тронь!”
Я так отскочила, как будто по рукам получила. На меня никогда не кричали. Просто потому, что я была очень тихим ребенком и усидчивым. То читала, то мечтала. Правда во дворе имела авторитет среди таких же как я. От пианино мееня отбросило в угол, где был постелен ковер. Там можно было сидеть. Там я с восторгом обнаружила кукольную мебель. Сейчас вспоминаю, какая она была грубая и убогая, но в то время я просто оторопела. Главное, что никто не зарился на эту мебель и я устроившись в уголке стала ее рассматривать.
На другом углу ковра сидели две девочки. Они о чем-то говорили и, взглянув на одну из них и поняла, что хочу быть ее подругой.
Психологи говорят, что дети выбирают в раннем детстве друзей по внешним признакам. Так было и со мной. Девочка была так красива, что я забыла про мебель и просто смотрела на нее.
Мой интерес никого не волновал и я долго рассматривала ее. У нее была очень пышная и длинная, до пояса, коса из черных с синевой волос. А глаза такого синего цвета, что больно было смотреть! Девочка была очень худенькой. Да и я была дистрофиком. От худобы глаза казались еще больше и выразительнее. Мне безумно хотелось подсесть к ним и тоже поболтать, но я стеснялась и продолжала сидеть одна. Так я досидела до обеда с ужасным рыбьим жиром. Нас за столом было шестеро. Всем налили жир в столовые ложки. Я с ужасом смотрела на разводы жира и рвотные спазмы уже подкатывали к горлу. Тут народ стал делиться опытом бывалых, как лучше справиться с этим злом. Один посоветовал мне налить жир на кусок черного хлеба и проглотить. Другой не вдыхая залить в горло и тут же проглотить хлеб. Получалось прямо, как водку пить. Это я теперь понимаю. Одна девочка посоветовала вылить его в суп. Потом выхлебать суп там где нет разводов жира. А овощи из супа, которые ненавидели все, размазать по краям тарелки. Получался вид, что как-будто кушали, но не докушали. Интересно, что взрослые даже не подозревают о таких вот хитростях и заговорах против них. Совет девочки мне понравился более всего и я им воспользовалась. Действительно, это сработало. Тарелки собрали и я успокоилась.
Потом был сон. Помню, что мне очень было неприятно раздеваться при всех. Среди детей нашлись несколько человек, которые наблюдали этот процесс с явным интересом. Когда мы улеглись, то с одной стороны меня оказался мальчик, а с другой девочка. Мальчик быстро уснул. С дувочкой мы немного разговаривали, потом и она уснула. А я не могла. Мне сделали три замечания, а потом подняли и поставили в угол на два часа.
После сна пришла мама. По дороге домой я, сдерживая слезы, сказала, что не пойду туда. Дома меня раскололи и про пианино, и про дневной сон. Только про рыбий жир я не рассказала. Это была не моя тайна, а моих новых друзей.

Сегодня 29.12.2011 и я редактирую это сообщение. Многих  ребят, с кем мне пришлось хлебать рыбий дир я нашла!!!

На другой день мама беседовала с начальством и в итоге, на время дневного сна я стала ходить в музыкалку, которая была рядом. И тот же день для открыли пианино и я играла. Ребята бросили свои занятия и сгрудились вокруг. Так я стала поп-звездой в группе и все стали искать моего расположения. Я это понимала, но это не изменило меня внутри. Хотя теперь мне не нужно было страдать от одиночества и ждать, когда ко мне кото-то подойдет. Я оказалась в центре событий и у меня появились друзья. Говорят, появление друзей, приносит и появление врагов. Мне повезло.Врагов не наблюдалось. Или я их просто не замечала?
Помню, как я пережила впервые ужасный страх. Как я уже сказала, во время дневного сна я ходила в музыкалку. На меня надевали мою шубу под леопарда, меховую шапку, сверху повязывали шалью, которая пересекалась крестов на спине давали мою нотную папаку и я топала сама. Жили мы тогда на Крайнем Севере, папа по специальности горный инженер, вот и мотало нас, как военных. И вот топаю я по узкой тропинке между сугробов такой вышины, что меня и не видно за ними. За мной по снегу тащится нотная папка, которая слишком велика для меня и поэтому она волочится по снегу. И вот я уже подхожу к музыкалке, как вдруг слышу рев бульдозера. Бульдозеры каждый день чистили дороги. Я боялась их ужасно. Боялась, что меня не увидят и задавят. Когда в первом класее так задавило моего одноклассника, я долго не могла прийти в себя. Тогда я поняла, что детские страхи – это выдумки и не глупости.
И вот я вижу крышу бульдозера и двагается он в моем направлении. Но я же знаю, что меня не видно за снегом! Я разворачиваюсь и бегу. Бежать в трех толстых шароварах, в валенках, в свитере, в шубе и в шали, да еще с папкой, которая бьется об ноги было очень неудобно и, главное, медленно. Бульдозер догонял. Мое сердце колотилось с такой силой и било в виски пульсом, что мне казалось оно у меня в голове. Напрягая все свои маленькие возможности из последних сил я понимала, что не могу долго так бежать. Но тут рокот мотора изменился и я поняла, что он останвился. Я тоже остановилась и обернулась с надеждой. Мотор снова взревел, но бульдозер поехал назад. Он расчищал какой-то один участок, а не дорогу. Но идти в музыкалку я все равно боялась. Боялась и прогула. Я всегда очень обязательная была. Позднее я научилась прогуливать уроки. Но тогда я была слишком мала. Я стояла и переживала. Два страха боролись во мне. Страх перед бульдозером и страх перед прогулом. Первый оказался сильнее. Это был мой первый прогул.

Сколько я себя помню, я быда взрослой. Мои чувства, мои сопереживания, всегда были остры и серьезны. И меня очень раздражало, когда со мной говорили, как с ребенком. У меня была подруга, соседка Валя. Валя была однорукой. Она жила на Украине, когда началась война и осколком ей, тогда ребенку, оторвало руку прямо от плеча. Когда мы подружились Вале было может лет 28-30. Мне трудно судить, потому что мне было 5. Она приехала на Север на заработки. Личной жизни у нее не было, но она была очень добра. Наверное она хотела иметь ребенка и поэтому всегда приглашала меня «поиграть”. Пограть со мной не получалось, а вот почитать, поболтать за чаем это было здорово. У Вали была комната в коммуналке. В центре комнаты стоял круглый стол, накрытый камчатной скатертью. Я любила еще рисовать и скатерть мешала. Мы ее всегдла убирали.
И вот в 5 лет я влюбилась. Влюбилась жестоко, страстно и пылко. Это была настоящая глубина. Он пришел к нам чинить телевизор. В то время я только посмотрела замечательный фильм «Человек-амфибия”. Конерев, который играл Ихтиандра был очень красив. Я оценила его, но я никогда в жизни не увлекалась фантомами из кинофильмов и знаменитостями. И этот, пришедший мастер был необыкновенно похож на него. Позже, когда я выросла мама говорила, что он действиетльно был очень красивым. Значит, это не было плодом детских иллюзий. Он возился с телефизором, а я сидела на полу напротив и любовалась им. Он видел маленькую 5-летнюю девочку и улыбался ей, как ребенку. Уходя, он протянул мне руку. И жизнь моя перевернулась. Нет и ничего не придумывала. Просто я сидела целыми днями и вспоминала его тонкие черты, волнистые волосы. Я пыталась рисовать его, но я умела еще рисовать. Мама отнеслась к этому так, как и любая мама, имеющая 5 летнюю девочку. Меня подкалывали, шутили. Потом несколько раз врали, что он звонил и передавал мне привет. Я играла роль, которую мне навязали, но удивлялась взрослым. Они были, как дети. Сейчас я не помню его имени и черты его прекрасного лица смазались, расплылись под настолениями новых впечатлений от жизни. Жаль. Был бы замечательный портрет.

Пришлось перелистать мой дневник, чтобы убедиться, что я не писала об этом. Я всегда любила танцевать. Причем не только танцевать, но всегда, когда я слушала музыку, то в голове моей рождались сложные композиции танца. Я очень любила балет. И сейчас люблю его. И именно к танцам у меня были наибольшие способности. В пять лет я со слезами выпросила у мамы согласия водить меня в балетную студию. Она была категорически против. И каждый день я выслушивала проповеди о недостойном занятии задирания ног. Что женщина у рояла выглядит куда как лучше. Мне говорили, что со мной мягко обращаются, что других детей привязывают к пианино, чтобы они занимались. Он этого моя ненависть к нему еще больше увеличивалась. Мне было очень страшно представить, что меня привяжут. В балетную студию мне разрешили ходить, если я буду много играть. Я согласилась. Я играла противные гаммы и представляла танец под них. Потом, позднее, когда я пошла в школу, да еще и в экспериментальный класс с увеличенной нагрузкой тянуть музыку и балет стало просто невозможно по времени. И вот тогда-то и случилось событие, которое сыграло ключевую роль во всей моей жизни. Из Мариинки приехали педагоги. Тогда было модно ездить по стране и собирать таланты. Мы занимались, как обычно, а педагоги просто сидели в углу и смотрели на нас. Нам, детям, даже не сказали, кто это. Сказали просто – гости. Потом нам предложили показать этюды. Надо было быстро что-то импровизировать. Помню, что в голову пришла бабочка. Потом вызвали мою маму и сказали, что меня приглашают на полное государственное обеспечение в балетную школу-интернат при Мариинке. Я узнала об этом спустя полгода. Мама не сказала мне. Она отказалась. Она решила, что я буду пианисткой и всегда буду жить только с ней. Я так и не нашла больше себя в этой жизни. Я перебробовала множество профессий. Много училась в самых разных учебных заведеиях и бросала их на половине пути, потому что мне было скучно. Пианисткой я так и не стала. Когда я узнала о ее отказе, я возненавидела музыку.
Но это все будет позднее, в пока мне 6 лет, новогодний вечер. В углу живая елка. На ней старые игрушки и грецкие орехи в фольге. За столом сидят родители и их гости. Эта семейная пара со сложной историей. Он огромного роста, красавец грузин. Он учился в Тбилисском университете на 5 курсе. Был гордостью курса. Многие завидовали ему. В тесном кругу он рассказал какой-то совершенно глупый анекдот. Кто-то донес. Анекдот перевернули в заговор и получил парень 20 лет без права переписки. Родственники все сразу отказались от него. В лагере он встретил Верочку. Она была крохотной женщиной. Осуждена, как шпионка, потому что подростком оказалась на оккупированных территориях. У Верочки был тоже большой срок. После смерти вождя народов всех времен они стали жить вместе. Вместе они выглядели довольно забавно. Верочка едва доставала ему до середины груди. Но жили они счастливо. Только одно омрачало, после лагерных работ Верочка была бездетной. Они жили как раз над нами. Часто, гуляя во дворе, я видела, как она стоит у окна и смотрит на меня. Тогда я не знала этих подробностей и ее взгляд смущал меня. А он всегда завидев меня останавливался , улыбался и вечно шутил. У него было необыкновенное чувство юмора. Он рисовал замечательные карикатуры, писал пародии. Но, как я уже писала, я себя никогда не чувствовала ребенком. И его такое повышенное внимание смущало меня. Я воспринимала это, как внимание не простое! Сейчас я смеюсь думая об этом, но тогда я очень серьезно думала о его неподобающем поведении женатого мужчины. И всегда волновалась, что Верочка увидит в окно, как он со мной беседует и огорчится. Я любила ее.
И вот в этот новогодний вечер они сидели в нашем доме в гостях. А я давала представление. На мне была пачка и я танцевала. Разумеется я танцевала Сен-Санса «Лебедь”.
Я представляла себя лебедем над волнами, потом представляла выстрел, и тихо умирала. Когда я умерла с последним аккордом и встала для поклона, то заметила, что Верочка утирает глаза платочком, а он быстро скрутил великолепную розу из салфетки, подскочил ко мне. Он встал передо мной на одно колено, как в романах, при этом он все равно был намного выше меня, взял мою руку, поцеловал и произнес своим приятным голосом: «Благодарю Вас за наивысшее наслаждение!”
Конечно, это была игра с ребенком. Но ребенок не играл. Я была возмущена таким поведением в присутствии жены! Я готова была бы залепить пощечину и только мои убеждения о вежливости помешали этому. Я решила не устраивать скандала, но…
Я милостиво приняла розу и дотянувшись до его уха на цыпочках, тихо прошептала: «А что скажет Вери Ивановна? Вы подумали?»
Думаю, что он ожидал услышат от меня все что угодно, только не такое!
Сначала он оцепенел, а потом расхохотался своим раскатистым басом. ОН так и смеялся, стоя на колене, не в силах поднятся из-за хохота. Он даже стал вытирать слезы. От этого я еще больше возмутилась и смутилась. Вот они, мужчины. До сих пор я помню эту мысль в голове. И он, вытирая слезы, сказал: “Бог мой! Что за женщина растет!»
Это было ужасно! Он выдал тайну! Я развернулась и ушла в другую комнату. Больше я не выходила. Взрослые долго смеялись. Когда я подросла, я тоже смеялась. Но мои душевные переживания того вечера помню очень остро и сейчас.

Сегодня отличная погода. Дел у меня не так много теперь в саду. Правда траву надо сегодня покосить. Но это ерунда.
Сегодня я опять думаю о брате. Но уже вспоминаю веселые моменты. Мы мало бывали с ним вместе. Но, когда бывали, я смотрела на него снизу вверх всегда широко распахнув восторженные глаза. Он был мастером спорта по легкой атлетике и у нас дома было много разных кубков и хрустальных ваз. Поэтому он был прекрасно сложен.
За год до моего первого замужества, он вдруг свалился к нам на голову как снег. Впрочем, он так всегда приезжал. Стоял жаркий июль. И он предложил мне проехться с ним в тот самый город на далеком севере, где я росла. Это был такой удачный случай! И мы поехали. Впервые, за всю мою жизнь мы были с братом вдвоем. Только я и он. У нас была неделя. Я почти ничего не знала о его жизни, о том что у него внутри. Мы поехали поездом. Я так хотела. Ехали почти три дня и было время для разговоров. Но отчего-то больше травили анекдоты. Теперь, когда он мне снится, то всегда в купе поезда. Только теперь мы разговариваем. Нас никто не воспринимал как родственников. При беглом взгляде мы очень разные. Он высокий, я мелкая, он жгучий брюнет, я светлая. Он синеглазый, я зеленоглазая. Но если тщательно присматриваться, то черты лица очень похожи.
Нас встречал его закадычный друг Валерка Самотейкин, главный энергетик города. С ходу тот выпалил, что в Сашкиной квартире отключена горячая вода и он предложил ехать к нему, помыться, перекусить, а вечером нас ждут в ресторане. У Валеркиной сестры день рождения. Жара стояла 38 градусов и думалось, что вечная мерзлота плавится под ногами.
Семья Валерки была на море и квартира находилась в том самом состоянии, в каком любят жить одинокие мужчины. Окурки, бутылки, горы посуды.
Глаз рабовал огромный букет роз. Оказалось, что это для меня, сестры лучшего друга. А в углу стояло 4 ящика шампанского, для нас. Он сказал, что еды мало, но шампанского зато побольше.
Мы не стали кушать, распили на ходу за приезд, приняли душ и поехали в ресторан.
Сашу знали все в городе. Поэтому когда мы вошли в ресторан, то все здоровались, но косились на меня, потому что его семья была тоже на море. Я чувствовала эти взгляды и меня коробило от них. Мы устали давать всем объяснения. Зато было приятно, когда тут же выражения лиц менялись и люди радостно приветствовали меня. Я подумала, что быть любовницей женатого мужчины - незавидная участь. Музыканты тоже были друзьями и поэтому каждая мелодия сопровождалась словами: "По случаю призда нашего дорого друга с сестрой..."
Было душевно. Я много прыгала. Потом какой-то чумной парень, заказал сиртаки для меня. Он потом объяснил почему. Он думал, что я из Греции. Это породило множество шуток. Поздно ночью мы вернулись к Валерке втроем. Ночь была ужасно душная. Мы сели на кухне и раскупорили бутылку шампанского. Но я уже не хотела пить и сказала:
- Я не могу в такую жару пить алкоголь. Я бы лучше холодную ванну приняла.
Честно говоря, я сказала без мыслей. Но мой брат большой оригинал по части выдумок, впрочем, это у нас семейное. Он оставил нас с Валеркой на кухне и удалился. Через некоторое время он вернулся и сказал
-Валерка, а слабо мою сестру в шампанском выкупать?
Я не успела и охнуть, как они подхватили меня на руки и внесли в ванную. Она была наполнена там самым шампанским! А поверху плавали лепестки тех самых роз. И они меня туда и кинули. В одежде, в туфлях! Вы купались в шампанском? Нет? Тогда вы не знаете радости жизни! Это и есть "Dolche vita"!
Вот такой он, мой брат Сашка.
Через четыре года после его смерти, я хоронила его сына Володеньку...

Думала о папе и впала снова в детство. Вспомнила двор. Я очень любила это слово "двор". В разных комбинациях с другими словами.
- Гулять во дворе.
-Выходи во двор.
- Посидим во дворе.
-Пошли во двор.

Во всех этих словосочетаниях, закадровым словом было "друзья" или ребята с нашего двора. Наш двор был небольшой. Два двухэтажных дома, в каждом по два подъезда. Поэтому детей моего возраста (5-7лет) было не много. 5 девочек и 2 мальчика. Мальчики были очень разные. У Мишки папа был уголовником. Мишка считался отчаянным хулиганом. Он снами не общался и презирал. Играть он уходил в соседний двор, где, как нарочно, были одни мальчишки. А Ленька был очкариком. Папа был инженером, а мама с бабушкой сидели дома. У Леньки была сестра Женя, которая отставала в развитии. Ленька был старше меня на год. Каждый год родители Леньки устраивали елку для детей. Приглашали всех нас без родителей. Это всегда было событием в нашей тихой жизни. Готовились мы всегда к нему очень тщательно. В те времена с нарядами было плохо. Но если платье можно было как-то сшить, то вот с обувью всегда была беда. Мне было 5 лет, была середина декабря и мы получили приглашение. Я очень переживала, потому что накануне Людка позвала меня к себе домой и показала замечательное платье из Германии, которое ее мама купила ей для выхода в гости. Оно было из белого капрона на розовом чехле, а по низу шла оборка из сжатой капроновой белой ленты. Ах, что это было за платье! Я даже сглотнула слюну. Но у Людки мама была директором нашего универмага, так что удивляться не приходилось. Людка была старше меня на год, как и Ленька. Почему мы не любили Людку и звали ее так? Потому что у ее мамы была еще внучка. Ребенок, рожденный от связи ее старшей дочери и второго мужа матери. Вот какой клубок! Девочку звали Нина. Ей было 4 года и я с ней дружила. Потому что Людка всегда смеялсь над Ниной и при всяком удобном случае подтрунивала над ней зло. Я не любила Людку. Людку мама наряжала, а Нина всегда ходила в обносках. Нина была тихая, кроткая и очень добрая. Когда Людка показывала мне свое роскошное платье, я спросила, а у Ниночки какое? Оказалось, что для Нины бабушка купила ситцевый серенький халатик.
Я пришла домой, а платье не выходило у меня из головы. Но, как выснилось, мама сшила мне тоже красивое платье из капрона персикового цвета, все в оборках и я была счастлива. И лежали в коробочке красивые туфельки. Их купили еще летом, когда отдыхали в Одессе, на черном рынке. Туфельки были английские. Это были черные лаковые лодочки. Но у детей свои понятия о красоте, которые часто идут на перекосяк со взрослыми представлениями о гармонии.
(продолжение следует)

В те счастливые советские времена, когда все было для детей, обувь для детей была ужасная. Летом это была, как правило сандилии. Я их терпеть не могла, потому что они ассоциировались в моей голове с ужасной панамой и в итоге выходит образ уродского ребенка, а я себя, как уже писалось, никогда ребенком не считала. Я видела, что летом в южных городах, куда мы всегда выезжали, все женщины носили босоножки с открытой пяточкой. И мое воображение рисовало в голове, что именно открытая пяточка и есть символ женственности и взрослости. И поэтому моей мечтой были такие босоножки. Осуществить такую мечту было очти невозможно. Потому что, как я уже пислал детям полагались по ГОСТу сандалии, а если и были босоножки, то не про мой размер. Я страшно завидовала тем, у кого ножка позволяла купить босоножки. На море я с гневом отвергала всякие сандалии, но выходила из положения тем, что обрезала задники у вьетнамок под мой размер и так щеголяла. Все это были уже не сандалии.
И вот, накануне нашей новогодней вечеринки я зашла в наш универмаг. И можете себе такое представить? На полке уцененного отдела стояли босоножки с открытой пяткой! Моя мечта! Мечта была ядовито-противного желтого цвета. На мысочке маленькая дырочка, ну как у взрослых! Я страшно испугалась, что их "разберут" и помчалась за мамой. Я летела в тяжелой шубе и в пимах(Это такие сапоги из оленя, очень теплые) как птица. Мне и в голову не приходило, что на Крайнем Севере, в декабре месяце никому не понадобятся эти сдовитые желтые уродцы, потому их и уценили. Но в моей голое мои английские лаковые лодочки проигрывали с крупным счетом перед выкидышем "Скорохода".
Спорить со мной было бесполезно и мама пошла со мной. Мне так нетерпелось, а мама шла так медленно! Наконец мы пришли, я села в кресло примерки. Мне подали в руки босоножку и я почувствовала себя Золушкой с хрустальным башмачком в руке. Я легко вросунула свою ногу в него, но нога пошла дальше, и дальше, и дальше! Босоножки были на три(!) размера больше, да и в ширину можно было вставить еще одну мою ногу. Я готова была зарыдать! Это был единственный экземпляр. Можно сказать раритет! Я начала лихорадочно искать пути выхода из этой ситуации. Прощаться с ними я не хотела. Может ваты в носок набить? Нет, нельзя. Дырочка на носке выпустит вату. Но я придумала! Ремешок, который застегивался на подъеме можно продырявить по моей ноге, лишнее обрезать и этот ремешок будет держать босонодку на ноге. То, что носок был пуст, меня не смущало. Кто будет присматриваться? Зато они с открытой пяточкой!
Я долго спорила с мамой. Потом она, очевидно, устала и купила мне их. Я тут же объявила, что пойду в них в гости. Маме стало дурно! Но никакие уговоры, что я буду как чучело не могла меня убедить. И в тот вечер английские лодочки остались скучать в коробке, а я гордо пошла в желтых, с обрезанными и продырявленными ремешками, с пустыми носами, но таких милых мне босоножках. Правда в гостях я их немотря на ремешок все равно постоянно теряла и в конце концов гуляла босиком. Принца не было, чтобы примерять туфельку. Ленька никак не него не тянул. Он был отличник, лопоухий и в очках. За парня мы его даже не считали и только подсмеивались над ним.
Сейчас Ленька хирург в столичном госпитале :-)))
Сейчас отсканирую и поставлю в комментариях фото, которое сделано было в тот вечер у Леньки на елке. Жаль, что фото не цветное. Но босоножку я выставила специально. Взрослые тогда обхохотались надо мной и тоже специально сняли меня в полный рост. Пото, когда я увидела этот кошмар, я их больше ни разу не надевала. Но в те времена они мало что меняли в облике худющей девочки, которую мама называла лягушонком. Я сидела всегда на полу в позе лягушки и от худобы рот у меня казался до ушей :-))))

Сегодня 29.12.2011 и я снова  редактирую. Потому что нашлись  свидетели тех событий. нашлись друзья детства. И Ленькина судьба оказалась совсем не такой. Оказалось все страшно, даже очень страшно....

Как я писала, Ленька во дворе не пользовался спросом. Мы его за мальчишку и не считали. Он не дрался, всегда играл с нами, с девчонками, в то время, как Мишка Кузьменков, орал на нас и бил. Ленька любил строить из снега крепости. Снега было много. Он нарезал из него кирпичи и строил дома. Мы тоже любили строить иногда с ним. То крепости строили в надежде, что мальчишка из соседнего двора во главе с Мишкой Кузьминковым нападут, однако не нападали. То дома. Дома было интереснее. Там можно было продолжать строить потом мебель, а потом играть в дом. Но игра долго не получалась. Людка всегда захватывала роль жены, кроме Леньки на роль мужа никто не тянул, остальным доставалось быть детьми. Но разве интересно играть в себя? Тем более у такой мамки? Поэтому из детей Людке доставалась только Ниночка. Людка на нее внимания не обращала, зато с удовольствием гоняла Леньку - мужа в магазин и требовала получку. Я изворачивалась то продавцом, то врачом и лечила боль ного ребенка-Ниночку. Я ее обчно забирала в "больничку" от мамаши подальше. Вот так мы и жили во дворе. Еще мы любили нашу горку. Горка шла от дороги и до конца двора. Укатанная, гладкая и быстрая. Все бежали с санками и начинали изголяться. У Леньки санки были без спинки и он задавался. Я однажды попробовала прокатиться, но мне стало страшно. Я боялась признаться и сказала, что без спинки катать санки неудобно. Хотя и в этом доля правды была. Катались мы как только фантазия нам позволяла. И паровозиком, и задом наперед, и парами, и лежа, и стоя. Это было одно из любимых занятий. Но во время пугри кататься было невозможно. В пугру мы игрли в геологов. Игра придумала я, после просмотра фильма про геологов. Название я даже и не помню, но воображение мое было потрясено! На конях(а конь для меня это, что мерседес для нового русского) в бурю, гелоги куда-то там бредут и обязательно поют. И вот мы, по пояс в снегу выписывали лабиринты под вой вюги. Снег лепил глаза, но мы понимали, что коням, которые под нами еще тяжелее и крепились. Сейчас, когда я вижу в некоторых аэропортах тепетянутые лентами лабиринты для ожидания регистрации, я отчего-то вспоминаю, как мы вот так же бродили по нашему двору.
Мы бродили, бродили и немного подросли. Мне было уже лет 7, а Леньке 8. Был очень солнечный и очень морозный день. Я вышла во двор, но там посередине стоял только Ленька. Гулять с ним вдвоем была нерадостная перспектива. Но я решила поздороваться, а потом пойти за Ниночкой. Я пошла к нему вплотную, улыбнулась, потому солнце в полярную зиму редкость и сказала
- Привет, Лёнь!
И тут этот тихоня, это лопоухий ни с того, ни с сего размахивается и швыряет мне в лицо охапку снега! Снег залепил мне глаза, нос. Я была так рассержена, что не могла поборать слова! А, главное, было обидно! За что? Несрпаведливость я всегда очень остро переживала. Я развернулась и рванула домой жаловаться. Меня обидели впервые в жизни и я не знала ка реагировать! Дома я разревелась, но мама не пошла. Она сказала:
- Он тебя обдел, дай сдачу, да так, чтобы больше и не думал обижать.
Когда взрослые спускают тормоза, то понимаешь, что можно все. Я растерла по щекам слезы, слюни и сопли и выскочила во двор маленькой мигерой. Я готова была его убить. Вопрос стоял конкретно- чем? И тут на глаза мне попался кусок трубы, которыу оставили слесаря у подъезда. Я не раздумывая, беру эту трубу наперевес, как копье и с криком "берегись" несусь на Леньку, которому едва достаю до подбородка. Он сначала не понял, что я ему и еще секунду помедлил. Но потом так рванул от меня что я стала понимать: "Нет, не убью". Но мысль о том, что не догоню, так согреюсь, теплилась и я гналась за ним по двору. В итоге Ленька был загнан в его подъезд в его квартиру и неделю нос не высовывал. А я разгуливала по двору с видом бойцового петуха. На другой день, когда мы собрались играть в королевство, роль принцессы, которую всегда брала Людка, дали мне. Но я не любила эту игру и мы опять стали геологами.

Светлая память тебе, Ленька....

МИшка Кузьминков был грозою двора. Если он был во дворе, то мы прятались по подъездам и тряслись как зайцы от страха, вдруг он войдет и обнаружит нас. Мишка курил, гонял нас как куриц, был второгодником, в любой мороз ходил без шарфа и нараспашку, что было особым шиком в мороз -45. Все мы тайно восхищались им и боялись одновременно. Он жил в одно подъезде с Ниночкой, только на первом этаже. И, каждый раз, проходя мимо его двери я старалась ступать неслышно из-за страха, что он выскочит и побъет меня. И вот однажны я зашла за Ниной и мы спускались по лестнице, как вдруг открылась дверь Мишкиной квартиры и нарисовался он сам.В то время мне уже было 9 лет, Мишке 11, а Нине 8. Мишка злобно засмеялся и сказал
-А вот запру дверь и вы никуда не выйдете.
Казалось бы, ну и что? Развернулись бы и пошли домой к Нине. Но тупой кроличий страх полностью парализовал нас. Мы забыли обе об отступлении и почему-то решили, что у нас выход только один - вперед! Мишка быстро проскочил за дверь подъезда и подпер ее с другой стороны. Мы с Ниной стали напирать. Но силы были явно не равны. Тогда мы решили с ней попробовать с разбега. Но Мишка был хитрый и он отошел от двери. Мы разбежались и всех сил накинулись на дверь. Она легко подалась и мы вывалились с Ниной кубарем на улицу в снег. Ниночка сильно ударилась и заплакала. Мишка стоял и хохотал над нами. И тут на меня снова накатила та ужасная волна злости, как с Ленькой и я снова подумала: "Убью за Ниночку!"
Видно это было в моем взгляде, потому что Мишка хохотать перестал, но весь подобрался, как к драке. И я кинулась на него. Мишка был старше на два года и выше на две головы. Он вызывающе хохотал и легко пинал меня. От его смеха я готова была лопнуть от злобы и сожалела, что слесаря не оставили мне трубу. Но Мишка не Ленчик, он бы не побежал даже будь я с трубой. Ниночка быстро поднялась и побежала звать на помощь. Но я поняла, что пока помощь придет Мишка изрядно меня поколотит. Я боялась его ужасно! И тогда было принято самое позорное решение - бегство. И я побежала. Я бежала вдоль дороги и слушала топот Мишкиных ног позади. Он догонял. Сердце колотилось колоколом в ушах, а выдыхаемый воздух был так горяч, что обжигал горло. Я поняла, что не убегу. И тут ноги мои подкосились и я рухнула в снег. Мишка оставался за три шагна до меня. Я зажмурилась и представила, как он будет меня пинать ногами. Но Мишка поджав комне, ыстро оглянулся по сторонам, убедился, что никто не видит нас. Подал мне руку, помог встать и смущенно спросил
- Не ударилась?
И стал стряхивать снег с моей шапки и шубы. Вы можете смеяться, но именно тогда я впевые в жизни поняла силу женщины. Я поняла, что не надо никогда убегать, возрождая зверя в мужчине. Надо вовремя упасть и пустить крохотную слезку и ваши роли тут же переменятся. Вот такой был маленький урок.
А через три дня Мишка опустил в мой почтовый ящик записку. Она была сплошь в ошибках, но это была любовь.

Вспоминаю, вспоминаю...
Родители каждую субботу ездили в ресторан. Они любили погулять. Мама любила наряды, а куда их надевать на Севере? Только в ресторан. Поэтому я часто оставалась ночами одна, будучи очень маленькой. Впоследствии я долго не могла понять, когда мне говорили, что нельзя оставлять ребенка одного в квартире, ему будет страшно. Страшно? Что вы! Это было самое лучше время! Я ощущала себя полновластной хозяйкой. Халиф на час :-)
Я честно глядя в глаза родителям, говорила, что сейчас же иду спать, но как только дрерь закрывалась, начиналась моя личная жизнь.
В спальне стоял огромный гарбероб с большим зеркалом. На этом градеробе, сверху стляти три огромных четодана набитых мамиными нарядами, шляпками, перчатками, чулками, поясами, бельем, шарфами, париками, шалями.Ох, ну чего там только не было! Просто сокровищницы. Все это лежало в чемоданах в ожидании летней поездки к морю, где мама каждый вечер прогуливала нас с папой и меняя наряды.
Проьблема была в то, как снять эти огромные и тяжелые чемоданы, а главное, как их потом закинуть наверх. Это всегда делала папа. Признаюсь, для меня до сих пор загадка, как я, дохлая, маленькая 5-6 летняя это делала? Я сдвигала два стула, ставила на них третий и стаскивала чемоданы на пол. Я очень четко помнила какой из них где стоял и, как заправский шпион, помнила в каком порядке лежали вещи в каждом!
И начиналась моя ночь! Я наряжалась во все, что там было. На голове я увстраивала невообразимые тюрбаны! В мамины бюстгалтеры я запихивала папины носки, чтобы был бюст, инаге меня не устраивало то, как сидели на мне мамины платья. Я перепортила не одну пару маминых шпилек, потому топала в них по квартире. Но моя пятка располагалась как раз на подъеме, до каблука и я ломала ее туфли. Она долго не могла понять причину :-))))
У нее было много разных клипс. Думаю, что я выглядела настоящим папусом. Единственно чего не было у нас в доме, это косметики. Мама ничем не пользовалась и поэтому я долго не знала о ее существовании. Много позже подруги просветили.
В таких нарядах я могла крутиться у зеркала многими часами. Разыгрывая сценки. Моим кумиром тогда был бедный датский принц Гамлет. И чаще всего я играла то Офелию, то королеву.
Я знала всегда примерное время возвращения родителей и все очень аккуратно складывала на места, строила по новой пирамиды их стульев и забрасывала туда чемоданы. Много позже, когда я уже стала взрослой, я не могла их поднять!
Вот лишнее доказательство тому, что если женщина чего-то страстно желает, то ничто ее не остановит :-)))

Юрку увели, пообещав, что с завтрашнего дня он начнет с нами учиться. Но в классе начался настоящий переполох. Мальчики у нас были еще маленькие и тихие, но девчонки с пеленок думают о любви и, конечно, появление в классе такого патлатого хулигана в клешах с пробивающимся пушком над губой и пронзительными черными глазами смутило общий покой. Мы трещали все перемены этого дня, а на уроках многозначительно переглядывались и перебрасывались записками. было не до учебы. Юрка взбудоражил всеь наш устоявшийся мирок. Его имя в школе быле легендарным. Это был отпетый негодяй, хулиган и гроза всей округи. На другой день все девчонки пришли слегка изменившимися. Кто-то преплел свои косы, кто-то поменыл банты, кто-то сменил воротнички и манжеты.До этой поры мы все носили юбки в складочку, как маленькие, но в пятом классе пошла мода на узкие юбки с одной бантовой складкой спереди. Это был такой шик! Конечно мама сшила мне такую и моим двум подружкам, о которых я неоднократно упоминала в дневниках. И мы притащились в этих юбках и джемперах. Это был большой жест в то время,когда все ходили в формах. Но, повторюсь, школа была нестандартная и класс тоже и нам многое спускали с рук. Одно портило все на этаже пятиклассники уже бегали с красными галстуками, а мы все еще со звездочками ходили. Для нас это не было отражением принадлежности к организации, это была ступень к взрослости, куда мы все так спешим. Все ждали нашего героя. Прозвенел звонок, мы расселись. Была литература. Вела этот предмет очаровательнейшая дама. Всегда в необыкновенно элегантных костюмах на шпильках и с невообразимыми прическами. Мы все были влюблены в нее. При этом она была необыкновенно добра и всегда улыбалась. Обращалась она к нам только по именам. Она вошла в класс. Мы встали-сели,а Юрки не было. И только Александра(как звали мы ее) подошла к столу распахнулась дверь и ввалился Юрка. У него был не портфель, как у нас, а папка на молнии под мышкой, что все сразу отметили круче. Александра улыбнулась и сказал:
-Юра, попрошу вас больше опаздывать, проходите и садитесь.
Проходить он далеко не стал, а плюхнулся на свободное место рядом с моей подружкой Галкой. У Галки папы никогда не было, а мама была наполовину коми, наполовину еще кто-то, вроде бурятов. Она работала истопником в кочегарке и почти не бывала дома. У Галки был еще младший брат Виталька, его папу тоже никто не знал. Послу школы мы любили бывать у Галки дома с девчонками. Дома никого у нее не бывало. Зато была собака Абрикос на кривых коротких лапах. Галка была маленькая, узкоглазая с густыми и прямыми волосами как китайцев. Ее тельце было очень сбитым и плотным. Ножки были полненькими, а не такими жуткими палками, как у нас. У нее уже тогда были икры, а мы даже не знали что это такое. В общем Галкины ножки были ее гордостью. А что оставалось таким как мы? Когда колено было самой толстой частью ноги? К счастью мы жили на Севере и я придумала классный способ "нарастить" жир на ногах. Надо было просто надеть трое рейтуз. Что мы и делали. Тогда ноги были на что-то похожи и даже обозначалось то место откуда они собственно росли. Вспоминаю нас с Татьяной и думаю, что это мы были просто как дистрофики!
И вот после школы любили сидеть у Галки еще и потому, что у не на кухне стояла печка. Самая настоящая! И туда надо было бросать уголь. Мы бросали и слушали треск огня и рссказывали друг другу наши девчоночьи тайны. Да! Забыла, что бы было не голодно сидеть по дороге из школы мы заходили всегда в продуктовый и покупали консервы в стекляной банке "Икра баклажанная" стоила она кажется 20 копеек и батон черного хлеба. И устраивали тусовку. Иногда мы и уроки делали. Кто-то решит математику, кто-то сделает русский, потом остальные просто списывают, а пока списывают все, тот кто свободен читает вслух устные. Очень продуктивно получалось. Быстро. Это теперь называется организация труда.
И вот с Галкой и сел Юрка. По классу прошел резкий запах табака. Юрка курил Беломор.
Весь урок он не давал Алексанрде работать. Он острил, хохмил, шутил. Для нас это было так неожиданно и ново, что все умирали со смеху. В общем был настоящий цирк.

Тут я немного отвлекусь от Юрки. Старая школа, в которой мы пока еще учились в ожидании окончания строительства новой, была типовым школьным зданием в 4 этажа из красного кирпича. Строили его, конечно заключенные ГУЛАГа. Она стала маловата для нас и какбы в продолжение эксперимента для нас решили построить школу будущего. Это огромное здание из силиконого кирпича име.щего форму Н. В ней был огормный спортзал с двумя раздевалками. Актовый зал с наклонным полом и сценой. Замечательная столовая. Классные комнаты были оснащены кладлвыми для школьных пособий. А кабинеты физики и химии оснащены всем необходимым. Но, самое главное, в нашей школе был собственный плавательный бассейн! Он был не слишком велик, всего 50 метро и на 4 дорожки, но в какой школе был тогда бассейн? И все мы ждали с нетерпением, когда же шкуолу достроят? Мы все, от учителей до учеников постоянно бегали на строительную плщадку и подглядывали, не простаивают ли рабочие. Они не простаивали, а очень старались. Я так думаю, что в виду необычности объекта им там хорошо платили, да плюс разные надбавки, поэтому школма росла на глазах.
А пока мы маялись в старой. На первом этаже по обе стороны от входа были раздевалки. Они были огорожены сеткой и имели окна выдачи. Справа раздевались 5-7 классы, слева 8-10. Каждый месяц назначался дежурный класс по раздевалке. Из класса выделялось 4 человека и они в тот день пропускали уроки, т.к. дежурили в раздевалке. Как вы понимаете все рвались в дежурные. И наш класс ждал своей очереди по дежурству с огромным нетерпением. Наконец пришла и наша очередь. Вообще-то пологалось дежурить по списку, но мы уже поняли, что в жизни есть списка, а есть еще и договоренноти. Поэтому все постоянно менялись и договаривались, чтобы дежурить с приятелями. Но дежурить полагалось парами. Два мельчика и две девочки. Пришла очередь моей Галки. По спику ее фамилия была раньше. А перед ней по спику был мальчик Валик Иваненко. Он в классе считался очень стильным. У него был старший 18-летний брат, о котором все говорили, что он редкий красавец. Мы брата в глаза не видали, но в лучах его славы грелся и Валик.Правда я не припомню чего-то необычного в его внешности, но он первым стал поглядывать на девчонок не простым взглядом, чем вызывал, разумеется, интерес. Валик пригласил своего приятеля Генку дежурить с ним. Генка был немного пухлячок, очень добродушный и скромный мальчик, а Галка пригласила, конечно, меня. Ох, какой же был хлопотный вечер накануне дежурства! Нет, вам этого не понять! Представьте, что все эти стареклассники из всех 6 и 7-х классов будут теперь подходить к тебе и говорить с тобой. Ну и что, что они будут тольконазывать номер, где висит пальто. Но и в одной фразе ведь можно многое сказать. А взглды? Ну и потом, передавая пальто можно коснуться руки! Ах! Мы с Галкой даже глаза зажмуривали от предвкушения таких приключений на весь день! Нас никто конкретно не интересовал, но это был шаг во взрослое общество, как нам тогда казалось. Надо было приодеться. Первый этаж был всегда холодным. Хоть и было на входе три двери, но они не спасали, когда на дворе -35 да метель. Холл был большой и потому не прогревался. Ну о ногах можно было не переживать. Трое рейтуз всегда были на мне для красоты ног, а вот поверх… Мама очень кстати получила по распределению, как депутат, японский джемпер. Он казался, ну таким красивым! И вот на него-то я и положила глаз. Утром наша черверка закрылась за сеткой. Утро принесло некоторое разочарование. На нас, соплвых, никто неглядел особенно. Зато все орали: “Живей, живей!” И мы с ног сбивались разнося пальто. В голове все номерки уже поперепутались. Да еще надо было не растерять того, что было в рукавах. Шарфы, шапки. Но мы управились. Когда прозвенел звонок мы поняли, что нам даже жарко. Но зато у нас появилась возможность отдохнуть. Мы все дружно завалились на лавку, но дети не могут долго сидеть и мы решили играть в прятки среди забитых вешалок. Вальке выпало водить. Мы кинулись в рассыпную. Я забилась между шуб и старалась поджать ноги, что бы по ним меня не нашли. Прошло не много времени, как я услышала какую-то возню и приглушенный смех Галки. Только это был какой-то особенный смех. Я сидела тихо как мышь. Но возня продолжалась, а я уже и сидеть устала. Становилось скучновато. И я решила вылезти. Я пошла на смех и впервые в моей жизни застала редкую картину. Валька пытался целовать галку, а она хохотала и пыталась отбракиваться, но не слишком. Лицо у Вальки было надутое. Тут подошел и Генка. Мы переглянулись. Генка весело улыбнулся и с криком:”Куча мала кинулся на них!” Ну в этот момент я тоже не отстала, потому что мы очень любили устраивать такие кучи на улице в снегу. Я тоже напрыгнула на них пошла какая-то суета и в этой суете так вышло, что мы оказали с Валько лицом к лицу и глаза в глаза. Я помню, что все мы дико хохотали и визжали и было ужасно весело, но Валька вдруг стал красным и глаза его стали совсем не такими как у всех мальчиков. Он резко встал и подал мне руку. Веселье ушло и стало снова скучно. Скоро прозвенел звонок. А поптом по школе передали, что ожидается пурга и уроки прекращают, чтобы все быстро топали по домам. Такое бывало частенько. Мы выдавали одажеду, но в голове у меня засели Валькины глаза. Я стала сторониться его и боялась оказаться с ним рядом. Что-то изменилось. И когда уже все одежды были выданы я слышала сзади его голос: “Пурга, я тебя провожу.”
О том, кто и как учил нас провожать я напишу потом. Увы, я не соблюдаю хронологию, для этого надо венуться во второй класс. Это будет за мной.
И вот я вся пунцовая и взволнованная уже мечтаю, как Валька понесет мой портфель, как открывается дверь и входит мой папа. Это был первый и последний случай в моей жизни, когда папа пришел не кстати и с сердилась на него. Я больше никогда на него не сердилась. Просто не было поводов. Но тут, когда я уже выдела себя чуть ли барышней, пришел папа с санками!!! Какой ужас! Да не просто с санками, ас санками со спинкой, как для маленьких! Но это было не все! На санках было байковое одеяло, чтобы укутать меня! Слезы отчаяния выступили у меня. Я поскочила к папе и тихо шипя стала говорить, что не надо было за мной приходить, что я сама приду, чтобы он срочно шел домой. Но папа отвечал, что ожидается очень большая пурга и уже сейчас дороги почти не видно и они с мамой очень волновались. У меня не было выбора. Я села на санки, Меня укутали как грудничка в одеяло, портфель положили на колени, он придерживал тяжестью одеяло и я поехала домой. Отчего-то теперь, когда я вспоминаю папу, именно этот день и именно этот моент я помню сильнее всего. Я вижу отчетливо натянутую веревку. Его руки в черных кожанных рукавицах. Он тянет санки двумя руками. Его длинную черную дубленку, черные брюки и ботинки. Ботинки более всего вижу. Он шагает быстро большими шагами, торопится. Воет метель. Дорога уже немного заметена и санки постоянно перерезают бегущую поземку. Наши следы тут же заметает...

Время шло и оно показывало, что казавшийся совершенно безумным план по внедрению в наш класс Юрки, приносит свои результаты. Конечно, мы давали ему списывать, мы подсказывали ему как могли и дружно писали ему шпоры. А он защищал нас. Мы сдружились.
Как-то раз, после уроков наша классная Пантилопа, она была биологичка, а именовалась Валентина Пантелевна Дворянкина, отсюда такие прозвище, сказала, что надо бы, чтобы кто-то посетил Юру на дому. Он заболел и уже три дня отсутствовал. Стоит ли говорить, как всем хотелось, чтобы послали его? Но выбор пал на Галку и на меня. Галка попала, потому что сидела с ним, а я потому что мама занималась делами Юрки по линии депутатства. Это я так теперь думаю. Но в то время я считала, что нам с Галкой просто дико повезло. Все нам так и сказали. Мы сбросились деньгами со всего класса по собственной инициативе втихую от Пантилопы и пошли все вместе выбирать что купить. Мы купили молоко, мед, батон черного хлеба и конфеты. Нам казалось, что это то, что надо для больного. Папиросы не купили. В нашу обязаность входило не только посещение, но и обьяснение новых тем по всем предметам больному. Юрка жил на самом краю поселения. За его избушкой уже началась бескрайняя тундра и оттого ветер тут завывал по-особому тоскливо. Жил он в так называемом «финском” домике. Отчего они так назывались я до сих пор не понимаю, но так их все называли. Эти домики были из бревен. Домик расчитан был на два семьи. Входы были изхолированые по торцам. Сначала вы попадали с холодный чулан, потом 5 ступеней вверх, отрываете дверь и попадаете в маленькую кухню с русской печкой. Кухня шире в ширину и там одно окошко, маленькое, чтобы холод не задувал. Пересекаем в три шага кухню и натыкаемя на другую дверь. Это жилая комната и спальня. Она такая же по размеру. Там могли уместиться две кровати и небольшой гардероб. И все. На этом пространстве жили люди. Топили печи. Стол на кухне служил и рабочим столом, и обеденным,и письменным. Было очень холодно, потому что тепло от печи обогревало только пространство рядом. Потому многие предпочитали и спать на кухне. В этих домах селили тех, кого реабилитировали в хрущевские времена после ГУЛАГа. Их реабилитировали, но без права возвращения в родные места. А когда даже разрешили, то многие все равно не ехали. За те 15-20 лет, что их не было, их родные забыли о них, наладили новую жизнь и они не хотели быть немым укором им. Да и жилье им никто не давал там и на работу не брали. А тут, можно сказать вторая Родина. Вот и селили их в таких «финских домиках. За водой надо было ходить к колонке. Пока доносили воду, она застывала. Но многие и не ходиди за ней. Зачем? Снега вокруг полно и чистоты он был девственной. Как вы понимаете ни ванной, ни нормального туалета не было в тех домиках. Из первого чулана была дверь в туалет, который метко назвыли очко. Все нечистоты тут же замерзали. Однало в июне-июле, когда снег подтаивал и верхний слой нечистот тоже, приезжала спецмашина с помпой и откачивала все дела. Какие страсти мы, дети, рассказывали друг другу про эти машины и выгребные ямы! Возле каждого домика были эти выгребные ямы. Они были присыпаны опилками, а на верху закрывались дереянной крышкой. Гуляя мы везде бегали, но эти ямы всегда обходили дальней дорогой. Ходили легенды о детях, которые проваливались в эти ямы и погибали. Это было очень страшно. Не знаю были ли какие-то реальные события, породившие эти слухи, но мы боялись.
Вот в такой домик нам и предстояло попасть. До этого я была только раз в таком домике. У нас в классе училась девочка. Ее звали Аня Герман. Нет, это не та певица, о которой вы подумали. Просто такое удивительное совпадение. Мы звали ее Гермаша. Учлась Гермаша очень хорошо, но была какая-то угловатая и нескладная. Говорила с сильным западно-украинским акцентом, чем смешила нас. Носила платья закрывающие коленки, редко смеялась, но очень хотела дружить с нами. Мы никого никогда не отталкивали, но и особого энтузиазма при ее появлении не выказывали. Была в ней какая-то странность. К себе домой она никогда никого не приглашала. Жили она в половинке финского домика. Она, родители и младшая сестра. Родители отсидели срок. Были они откуда-то из Прикарпатья. Однажды мы все таки решили пойти к ней в гости. Мы – это я и Таня, котороая теперь уходит, угасает…
И так вышло удачно, что Гермаша была одна дома. Папа был на шахте, мама с младшей девочкой ушла в магазин и Аня нас пригласила. Теперь я понимаю, как они ютились! Как трудно было жить им в этой клетке. Первое что приятно поразила – чистота. При такой скученности, все сияло. Полы не просто вымыты, выскоблены и покрыты самодельными ковриками в полоску, которых много на Западной Украине. Но, самое главно на центральной стене висели две огромные иконы. Я до этого икно не видела и Таня тоже. ТОгда это было строго запрещено. А тут две и такие огромные! Они были под стеклом. Божья Матерь и Иисус. Там, где было сердце и них были раны и сердце было видно наружу. Мы не могла смотреть на них. Было очень страшно! И куда бы ни передвигались по комнате их глаза следили за нами. Удивительный эффект! Под иконами горели лампадки. Теперь я думаю, что сидели ее родители за веру. Но тогда мы никогда не говорили об этом. В нашем классе 95 % детей было из семей сидевших и эти темы всегда были закрыты. Мы не выдержали там и 5 минут и ушли. Потом мы с Таней долго вспоминали тот эффект, который произвели на нас иконы. И даже при встрече в 2001 году мы опять вспомнили об этом. А Гермашу папа потом выпорол за наше посещение. Он наверное боялся за иконы, что мы донесем. Но мы понимали и никогда никому об этом так и не говорили, только между собой. Вот впервые сейчас я рассказала об этом.
И вот опять финский домик. Была метель и полная темнота, хотя время было около 14-00. Полярная ночь. Мы стояли перед дверью Юркиного жилища. Выла вьюга и качала последний фонарь. Дорога тут обрывалась, дальше была ночь и тундра и ничего не было видно. Поземка уносилась в это никуда. И наши сердечки как-то сжались от этой безрадостной картины и стало немного жутко. Мы постучали...