В блестящем ряду петербургских пригородов, одни названия которых вызывают светлое, словно в детстве, предощущение праздника, пожалуй, только Гатчина стоит несколько особняком. То ли в силу ритмической четкости самого названия, волей-неволейпроизносимого с оттенком известной армейской определенности, то ли в силу навязчивой ассоциации с судьбой великовозрастного наследника престола Павла Петровича, «Гатчинского затворника», вспыльчивого и подозрительного, в лютой, почти физиологической ненависти к своей матери ожидавшего в Гатчинском дворце своего звездного часа, – но Гатчина кажется более пригодной для военных парадов и демонстраций, нежели для массовых воскресных гуляний.

Впервые Гатчина упоминается в Новгородской Писцовой книге в 1499 году как село Хотчино. Это название восходит к древнему новгородскому имени Хот. В то же время уже в XVIII веке предпринимались фантастические попытки произвести его от немецкого «die Schönheit haben» – «иметь красоту».

Несмотря на долгую историю Гатчины, в богатом собрании петербургской фразеологии,тем не менее, нам встретился только один случай включения ее названия в пословицы или поговорки. Это популярная в свое время загадка, имеющая пословичную форму: «Идет свинья из Гатчины вся испачкана». Для малолетних школьников старого Петербурга ответ был более чем очевиден – трубочист.

Идея строительства Гатчинского дворца принадлежит Орлову. Проект он заказывает архитектору Антонио Ринальди, хорошо знакомому ему еще по ораниенбаумским постройкам. Суровому внешнему облику дворца Ринальди сознательно противопоставил изысканную и утонченную внутреннюю отделку. Особенно ценились современниками и знатоками разнообразные по рисунку многочисленные паркеты. Необыкновенное мастерство и изобретательность проявил Ринальди в оформлении интерьеров. Так, над камином приемной залы был помещен подлинный античный фрагмент. По преданию, он был частью одного из памятников римскому императору I-II веков нашей эры Траяну, затем был перенесен на арку другого римского императора Константина, откуда какая-то шайка грабителей сорвала его и продала графу И.И. Шувалову, путешествовавшему в то время по Италии.

Под стать строгой и сдержанной архитектуре дворца складывались и судьбы его владельцев. В 1783 году, после смерти Григория Орлова, Екатерина II выкупила Гатчину у его наследников и в том же году, дабы держать наследника престола подальше от двора, специальным указом подарила Павлу Петровичу «мызу Гатчино с тамошним домом». Начинается знаменитый тринадцатилетний так называемый «Гатчинский затвор», или «Гатчинское сидение» – долгое и мучительное ожидание смерти царствующей императрицы-матери. Правда, на первый взгляд, все выглядело вполне пристойно. Павел Петрович и его жена Мария Федоровна живут тихой сельской жизнью, без особенных претензий. В светских кругах Петербурга их называют то «Гатчинскими отшельниками», то «Гатчинскими помещиками». Ну занимается наследник муштрой и дрессировкой своих солдат, ну одевает их в странную, на прусский манер, форму, ну награждает неизвестными в столице орденами...

Между тем 1783 год становится переломным в истории Гатчины. Едва став хозяином орловских охотничьих угодий, Павел начинает строить казармы для так называемых «Гатчинских войск», командиром которых он сам себя назначил. Зеленый луг перед дворцом превращается в плац-парад с каменными бастионными стенками. Вокруг дворца появляются рвы, наполненные водой, над которыми нависают подъемные мосты. Гатчина принимает вид образцового военного поселения, миниатюрной Российской империи, какой ее хотел бы видеть напуганный французской революциейбудущий император. Об атмосфере, царившей тогда в Гатчине, можно судить по сохранившемуся анекдоту:

– Разводы на мостах плохие, – раздраженно бросил Павел Петрович встречавшему его с прогулки фон Палену.

Наутро все мосты в Гатчине были расписаны свежими разводами.

Пройдет еще совсем немного времени, и Гатчину станут называть «Гатчинской империей», а приверженцев Павла – людей «без хороших манер, но со смелостью в походке и взгляде» – «Гатчинцами».

Свой современный облик дворец также приобрел при Павле. В 1790 году архитектор Баженов предлагает проект его перестройки. По замыслу зодчего это должно было быть грандиозное сооружение, превосходящее все до сих пор созданное не только в России, но и в Европе. Фасад дворца должен был вытянуться вдоль Белого озера на полтора километра. Однако стесненность в средствах заставила наследника отказаться от этой циклопической идеи. Перестройку осуществил Винченцо Бренна. Он перестроил флигели, надстроил боковые служебные корпуса и почти полностью изменил внутреннее убранство дворца.

При Павле I в Гатчине начинал свою головокружительную карьеру Алексей Андреевич Аракчеев – будущий граф, будущий временщик при сыне Павла I Александре I. Аракчеев намного переживет и того и другого императора. Он умрет в 1834 году при Николае I, и всю свою жизнь будет нести тяжкое бремя своей дурной репутации. «Гатчинский капрал», или «Змей-Горыныч» – так его единодушно называли во всех слоях петербургского общества.

Екатерина II хорошо понимала опасность передачи государства в руки взбалмошного и истеричного сына. По Петербургу ходили упорные слухи, что она стала всерьез подумывать о передаче престола внуку Александру. Существует предание, что на этот счет было подготовлено даже завещание императрицы. Было от чего нервничать и беспокоиться. Тем более, что, по другому преданию, за день до кончины Екатерины, ее любимый секретарь, и, как ей казалось безоглядно преданный, князь Безбородко, узнав о безнадежном состоянии императрицы, «сию же минуту поехал в Гатчину, где и подал запечатанный пакет Павлу».

Этот секретный документ об отстранении Павла от престола будто бы подписали крупнейшие государственные деятели, в том числе граф Александр Васильевич Суворов. Будто бы этим фактом и окрашено дальнейшее неприязненное отношение Павла I к великому полководцу, попавшему вдруг в немилость. А вот секретарь Екатерины II князь Александр Андреевич Безбородко на следующий день стал государственным канцлером. Но судьба мстительна, и Бог не любит, когда его гневят. Рассказывают, что когда Безбородко скончался и об этом сообщили Павлу с неподобающей, как ему показалось, торжественной скорбью: «Ваше величество, Россия лишилась Безбородки!», он будто бы, вскинув в характерном движении подбородок, назидательно отчеканил: «У меня все Безбородки!».

Еще раз Гатчина столкнется с тенью Павла I в марте 1801 года. Если верить старинным преданиям, взойдя на престол, Павел просил монаха Авеля благословить его и поведать о судьбе династии. Будто бы именно от Авеля Павел узнал о своей, скорой гибели, о нашествии французов на Москву и далее о том, что «привело его в совершенный ужас». Тогда Павел скрыл от всех это пророчество, запечатал его в пакет личной печатью с собственноручной надписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины».

После трагической гибели императора его вдова Мария Федоровна положила пакет в «узорчатый ларец с затейливыми украшениями», который поставила на пьедестал в одной из комнат Гатчинского дворца. 12 марта 1901 года Николай II вскрыл пакет и, по свидетельству современников, еще более замкнулся. Но окружающие заметили, что с тех пор он стал часто, по малейшему поводу поминать 1918 год – год своей насильственной смерти.

Так, еще при Павле Петровиче надолго определяется драматический, в отличие от праздничной судьбы других петербургских пригородов, жребий Гатчины.

В 1796 году, со вступлением Павла на престол «Гатчинцы» оказались востребованными. Они пополнили собой петербургские конногвардейские полки. Их казармы в Гатчине заняли гвардейцы Ее Величества Кирасирского полка. В повседневном обиходе их так и называли: «Гатчинские», или «Синие кирасиры» – по отличительному цвету воротничков, погон, конских чепраков и тому подобному.

Среди кадетов, солдат и офицеров петербургских военных училищ, кадетских корпусов и гвардейских полков из поколения в поколение передавались зарифмованные казарменные байки и шутки, постепенно составившие своеобразную поэму под названием «Журавель». По традиции, идущей от павловских времен, гатчинских гвардейцев среди обывателей не жаловали. В «Журавле» о них пели: «Кто в старушках знает толк? – Кирасирский славный полк» и «Как старушку соблазнить, надо гатчинца спросить».

В частушках начала XX века служба в Гатчине почему-то особенно беспокоит провинциальных дульциней, провожающих своих суженых в армию:

Вообще, надо отметить, что репутация Гатчины как полувоенного казарменного поселения, да еще окрашенная воспоминаниями о таких одиозных фигурах, как Павел I и его верный Аракчеев, не могла не отразиться в провинциальном фольклоре дореволюционной России. В частушках, записанных в начале XX века в Псковской, Санкт-Петербургской и других губерниях, Гатчина в связи с воинской службой и солдатской судьбой упоминается чаще, чем все другие столичные пригороды вместе взятые:

Николай I превращает Гатчину в штаб-квартиру ежегодных осенних войсковых учений. Александр III после 1 марта 1881 года в страхе перед террором народовольцев сделал из Гатчинского дворца свою постоянную резиденцию, чем заслужил меткую характеристику Карла Маркса и Фридриха Энгельса, которые в предисловии к русскому изданию «Манифеста коммунистической партии» назвали его «военнопленным революции, содержащимся в Гатчине». В петербургском обществе вновь заговорили о «Гатчинском затворе», самого императора прозвали «Гатчинским узником». По воспоминаниям современников, его «все боялись как огня». Рассказывали, как один из министров пытался организовать срочную встречу царя с послом какой-то великой державы. Александр в это время сидел на берегу пруда с удочкой в руках. «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать», – будто бы велел он передать министру.

Характерна для загадочного Гатчинского дворца легенда о наборе скромной, но исключительно изящной, по утверждению знатоков, мебели. Будто бы она в свое время принадлежала Таврическому дворцу, но была оттуда распродана и только в 1880-х годах приобретена императором Александром III для Гатчины.

Существует предание о таинственном исчезновении из Гатчинского дворца знаменитой коллекции оружия Александра III. Если верить фольклору, она была просто украдена и до сих пор будто бы находится в одном из заброшенных подземных ходов Гатчинского парка.

В 1910 году в Гатчине открывается первая в России Воздухоплавательная школа, курсанты которой не без гордости называют себя «гатчинцами». Такая же гордость за свой город слышится в прозвище первых летчиков – выпускников этой школы. В народе их прозвали:«Гатчинские ангелы».

С Гатчиной связана еще одна страница русской истории. Согласно расхожим легендам, председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский в ночь перед штурмом Зимнего дворца бежал из Петрограда, переодевшись в женское платье, или, как формулирует современный школьный фольклор, «убегая, Керенский временно превратился в женщину».

На самом деле, как убедительно пишет об этом сам Керенский, он просто «решил прорваться через все большевистские заставы и лично встретить подходившие, как казалось, войска», верные Временному правительству. И далее: «Вся привычная внешность моих ежедневных выездов была соблюдена до мелочей. Сел я, как всегда, на свое место – на правой стороне заднего сиденья в своем полувоенном костюме, к которому так привыкло население и войска». Тем не менее легенда оказалась живучей, тем более, что родилась и ревностно поддерживалась в недрах идеологических отделов большевистской партии. Скорее всего, этому способствовали два обстоятельства, в массовом сознании слившиеся в одно целое. Во-первых, в охране Зимнего дворца в ночь штурма стоял женский батальон, и, во-вторых, из Гатчины Керенский, не застав там никакого войска, действительно вынужден был бежать, переодевшись... в матросскую форму.

Два сооружения

Работы по благоустройству и украшению парка начались одновременно со строительством дворца. Одним из первых парковых сооружений в Гатчине стала беломраморная колонна, подаренная Екатериной II Григорию Орлову. Колонну изготовили в Петербурге, перевезли в Гатчину и установили на искусственном холме в Английском саду. Скорее всего, первоначально колонна обозначала границу сада, а мраморное изображение орла на ее вершине было не более, чем данью откровенной признательности царствующей императрицы владельцу Гатчины за заслуги в возведении ее на престол в «революционные дни» 1762 года. Более откровенный намек на это трудно было придумать: изображение крылатого хищника входило в фамильный герб Орловых.

Колонна стоит в начале длинной просеки, ведущей к Белому озеру. Уже после смерти Григория Орлова, при новом хозяине парка Павле Петровиче, перспективу этой просеки замкнули павильоном Орла, выполненным, как предполагают исследователи, по проекту Винченцо Бренны. Вероятно, следуя строгим правилам композиционного единства, колоннаду павильона также увенчали мраморным изображением орла. Правда, этот орел выполняет другую функцию – он поддерживает щит с вензелем Павла I, и потому уже никак не ассоциируется с фамилией известного фаворита Екатерины II.

Между тем в Гатчине живет романтическая легенда, объединившая эти две разновременные постройки. Будто бы однажды во время охоты Павел Петрович счастливым выстрелом сразил высоко парящего орла и в память об этой царской удаче на месте падения орла возвели колонну, а там, откуда прогремел выстрел, – павильон.

Кроме колонны Орла, от орловского периода в Гатчинском парке сохранилось еще одно сооружение – Чесменский обелиск. Он считается старейшим парковым украшением. Обелиск исполнен из нескольких сортов мрамора и установлен на живописном берегу Белого озера. Предположительно автором проекта является Антонио Ринальди.

Обелиск хранит старинную легенду. Будто бы Григорий Орлов установил его в честь своего брата Алексея Орлова-Чесменского, который, будучи командующим русским флотом, наголову разбил считавшуюся непобедимой турецкую эскадру в Чесменской бухте.

На берегу Серебряного озера, на склоне пологого холма расположено романтическое сооружение – Грот «Эхо». В большинстве своем подобные парковые затеи в XVIII веке служили чисто декоративным целям. Но в Гатчине грот был не просто украшением зеленого склона. Здесь, на берегу озера, у специально построенной пристани полуциркульная арка грота оформляла выход из тоннеля, ведущего от дворца. Согласно преданию, подземный ход был устроен еще Григорием Орловым для бегства из дворца в случае непредвиденных обстоятельств или надвигающейся опасности.

В 1790-х годах в Гатчине работал один из интереснейших людей того времени одаренный поэт и переводчик, незаурядный гравер и художник, изобретатель и общественный деятель Николай Александрович Львов. Он был в буквальном смысле слова энциклопедистом.

Но в истории Львов остался прежде всего как замечательный архитектор – создатель Невских ворот Петропавловской крепости в Петербурге и уникального Приоратского дворца в Гатчине.

Еще одно гидротехническое сооружение – Каскад для представления морских сражений – Львов исполнил в1797-1799 годах. Один из его бассейнов опять же повторял в миниатюре античный бассейн в Сиракузах.

О появлении этого Каскада сохранилась легенда, рассказанная в свое время дочерью архитектора Е.Н. Львовой на страницах журнала «Русская старина». Согласно этой семейной легенде, прогуливаясь однажды с генерал-прокурором П.Х. Обольяниновым по Гатчинскому парку, Львов заметил ключ, из которого вытекал живописный ручеек. «Из этого ручейка, – сказал он Обольянинову, – можно кое-что сделать, так хороша здесь природа». «Ну что ж, Николай Александрович, – сказал генерал, – берешься сделать что-нибудь прекрасное?» «Берусь», – с готовностью ответил архитектор. «Давай сделаем сюрприз императору, – предложил Обольянинов, – пока ты работаешь, я буду отвлекать Павла Петровича от этого места».

На другой день Львов сделал проект и приступил к работе. В его представлении это должен быть быстрый ручей, который разрушил древнийхрам. Его остатки в виде колонн и капителей разбросаны по берегам ручья. Когда он кончил наконец работу и показал ее Обольянинову, тот в восхищении поцеловал архитектора и вполне искренне поблагодарил его. «Еду за государем, – торопливо проговорил он, – а ты, Николай Александрович, – спрячься за кусты. Я тебя позову».

Через некоторое время, в сопровождении многочисленной свиты, верхом на коне приезжает император. Он в восхищении осматривает Каскад, благодарит Обольянинова, обнимает его, целует... садится на лошадь и уезжает. А Львов так и остался за кустом и, как утверждает его дочь, так никогда и не смог уличить Обольянинова в коварстве.

Может быть поэтому судьба оказалась так безжалостна к Каскаду. Время, дожди и ветры его разрушили, и ныне о нем почти ничто не напоминает.

Серьезный урон был нанесен Гатчине в период немецко-фашистской оккупации. Было вырублено более семи тысяч деревьев, разрушены многие парковые сооружения, подожжен дворец. Пострадал и сам город.

В послевоенном фольклоре появилась легенда, которую можно рассматривать как некую своеобразную аллегорию всенародной трагедии, постигшей страну в те страшные годы. В 1941 году, рассказывает легенда, под Гатчиной фашисты захватили в плен цыганский табор. Говорят, что в нем насчитывалось более семисот человек. Мужчин тут же отделили и погнали рыть огромную траншею, а женщин и детей заставили петь цыганские песни и плясать. Затем всех согнали к траншее и расстреляли. Расстрелянных наскоро побросали в траншею и засыпали землей. Но убитыми оказались не все, и из-под земли начали доноситься стоны. Тогда немцы подогнали танк и стали укатывать землю, пока стоны и крики не прекратились.

Закончилась война. Прошли годы. Траншея заросла лесом и кустарником. Но вдруг на месте этого массового захоронения стали происходить загадочные и странные явления. Очевидцы с ужасом в глазах и с волнением в голосе рассказывали, что как только где-нибудь поблизости останавливался на ночлег какой-нибудь цыганский табор, то «с заходом солнца в лесу начинался жуткий концерт». Люди утверждают, что это поют и пляшут те самые цыгане из того расстрелянного табора, а старики уверяют, что узнают голоса близких родственников и просто хорошо знакомых некогда цыган. Будто бы эти концерты, которые «у живых людей выматывают души», продолжаются до сих пор.

Казалось бы, эта легенда не имеет никакого отношения к архитектуре, но разве ее можно вычеркнуть из истории Гатчины.

С Гатчинским дворцом и парком связано несколько легенд. Одна из самых распространенных рассказывает о призраке императора Павла I, иногда появляющемся в темных галереях дворца.

Другая легенда, переходящая из книги в книгу, повествует о метком выстреле императора, сразившем пролетавшего над парком орла.

Эта легенда объединяет два парковых сооружения – Павильон Орла, возведенный, якобы, на том месте, с которого Павел сделал удачный выстрел, и Колонну Орла, отмечающую место, где сидела (или упала птица).

Предание легко опровергается, т.к. колонна привезена в Гатчину в 1770-м году еще при Григории Орлове, а павильон выстроен в 1796-м году при императоре Павле I. К тому же, колонна, украшенная мраморной скульптурой орла, могла иметь аллегорическое значение, ибо изображение этой птицы входило в родовой герб семьи Орловых, в то время как орел на одноименном павильоне, в короне, державший щит с вензелем Павла I,символизировал уже власть императора.

Здесь уместно вспомнить историческое наименование павильона, использовавшееся до середины XIX века – «Тампль» (в переводе с французского «храм»). Известно, что его оформление осталось незавершенным. По проекту в его трех стенных нишах предполагалась установка скульптур. Известно два варианта проекта. По одному из них в центральной нише должно было быть помещено скульптурное изображение бога света, поэзии и искусств Аполлона, в боковых – изображения женских фигур (муз, богинь?). Другой проект предполагал установку трех изображений мужчин в тогах (поэтов, философов?). Вероятно, павильон проектировался как храм различных искусств, «расцветших» при власти императора Павла I.

Интересующие нас сооружения, таким образом, не только разновременны, но и несут в себе разный смысл. Объединены они только визуально – широкой просекой, которую они замыкают, да легендой, поздней, как считают специалисты.

На этом можно бы было остановиться, но не так давно автору этой заметки попала в руки книга немецкого путешественника Хр. Мюллера«Картина Петербурга или письма о России, написанные в 1810, 1811 и 1812 году», изданная в Париже в 1814 году на французском языке. Давая в одной из глав подробное описание гатчинского дворца и парка, Мюллер пишет:

«Мы... подплываем к мраморной ротонде, купол которой срезан наполовину, как анатомический череп (имеется в виду Павильон Орла – авт.). Напротив, по ту сторону озера на открытом месте, покрытом дерном, вы замечаете колонну, увенчанную фигурой орла, установленную в память того, что Орлов выстрелил, как говорят, от этой ротонды в живого орла».