Звонит из школы.
-Мам, я уже всё. Еду домой.
Домой ехать тридцать минут. Проходит полтора часа. Звоню. 
-Алё!
На заднем фоне – шум, мат, крики.
-Ты где?
-Скоро буду, жди. 
И бросает трубку.
Перезваниваю. Абонент недоступен.

Мамы, сколько вам нужно времени, чтобы накрутить себя до такого состояния, когда ком в горле и из рук всё валится?
Мне – ровно десять секунд. Может, чуть больше.
Далее воображение начинает рисовать дикое – ввязался в драку. Напали. Ограбили. Случилось что-то ужасное. Что-то непоправимое.

Утро страны. Воскресное. Еще прохладное. Потянулась в горы молодая интеллигенция. Потянулись к ларьку люди среднего поколения. Детишки с мамашками потянулись на утренники кукольных театров. Стада потянулись за деревни в зеленые росистые поля. Потянулись в своих кроватях актеры, актрисы, художники и прочие люди трудовой богемы и продолжали сладко спать. А денек вставал и светлел, и птицы пели громче, и пыль пошла кверху, и лучи обжигали, и захотелось к воде, к большой воде, и я, свесив голову с дивана, прислушался к себе и начал одеваться, зевая и подпрыгивая. Умылся тепловатой водой под краном. Достал из холодильника помидоры, лук, салат, яйца, колбасу, сметану. Снял с гвоздя толстую доску. Вымыл все чисто и начал готовить себе завтрак. Помидоры резал частей на шесть и складывал горкой в хрустальную вазу. Нарезал перцу красного мясистого, нашинковал луку репчатого, нашинковал салату, нашинковал капусту, нашинковал моркови, нарезал огурчиков мелко, сложил все в вазу поверх помидор. Густо посолил. Залил все это постным маслом. Окропил уксусом. Чуть добавил майонезу и начал перемешивать деревянной ложкой. И еще. Снизу поддевал и вверх. Поливал соком образовавшимся и - еще снизу и вверх.

Ба принципиально не доверяла отечественной лёгкой промышленности, а уж текстильной её отрасли особенно. Её раздражали монументальные псевдоатласные лифчики, возвышающиеся над прилавками живописными горными хребтами и навсегда убивающие у подрастающего поколения представление о женской сексуальности, коричневые безобразные хлопчатобумажные чулки, байковые халаты и торчащие колом пальто из зубодробительного драпа. Ба любила пройтись мимо вешалок с растянутыми свитерами и демонстративно возмутиться на весь магазин – товарищи, что творится, куда ни глянь - одна говновязка!!! 

Дядя Миша считал, что в Ба погибла великая актриса и иногда смешно передразнивал её, когда мы возвращались домой после очередного похода в наш убогий городской универмаг. Но порой Ба выкидывала такие фортели, что даже флегматичный дядя Миша выходил из себя.

В ленте сразу несколько дорогих сердцу девочек решили сесть за руль. Записались в автошколы, вывешивают трогательные посты. Жалуются на въезд в гараж и прочие сцепления.
Хехе, девачьки, этот пост посвящается вам.
Про автошколу рассказывать не буду. Да и что там рассказывать, теория – это неинтересно. А вот практика! Как сейчас помню битую пятёрку, на которой я выезжала в город. Автоинструктор Виктор Петрович при знакомстве повёл себя странно – достал из внутреннего кармана пиджака бутылочку с валерьянкой, мощно отпил.
-Третья баба за день. Прут и прут. Садись!
Ну, села я. Ну, с десятой попытки завела мотор. Только обрадовалась, что он у меня завелся, несмотря на козни педали сцепления, оказалось, что надо ехать. А как хорошо всё начиналось!

Первые три выезда в город совсем не помню. Судя по чёрным дырам в памяти, творила несусветное. Может, заплывала за буйки, вышивала крестиком двойные сплошные или ещё чего непотребного вытворяла. Вполне могла.
Однажды обнаружил себя заглохшей поперёк трамвайных путей. С одной стороны надрывался один трамвай, с другой, соответственно, другой (извините тавтологию, пересохло в горле).
Рядом тихо закипал автоинструктор Виктор Петрович, бывший, между прочим, танкист.
-Заводи машину,- прошипел он.
-Незаводицца!- заскулила я.
-Значит, останемся тут. На веки вечные!
-Виктор Петрович, миленькыыыыыыый!
-Не смотри на меня такими глазами! Всё равно не куплюсь. Заводи говорят!
-Ыаааааа!- заголосила я. 

Один день из жизни воспитателя детского дома

Фото © www.shutterstock.com

С недавних пор 27 ноября объявлен всероссийским днем матери! Не могу не отметить это событие небольшим рассказом о воспитании, материнстве, детской психологии и многом другом. Всех с «прошедшим»!

Вспомнилось…

Когда мне было двенадцать лет, я попросила отправить меня на лето в пионерлагерь. Мама поначалу волновалась: как же её тепличное домашнее растеньице (английская спецшкола, уроки музыки, русая коса почти до колен) два месяца будет жить в деревянном бараке где-то в карельских лесах за ХХХ километров от дома, есть казённую кашу на воде и мыться раз в десять дней? Но меня бытовые неудобства не останавливали, я мечтала об одном - вырваться из-под семейной опеки хоть ненадолго, и так отчаянно упрашивала родителей, что мне купили-таки путёвку.

Интересного происходило много: бурные романы, отчаянные диверсии, вызов мёртвых душ - всё то, что недоступно под неусыпным надзором родителей, но чему вполне можно предаться под не очень бдительным взглядом вожатых, за которыми, кстати, тоже нужен был глаз да глаз. А одним из главных событий смены стала военно-стратегическая игра «Зарница». Она длилась двое суток и проходила весьма масштабно (лагерь насчитывал, думаю, добрую тысячу человек), к ней даже какую-то расположенную поблизости воинскую часть привлекли. «Помните! – твердили нам взрослые, - Сейчас это игра, всё «условно» и «понарошку», но вы всегда должны быть готовы защищать Родину по-настоящему, а не только условно и понарошку!»

Накануне игры в каждом отряде распределяли специальности. Самой массовой была пехота. Туда по умолчанию включили всех, не блиставших особенными способностями. Девчонки также охотно просились в медсёстры: не надо топать двенадцать километров пешком, ориентируясь по кривому компасу, не надо копаться руками в земле, разминируя условные минные поля, не надо мочить ноги, переходя вброд холодную реку - сиди себе в госпитале да обсуждай «Рабыню Изауру».

Ну а нескольких избранных - не иначе, за недюжинный ум - включили в стратегическую группу. Это означало либо работу в штабе, либо разведку. Попала в их число и я. «Будешь выпускать боевой листок!» - радостно объявил вожатый. Однако правильное идеологическое воспитание подсказывало мне, что быть штабной крысой совсем не почётно, и, жаждая подвига, я принялась проситься в разведку. Вожатый окинул меня критическим взглядом - я была самой мелкой в отряде, в свои двенадцать лет выглядела на десять, - и сурово заключил: «Не потянет. Некрепкая. Возьмут в плен - я за неё не ручаюсь.»

Как я его возненавидела в эту минуту! Он за меня не ручается!!! Он что, хочет сказать, что я могу выдать?! Я?! Да я!.. Да меня!.. Ещё миг - и я бы расплакалась от гнева и обиды, но тут вторая вожатая нашлась: «Ты же иностранные языки учишь, да? Память хорошая? Володь, может, связистом её?»

Так моя судьба и решилась. «От связиста половина успеха зависит!» - педагогично увещевала меня вожатая, пытаясь исправить бестактность своего коллеги. Воображение услужливо нарисовало мне картину, как я, тяжело раненная, из последних сил сжимаю зубами разорванный телефонный провод… Отлично, я связист! То, что надо! Только при чём тут иностранные языки?

На самом деле задачу передо мной поставили такую: двигаться вместе с разведгруппой до некоего условного места на нейтральной территории, откуда они дальше идут одни; дождаться их возвращения, а потом передать полученные ими сведения в штаб при помощи азбуки Морзе.