Омар Хайям

Ostad Mahmoud Farshchian

День завтрашний — увы! — сокрыт от наших глаз!
Спеши использовать летящий в бездну час.
Пей, луноликая! Как часто будет месяц
Всходить на небеса, уже не видя нас.  

Каким бы строгим испытаньям
Вы ни были подчинены, -
Что устоит перед дыханьем
И первой встречею весны
Весна... она о вас не знает,
О вас, о горе и о зле;
Бессмертьем взор ее сияет,
И ни морщины на челе.

Своим законам лишь послушна,
В условный час слетает к вам,
Светла, блаженно-равнодушна,
Как подобает божествам.

Цветами сыплет над землею,
Свежа, как первая весна;
Была ль другая перед нею -
О том не ведает она:
По небу много облак бродит,
Но эти облака - ея;
Она ни следу не находит
Отцветших весен бытия. 

  

 
Уж солнца раскаленный шар 
С главы своей земля скатила,
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли
И тяготеющий над нами
Небесный свод приподняли
Своими влажными главами.

Река воздушная полней
Течет меж небом и землею,
Грудь дышит легче и вольней,
Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,
По жилам пробежал природы,
Как бы горячих ног ея
Коснулись ключевые воды. 


 

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера... 
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде, -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...

 


 



 
 Зима недаром злится,
Прошла ее пора -
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
И все засуетилось,
Все нудит Зиму вон -
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.
Зима еще хлопочет
И на Весну ворчит.
Та ей в глаза хохочет
И пуще лишь шумит...
Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя.
Весне и горя мало:
Умылася в снегу,
И лишь румяней стала,
Наперекор врагу.

   К классике российской женской поэзии: Ахматова, Цветаева, — необходимо добавить Наталью Крандиевскую. Она родилась чуть раньше них — 120 лет назад .
Наталья Крандиевская родилась 21 января (естественно, старого стиля) 1888 года в Москве. Ее отец Василий Афанасьевич Крандиевский был издателем, публицистом и библиофилом. Дом был по-московски широк: народники, марксисты, либералы

Первая ее книга, «Стихотворения», вышла в 1913-м.

…Фотографии начала 1910-х. Молодая, очень красивая москвичка с печальным, чуть нервным лицом. Муж — адвокат Федор Волькенштейн, приятель Александра Керенского. (В.И. Ульянов, еще не Ленин, одно время подвизался у Волькенштейна в качестве помощника присяжного поверенного.) Порядочный и чужой человек, за которого красавицу Наталью выдали чуть ли не с гимназической скамьи. Родился сын, будущий известный физик. Развод неизбежен, и в 1914 году знакомство с Алексеем Толстым ставит точку на этом браке.

У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, —
Хочешь, я заласкаю тебя?

У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений -
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений —
Хочешь, к ним я тебя отнесу?

Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, —
Хочешь, в нем я тебя утоплю?

1902

Черльз Дана Гибсон

МАНЪЁСЮ («Собрание мириад листьев») — первая японская поэтическая антология, вобравшая в себя все самое лучшее, что создали поэты древности, и вместе с тем ставшая своеобразным эталоном для последующих веков.

Появление «Манъёсю» датируется второй половиной VIII в. Это поистине грандиозное произведение. В 20 книгах содержится более 4,5 тысячи стихотворений более 500 поэтов. Самая ранняя из представленных здесь песен относится к IV в. и принадлежит императрице Ивано-химэ. Самая же поздняя была сложена поэтом Отомо Якамоти уже в 759 г. Неудивительно поэтому, что и состав памятника весьма неоднороден. В нем содержатся как авторские произведения, созданные гениальными поэтами древности: Какиномото-но Хитомаро, Ямабэ Акахито, Отомо Якамоти, Яманоуэ Окура, так и образцы песен, сложенных малоизвестными поэтами, среди которых, впрочем, встречаются и весьма высокопоставленные особы.

Особое место в памятнике принадлежит народной поэзии. Именно наличие фольклорного материала существенно отличало «Манъёсю» от последующих антологий. Никогда после поэтические собрания, включавшие образцы творчества придворной аристократии, не снисходили до народных песен, и поныне составляющих гордость японского народа.

О чем же слагали песни в древности? Прежде всего о любви и природе. Два этих понятия всегда были неразделимы. Именно через образы природы передавал поэт свои чувства. Цветы сливы, гвоздики, камелии часто воспринимались как метафора образа возлюбленной. Человеческая жизнь во всех ее эмоциональных проявлениях неотрывна от природы, утверждали поэты «Манъёсю». По какому бы поводу ни слагались песни, будь то охота, пир или уход в пограничные стражи, все они были пронизаны образами и символами из мира природы. В «Манъёсю» можно встретить анонимные песни из старинных собраний неизвестных составителей, а также песни, сложенные на поэтических турнирах, многочисленные стихотворные послания и даже лирический дневник поэта. Тематический круг песен был очень широк: это и песни-переклички, и песни-плачи, и поэтические версии древних легенд и преданий.

В самостоятельные разделы собрана сезонная лирика, песни четырех времен года. Именно в песнях весны и осени, в летних и весенних песнях-перекличках, осенних и зимних песнях любви отшлифовывалась так называемая сезонная образность. Уже во времена «Манъёсю» каждому времени года соответствовали определенные символы. В песнях весны чаще всего воспевалась туманная дымка. Летом было принято петь о кукушке, цикадах, травах и цветах. Олени, алые листья кленов, роса, луна, рисовое поле считались поэтическими символами осени. Зима же чаще всего ассоциировалась с белым снегом и цветами сливы. Сезонные символы придавали особый колорит японской поэзии, наполняя ее удивительным лиризмом и романтикой. Они же помогли древним японским песням пройти испытание временем, передавая чувства и мысли, которые подчиняются только Вечности.

«Манъёсю» часто называют антологией танка. И это неудивительно: более 4 тысяч песен сложено именно в этом жанре. Очень небольшим числом представлены в «Манъёсю» и песенные шестистишия — сэдока, которые к VIII в. явно не пользовались большой популярностью и, как показала дальнейшая история, уже отмирали.

Кто же мог собрать и составить столь сложную и объемную антологию? На этот вопрос до сих пор нет точного ответа. Известно до пятнадцати гипотез о составителе сборника. Но наиболее вероятной представляется исследователям версия о том, что главным составителем «Манъёсю» был поэт Отомо Якамоти. Ведь именно ему и поэтам, так или иначе с ним связанным (нередко родством), принадлежали в собрании около 500 песен, к тому же последние четыре книги — не что иное, как лирический дневник самого поэта. Известно также, что род Отомо подвергся опале; Якамоти, занимавший высокие должности при дворе, был заподозрен в заговоре против правящего дома, выслан из столицы и даже посмертно лишен всех рангов. Должно было пройти немало времени, чтобы эта история была забыта. Может быть, поэтому «Манъёсю», созданная опальным поэтом, была предана забвению и обрела свою вторую жизнь значительно позже времени своего рождения — лишь в Х–XII вв. Именно к этому периоду, к эпохе Хэйан, относятся пять наиболее известных списков «Манъёсю», ни один из которых не содержит собрание целиком, а лишь его отдельные книги. Полный же список в 20 книг датируется периодом Камакура.

Величайший памятник древней японской поэзии стал частью и российской культуры. Публикация в начале 70-х гг. полного перевода «Манъёсю», выполненного известным переводчиком и исследователем А. Глускиной (1904–1994), стала настоящей сенсацией.

Copyright © "ЯПОНИЯ СЕГОДНЯ" 

  Манъесю (Собрание мириад листьев)