Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый.
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.
Владыка мира, Бог вселенной.
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.

(Считалось, что эти стихи  были написаны Княжной Ольгой. Спустя годы выяснился настоящий автор этого стихотворения. Им был русский поэт и участник Белого Движения С. Бехтерев, автор сборника стихов "Песни русской скорби". Приведенное здесь стихотворение С. Бехтерев передал через графиню А. В. Гендрикову Царской Семье, находившейся тогда в екатеринбургском заточении)

В доме царил невероятный хаос. Начиная от комнат нижнего полуподвального этажа, где при Янкеле Юровском жил внутренний караул из 10 человек, приведенных им с собой из Чрезвычайки, до угловой комнаты верхнего этажа, служившей спальней бывшему Государю Императору, Государыне Императрице и Наследнику Цесаревичу, почти во всех комнатах были разбросаны по полу, на столах, диванах, за шкафами и ящиками различные цельные, разломанные, помятые и скомканные вещи и вещицы, принадлежащие Августейшей Семье и содержавшимся с Ними в доме придворным людям. Больше всего валялось их в комнате комиссара Янкеля Юровского, первой, налево, из передней. Валялись порванные, смятые и обгорелые записки, обрывки писем, фотографий, картинок; валялись книжки, молитвенники, Евангелья; валялись образа, образки, крестики, четки, обрывки цепочек и ленточек, на которых они подвешивались, а икона Федоровской Божьей Матери, икона, с которой Государыня Императрица никогда, ни при каких обстоятельствах путешествия не расставалась, валялась в помойке, во дворе, со срезанным с нее, ее украшавшим, очень ценным венчиком из крупных бриллиантов.

В спальне бывшего Государя Императора и Государыни Императрицы валялись на полу “Молитвослов” — юношеского возраста не покидавшийся Императором, с тисненным на обложке сложным вензелем из двух монограмм: “Н.А.” и “А.Ф.” и датой на оборотной стороне книжечки — “6-го мая, 1883 г.”; вблизи “Молитвослова” брошена разломанная двойная рамка, где у Государя были всегда портреты Государыни — невестой и Наследника Цесаревича, а от самих портретов валялись лишь порванные, совершенно обгоревшие кусочки.

Неподалеку лежали неразлучные спутницы Государыни Императрицы книги “Лествица”, “О терпении скорби” и “Библия”, все с инициалами “А.Ф.” и датами “1906 год” и с повседневными пометками в текстах и на полях, сделанными рукой Ее Величества; тут же валялись и остатки Ее любимых четок; тут же и необходимая для Наследника Цесаревича, болевшего с апреля месяца, машинка для электризации и Его лекарства. Его игрушки. Его доска, которую клали Ему на постель для игры на ней и занятий. И флаконы с одеколоном и туалетной водой, туалетные стаканчики, мыльницы, скляночки и коробочки от разных лекарств и масса пепла от обгорелых чулок, подвязок, материй, бумаги, карточек, шкатулочек, коробочек от различных рукоделий, иконок и образков.

Этого пепла и обгорелых вещиц домашнего обихода и туалетного характера было ещё больше в следующей комнате, служившей спальней для Великих Княжен. Сразу получалось впечатление, что все служившее раньше для туалета, что составляло одежду, белье, работу, рукоделие, развлечение, что хранилось дорогой памятью о высших близких людях и друзьях — все было собрано в беспорядке, в спехе, скомкано, сломано, порвано и сожжено в двух печах, находившихся в этой комнате. Срезанные же во время болезни волосы Великих Княжен валялись перепутанные в мусоре, в передней, близ комнаты Янкеля Юровского, а некоторые порванные письма к Ним, фотографии и карточки, Им принадлежавшие, оказались засунутыми за шкаф в одной из комнат нижнего этажа, где жили палачи внутренней охраны.

В буфетной комнате за окном, выходившим в садик, неподалеку от крана, на столе и под ним валялось много грязного столового белья, и на некоторых полотенцах и салфетках виднелись большие, густые кровавые пятна. А наружная сторона дома, если выглянуть из окна в садик, сверху донизу была обрызгана тоже кровяными пятнами: видно кто-то мыл под краном окровавленные руки и отряс их за окно, а другой — просто взял и, не мывши, отер свои руки о столовое белье.

В каретнике во дворе дома Ипатьева оказалось несколько кухонных железных ящиков и два-три разломанных попроще сундучка, перевезенных комиссаром Хохряковым из Тобольска вместе с Царскими Детьми. Сундуков, чемоданов и ящиков собственно Царской Семьи — не было. На земле валялись разбросанными, перепутанными, побитыми кое-какие остатки кухонной посуды, посуды столовой, чайной, громоздкие баки, кубы, лоханки.

Совершенно отдельно стоял раскрытый тяжелый ящик — сундук с частью книг, принадлежавший Августйшим Детям; в ящике рылись, большую часть книг разбросали тут же вокруг него. Книги исключительно русские, английские и французские, ни одной на немецком языке. Книги определенного выбора: сочинения для религиозного, нравственного воспитания и произведения лучших русских классиков. Книги определенных владельцев, в них собственноручные. Их Высочеств пометки, закладки домашней работы, засушенные цветы и листочки. Из одной английской книжки Великой Княжны Ольги Николаевны высунулись два листочка почтовой бумажки, на которых рукой Ее Величества записаны стихотворения, сочиненные в Тобольске или Государыней Императрицей, или графиней Анастасией Васильевной Гендриковой. Первое - дано выше, второе :

Царица неба и земли,
Скорбящих утешение,
Молитве грешников внемли.
В Тебе надежда и спасение.

Погрязли мы во зле страстей,
Блуждаем в тьме порока...
Но... наша Родина... О, к ней
Склони всевидящее око.

Святая Русь, Твой светлый дом
Почти что погибает.
К Тебе, Заступница, зовем —
Иной никто из нас не знает.

О, не оставь своих детей,
Скорбящих упованье,
Не отврати своих очей
От нашей скорби и страдания.

В нижнем этаже дома Ипатьева, в самом отдаленном и глухом его углу, есть полуподвальная комната, с одним заделанным решеткой окном. В отличие от всех прочих комнат дома здесь не было ни мусору, ни разбросанных вещей и вещиц, не было даже пылинок: видно было, что комнату недавно мыли, и мыли даже обои. Но всё же на полу, особенно вдоль карнизов, ясно виднелись следы бывшей здесь крови, а на обоях сохранились многочисленные мелкие брызги крови. В стенах и в полу, в косяке двери и верхних карнизах — много пулевых пробоин, с застрявшими в некоторых из них пулями. В правом углу комнаты заметны были царапины — следы какого-то плоского, узкого оружия. Крови, видимо, было много, очень много, ее вымывали, затирали опилками, глиной, песком, но она, растекаясь, омочила и карниз в низу левой стены, и карниз стены, находившейся прямо против входной двери. В этой же стене было особенно много пулевых пробоин.

Михаил ДИТЕРИХС,

(Из книги “Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых”)

А ведь было совершено  нечеловечески гнусное преступление – убийство больного мальчика, убийство его сестер, других Романовых – Великих князей и княгинь, доктора Боткина, приближенных...

* * *