Человек, я бы даже сказал чиловик (поясню позднее), нарисовавший на шершавой пещерной стенке охряного аппетитного мамонта и нацарапавший неуверенной клинописью: бац-бац, ням-ням, вау! Исчерпал не только литературу, но и все репрезентативные искусства гамузом. Ибо далее неизбежно следуют: корнеплодовка, буги-вуги, заспивали, и, в зависимости от дозы корнеплодовки, фак-фак или опять же бац-бац. Ничего нового никто придумать не в состоянии. Это факт, а факты не признавал и призывал бороться с ними только философ Лев Шестов, да и тот оригинальничал, умствовал лукаво. Отдавая себе в этом отчёт, в чём же автор видит цели и задачи искусства и зачем пишет и пишет свой бесконечный роман (ны)? На хрена попу гармонь? В предисловии к своему последнему роману я atlengthкоснусь этого вопроса. А то, чего ты сейчас не читаешь, мой дружок, это, как автор только что догадался, и есть предисловие к его последнему роману. А раз так, то да будет оно отчасти и критическим эссе и литературоведческим исследование моего творчества. Исследовать его существует несколько причин. Во-первых, оно (творчество) существует и это факт. Я таки маститый романист, дорогой нечитатель меня. Подчёркиваю – романист, а не графоман.

Романист я, потому что пишу романы, маститый, так как пишу их с отрочества второй век кряду, а не графоман, потому что читаю их сам. Не часто, но перечитываю. Вот Вальтер Скотт ни разу ни один из своих романов дважды не прочёл. Это я не к тому, что Вальтер графоман, упаси Боже. Никому я своими писаниями не надоедаю, даже интернету-блогу-самъиздату. Жену не смог заставить прочесть самый коротенький опус, а могла бы совесть поиметь, любимая. А я бы что-нибудь на потребу публике вставил про романтический фак гламурный, с потерей памяти. А вот и не вставлю, гордый я. Ну да. Из вышеизложенного следует, что деньги литературным трудом не зарабатываю. Гордый ты мой, никто и не даст. В итоге, совершенно бескорыстный писатель романов. Удивительный факт. Еду сейчас в трамвае, в пустом вагоне чудовищно ранним воскресным утром, пишу в коричневой книжечке с надписью АЛФАВИТ оранжевой шариковой ручкой «простоквашино», а в вагон на остановке входит девушка хорошенькая и ухоженная, в руках клетка огромная с не выспавшимся попугаем недовольным задрипанного негламурного вида. Будь я Улицкая, тут же вставил бы её в книжку и денежку срубил. Бодливой корове. А интересно, куда она в шесть утра в воскресенье на бальных шпильках с попугаем и сна ни в одном глазу, свежа как роза, а попугай сонный? То-то же, и мне интересно. Потому я и романист, а не алкоголик, что тоже, в профессиональном исполнении с чувством весьма почтенное время провождение.

         Первый Мой роман назывался …забыл. Но вернувшись домой (сейчас я в трамвае) навёл справку. Первый мой роман назывался «Исполнение желаний». Был исполнен на широкоформатной машинке «Уфа» с двухцветной черно-красной гвардейской лентой. Ленту такую достать потом не удавалось, вставлял узкую, отчего приходилось для пропечатывания заглавных буквенных верхушек виртуозно манипулировать лентоподъёмником. Таким трудоёмким образом были заполнены две книжки мелованной бумаги для дипломных работ. Кроме текста книжки содержали авторские иллюстрации пером и тушью. Произведение рождалось в муках. Черновики и подготовительные материалы долго хранились для потомков (была такая задумка – прославиться) и чтоб под моим бронзовым памятником пенсионеры в засаленных и пионеры в алых галстуках цитировали меня на память, размахивая руками. Роман, по большому счёту, был написан с целью понравиться девочкам. Девочкам, как виду, или одной абстрактной обобщённой девочке. На фоне буйного подросткового тестостерона они не дифференцируются, не распадаются на дискретных индивидуумов. Что совершить мальчику типа ботаник для решения остро поднявшегося полового вопроса? Рецепта два: банальный онанизм или писание стихов, в хронических случаях – романов. Я совсем себя не цитирую, так не годится. Цитата:

         «Тёплым августовским вечером в год 6928 от сотворения мира или 1421 от рождества Христова на пригорок, скрывавший деревушку Тинтаджел, что в Корнуолле, поднимался утомлённый всадник, остановился на мгновение передохнуть и задумался, загляделся на убегающую в низину дорогу, понурила голову лошадь. Заходящее солнце…». А что? Знатное вечерело. Мне нравится. Я таки вундеркинд был. И остался, пожилой, зато не Робертино, никакие возрастные мутации моим способностям романиста не повредят, разве что склероз сосудов головного мозга. С высоты возраста и не так остро стоящего полового вопроса мотивации первого романа кристально ясны. Написал, никому не показал. С девочками и так как-то наладилось, ничего особенно сложного, как оказалось. Нужны им эти стихи и проза. Так бы и росли неизданные тиражи, не вливаясь широкой струёй в мэйн стрим мировой культуры, но зарок есть зарок. Этот роман последний. Скорого конца не обещаю, люблю я эту работу.

 

         Умрёшь и повторится вновь… Умирать не хотелось. Всё так интересно. Какой был голос у Чаадаева? Судя по онегинскому будуару, красе ногтей и отсутствию тесных задокументированных контактов с дамами («Сударыня,…» в письмах не в счёт) – весьма специфический. Фонографов не было в то время. Один уважаемый мною писатель-научный фантаст и палеонтолог (Ему всё равно, а мне приятно. Так как эта понравившаяся мне фраза будет повторятся в романе частенько, в дальнейшем употребляется аббревиатура ЕВРАМП), так вот фантаст предположил, что звуковые волны могут застывать в красках. Пишут с Чаадаева портрет гусара, а он треплется по-французски, краска застывает, потомки расшифровывают.  Не могу себе представить молчащего Чаадаева. Наверное, и в будуаре «онегинском» с зеркалом разговаривал. Напросился он раз к императору за бунтовавший семёновский полк просить. Император ему слово, Пётр Яковлевич в ответ десять. Привет месту адъютанта, здравствуй пенсия без повышения в чине, обидно. Но такой уж был человек, ради красного словца ни мать, ни отца, ни Россию муттер не жалел. Чаадаев умирать не планировал. Труд свой, «Письма к пресловутой сударыне» имеются в виду, потомкам адресовал. «Время и пространство, вот пределы человеческой жизни, какова она ныне. Но, прежде всего, кто может мне запретить вырваться из удушающих объятий времени.». Каково писано? Есть у меня подозрение, что Чаадаев первый времяпроходец, звёздный странник, описанный одним американским романтиком ЕВРАМП. Почему меня так влечёт нарцисс Чаадаев, а не скажем харизматичный Михаил Бакунин? Последний, кстати, к первому в гости ходил потрепаться, жили в одном доме одно время. Бакунин – демон, вагнеровский Зигфрид, палочка дрожжей брошенная в сортир – пена, суета, все в говне, включая естествоиспытателя. А Чаадаев в белом фраке. Поняли теперь?

         В пути по Речному переулку встречались Петру Яковлевичу разнообразные люди. Именно встречались, попутчиков не наблюдалось. Все пёрли встречь. Символично, однако. Встретился мужик с загорелой плешью в седом пухе, в серой китайской болоньевой курточке с бежевым треугольником лейбла на рукаве. Авторское отступление: хитрые китайцы не пишут нынче на товарах своего производства мэйд ин чайна, а скромно CPR. Что означает Китайская Народная Республика (англ). Никакого мошенства. При советах раз выглянул из окошка вагонного на пути в курортный Крым, а поперёк степного «вокзала» - полустанка наискось кумачовый плакат КПРС! Крутая Партия Революционных Саботажников! Ну, Махно, тачанки, анархия – мать порядка. А это оказывается Коммунистична партия радянского союза. Затейники эти хохлы, всё у них с вывертом, даже тогда. У мужика через плечо чёрная сумка с надписью ANCORD, из неё торчит кавказский нос зонтика. Брюки кримпленовые в серую зыбь.

          За первым повстречался второй мужичина. Чёрная сумка, поменьше через плечо. Куртка болотного цвета. Пух доминирует над намечающейся плешью. Третий и вовсе занятный. Плешь, пух, сумка – всё на месте, а в левой рученьке свежеошкуренная сучковатая дубина аршина полтора. И озирается через плечо. А дубина аж лоснится. Что-то не то с тобой мужичок. Вот свести тебя с девкой с попугаем. Птицу дубиной, девку в койку, роман в печать. Бабки, слава, тираж двести тысяч. Ну да. Продолжаем разговор. За мужиками шарит навстречу из магазина мальчонка с полиэтиленовым пакетом. Не сумки, ни куртки, но что-то подозрительное под взъерошенной шевелюрой, не загорелая ли скрывается прогалина? На себя оглянитесь, Пётр Яковлевич. Все мы особи одного вида, вернее флюктуации воли к жизни, выраженной в идее биологического рода, как изобрёл один уважаемый мной философ немец. ЕВРАМП. От всех остальных особей отличаетесь вы лишь фасоном сандалет и возрастом. Вы, Пётр Яковлевич, особь достаточно и даже очень взрослая. А есть ещё хорошее слово имаго.

         Где та стрелка, что переводит жизнь в неотвратимую колею. Незаметен удар колёс на стыке и вот, оп ля, из умилительной куколки в лысую бабочку. Одно за другим нанизываются колечки, вьётся марксова спираль бесконечной мясорубкой. Сколь верёвочке не виться, а конца не миновать. Разложить жизнь на кожаной кушетке психоаналитика, разъять на органы колкими инструментами разума. А зачем? А интересно. Уважаемый Лев Шестов (Иегуда Шварцман, это для справки, без подтекста) ЕВРАМП, считал разум негодным для сей операции инструментом, верить говорит надо в Бога, а не вопросы задавать. Есть у меня подозрение, что Чаадаев изловчился и воплотился в Шварцмана, борца с необходимостью, а потом в Вернадского с его ноосферой, а потом не скажу в кого. Чаадаев в Бога верил, но опять оригинальничал, западную церковь выше православной почитал. Папа у них, конечно, того, но в целом, безусловно  .#

         О бабочках. Пётр Яковлевич телевизор смотреть не любил и поэтому смотрел его практически без отрыва. Телевизионный пожароопасный аппарат Радуга 716 исправно снабжал его впечатлениями. Впечатлений недоставало катастрофически. У человека можно отнять воду, пищу, кров и он через некоторое время умрёт. Имеется в виду человек типа хомо и особенно сапиенс, а не человекоподобный лишайник. Отнимите у человека сигналы внешнего мира и он умрёт задолго до того, как скажется недостаток воды и пищи. Не зря палили себя ламповым керосином революционеры в обитых войлоком одиночках, ой не зря. О лампах. Ламповый телевизор Радуга, между прочим, с японской импортной трубкой 69 см, по качеству цветопередачи современным плазмам и жидким кристаллам не превзойти никогда, а всё дело в лампах, они мягче, роднее, чем транзисторы. Впрочем, это личное мнение, я не настаиваю. Продолжаем о бабочках. Среди прочего одним прекрасным вечером Радуга снабдила Петра Яковлевича зрелищем экранизации Уэллсовской  TimeMachine. Вернее, экранизации по мотивам Машины Времени.  Экранизация и театральные постановки случаются по мотивам. Мотивы испокон веку существуют разные. Например – корыстный. Наиболее распространённый – трахнуть покойного классика в извращённой форме и к чужой славе примазаться. О театральных постановках в другом месте, у меня о них накипело, есть у меня лебединые песни театрального критика, но это потом, не торопясь. Оперу хоть бы не трогали изверги, экспериментаторы. Руки прочь от Пиковой дамы! Нет, попозже выпью валерьянки и об экспериментальной Пиковой даме и о модернистском живом трупе препарированном на святой сцене Александринки и о… Всё, я спокоен. Так вот, о бабочках. Из Машины времени экранизаторы удалили хирургическим путём социальное жало, смысл, склад и лад. Фильма американская, что с них возьмёшь. Изобретателя-профессора озадачили маниакальным стремлением вернуться в прошлое, спасти возлюбленную, вернуться в современное ему настоящее и реализовать свой генофонд. Прошлое он хотел изменить, пустить судьбу по нужному руслу. В этом месте