Ричард Бах. Иллюзии,
или приключения Мессии, который Мессией быть не хотел

17

     Во   время  радиопередачи   Джефа  Сайкса  я  вдруг  увидел  совершенно
незнакомого мне Дональда Шимоду. Передача началась  в девять вечера и шла до
полуночи.  Мы  сидели  в  крохотной  комнатке,   заставленной  катушками   с
рекламными заставками, записанными  на  пленку,  кругом  было полно каких-то
кнопочек и циферблатов.
     Беседу с нами Сайкс начал с того, что поинтересовался, не  нарушаем  ли
мы закон, когда летаем по стране на старых самолетах и катаем пассажиров.
     Ответ был  прост.  Ничего  противозаконного в этом нет, и наши самолеты
так же тщательно проверяются полетной инспекцией,  как и реактивные лайнеры.
Они надежней и безопасней, чем большинство современных самолетов из металла,
и  для полетов  достаточно  лишь  получить  лицензию  и  разрешение  фермера
использовать  его  поле. Но  Шимода  сказал  совсем иное.  "Никто  не  может
помешать нам делать то, что мы хотим, Джеф", - ответил он.
     Конечно же, он был прав, но в  его ответе не хватало тактичности, а без
нее не обойтись, когда выступаешь перед радиослушателями, интересующимися, с
чего  это мы тут разлетались  на наших этажерках. Не прошло и минуты, как на
пульте Сайкса замигал огонек телефонного звонка.
     "Нам звонят по  линии один",  - сказал Сайкс в  микрофон. "Слушаю  вас,
мадам".
     "Я в эфире?"
     "Да, мадам,  вы  в  эфире,  а в  передаче принимает участие наш  гость,
летчик Дональд Шимода. Говорите, пожалуйста, мы все вас слушаем".
     "Я  хотела  бы  сказать этому парню, что  вовсе  не все делают то,  что
хотели бы, и  что  некоторым  приходится работать,  чтобы заработать себе на
хлеб,  и  чувствовать ответственность, а  не  просто  паясничать в воздушном
балагане!"
     "Люди,  работающие ради куска хлеба,  делают  то, что  им больше  всего
хочется",  - сказал  Шимода. "Так же  как  и те,  кто зарабатывает свой хлеб
играючи..."
     "В Писании сказано: "В поте лица своего будешь ты добывать свой хлеб, и
в печали будешь ты его есть".
     "Мы вольны поступать и так, если захотим".
     "Делай то, что  можешь!" Мне надоели люди, вроде вас, твердящие: "делай
то,  что  можешь!",  "делай  то,  что  можешь!".  Из-за вас  люди становятся
совершенно необузданными,  и  они уничтожат  мир.  Они  его уже  уничтожают.
Посмотрите только, что творится с растениями, реками и океанами!"
     Она по крайней мере раз пятьдесят давала ему прекрасную возможность для
достойного  ответа,  но он ни разу ей не воспользовался. "И прекрасно,  если
этот мир будет уничтожен", - сказал он. "Есть миллиард других миров, которые
мы  можем  создать, или  выбрать  для себя.  До  тех  пор,  пока  люди хотят
держаться планет, у них будут планеты, пригодные для жизни".
     Это вряд ли  было расчитано  на то, чтобы  успокоить  собеседницу, и я,
совершенно  сбитый с толку,  посмотрел на Шимоду. Он  говорил,  имея  в виду
перспектву многих и многих жизней, использовал знания, которые доступны лишь
Мастеру.  Эта женщина, естественно, считала,  что разговор относится лишь  к
реальности  данного  единственного  мира,  который  начинается  рождением  и
заканчивается смертью. Он знал это... почему он не делал скидок?
     "Так  все, значит,  распрекрсно?"  - спросила  она. "В мире нет  зла, и
вокруг нас никто не грешит? Вас, похоже, это не волнует".
     "А тут нечему  волноваться,  мадам.  Мы  видим  лишь  крошчную частичку
единой жизни, да и эта частичка иллюзорна. В мире все уравновешено, никто не
страдает и никто не умирает, не дав на это своего согласия. Нет ни добра, ни
зла вне того, что делает нас счастливыми и несчастными".
     От его  слов  ей  вовсе  не  становилось  спокойней.  Но  внезапно  она
замолчала, а затем  тихо спросила: "Откуда вы знаете все то, о чем говорите?
Откуда вы знаете, что все это истинно?"
     "Я не знаю, истинно ли все  это", - ответил он.  "Я просто  в это верю,
потому что это доставляет мне радость".
     Я  прищурился. Он мог бы  сказать, что все это он уже попробовал, и все
вышло...  исцеление больных, чудеса, сама жизнь, в которой его  учение стало
явью, - это доказывает то, что слова его истинны и совершенно реальны. Но он
промолчал. Почему?
     Этому есть причина. Сквозь узенькую щелку между веками я  едва различал
в полумраке комнаты смутный силуэт Шимоды,  склонившегося над микрофоном. Он
говорил  прямо в  лоб, не давая никакой воможности  выбора, не  прилагая  ни
малейших усилий помочь бедным радиослушателям понять его.
     "В  истории мира,  все,  кто  сыграл хоть какую-то мало-мальски  важную
роль, все, кто когда-либо испытал  счастье, все, кто хоть что-нибудь подарил
миру,  были божественно эгоистичны, жили ради собственных интересов. Все без
исключения".
     Следующим в разговор вступил мужчина. Время в  тот  вечер летело  очень
быстро. "Эгоисты! Мистер, а вы знаете, кто такой Антихрст?"
     На секунду Шимода улыбнулся и откинулся  на спинку стула. Казалось, что
он знал нового собеседника лично.
     "Может быть, вы мне сами скажете?" - ответил он вопросом на вопрос.
     "Христос  говорил,  что мы  должны жить  ради наших  ближних.  Антихрст
говорит, будь эгоистом, живи ради себя, и пусть все катятся к чертям в ад".
     "Или рай, или туда, куда они сами захотят отправиться".
     "Вы  очень  опасны,  вы  знаете  об  этом,  мистер?  А  что,  если  все
наслушаются вас  и  начнут делать то, что они хотят? Что по-вашему  случится
тогда?"
     "Я думаю, что тогда наша планета стала бы самой счастливой в этой части
Галактики", - ответил Шимода.
     "Мистер, мне не хочется, чтобы мои дети услышали ваши речи".
     "А что хотят услышать ваши дети?"
     "Если мы все свободны делать то, что захотим, значит,  я могу  прийти к
вам на поле с моим дробовиком и прострелить вашу дурацкую башку".
     "Конечно, вы вольны это сделать".
     Было слышно, как трубка с грохотом упала на рычаг. Где-то  в городе был
по-крайней мере один рассерженный человек. Другие схватились за телефоны, на
пульте ведущего разом замигали все лампочки вызова.
     События вовсе  не должны были развиваться именно так; он мог бы сказать
те же вещи иначе, и не задевая их самолюбия.
     Постепено  меня  охватывало то же самое  чувство,  которое я  испытал в
Трое, когда  толпа рванула к самолету и окружила Шимоду. Пора, явно пора нам
было отправляться в путь.
     "Справочник" там, в студии, мне совсем не помог.


                 Для того,

            чтобы стать свободным и счастливым,

                 ты должен пожертвовать

                       скукой.



                             Не всегда такую жертву принести

                                     легко.




     Джеф Сайкс рассказал всем, что наши самолеты стоят на поле Джона Томаса
у дороги номер 41 и что мы спим там же, прямо у самолетов.
     Я чувствовал, что на  нас накатывают волны злости,  исходящие от людей,
которые  боялись  за нравственность своих  детей,  за  будущее американского
образа жизни, и это меня совершенно не радовало. До конца передачи было  еще
полчаса, а дела шли все хуже и хуже.
     "А знаете, мистер, я думаю6 что вы - обманщик", - сказал следующий.
     "Конечно, я  - обманщик. Мы  все обманщики  в этом мире,  все стараемся
казаться не  тем,  что  мы есть на самом  деле.  Мы  - это  вовсе  не  тела,
разгуливающие  по Земле,  мы не  состоим  из молекул  и  атомов. Мы  -  идеи
Абсолюта,  которые  невозможно уничтожить  или  убить,  как бы сильно  мы ни
верили в смерть..."
     Он бы сам первым напомнил мне, что  я волен  уйти, если мне не нравятся
его  слова, он  посмеялся  бы над тем, что  мне  мерещатся  толпы,  ждущие с
факелами у самолетов, чтобы тут же разорвать нас на клочки.