Сегодня я расскажу тебе одну удивительную историю, которая произошла на самом деле. Правда, это немного грустная история, но что за беда? Ведь человеческое сердце состоит из радости, боли, потерь и обретений, и счастье забредает туда на равных правах с печалью. Так что открой свое сердце для грусти, любви и надежды – и слушай.
Это случилось теплым январским вечером накануне Рождества. Небесный календарь что-то напутал, и вместо Рождественских морозов пришла оттепель.
Сумерки тихо опустились на зимние городские улицы, и почти сразу пошел густой, медленно плывущий снег. Я стояла у окна, не в силах оторвать взгляд от этого волшебного танца белых хлопьев, и казалось, что откуда-то с неба звучит тихая музыка Вивальди...
Эта белая, невесомая, нежная волна накрыла меня и стала воспоминанием, и унесла в золотой листопад прошедшего сентября.
Я вспомнила свою любовь, которая началась так неожиданно, что это было почти вторжение – она обрушилась на меня, как цунами, и сразу взяла в плен, заполнив собой все мои дни. И ночи...
Хотя со стороны всё выглядело обычно, как любая древняя история о встрече мужчины и женщины на золотой от кленовых листьев аллее городского парка.
Кажется, это было воскресенье – я шла по тропинке горсада, просто радуясь незлому осеннему теплу, густой синеве небес и роскошным рябиновым гроздьям. Я увидела, что навстречу мне идет мужчина – худой, высокий, немного нескладный, – он шёл так быстро, как будто торопился именно ко мне, такой радостный и сияющий, что хотелось немедленно улыбнуться ему в ответ.
И я улыбнулась, и когда он подошел, как-то само собой у меня вырвалось:
– Привет!
Он ничего не ответил. Он просто взял меня за руку, – у него оказалась замечательная ладонь – большая, теплая и очень бережная. Он слегка сжал мои пальцы и сказал:
– Меня зовут Игорь.
Мы пошли по аллее вместе и разговаривали, как будто знали друг друга сто лет или тысячу, в общем, всегда.
А потом мы встречались каждый день, целых две недели.
Я никогда не думала, что за такой короткий срок можно в кого-то влюбиться без памяти, совсем как в шестнадцать. Что можно быть настолько счастливой, что хочется говорить «спасибо» каждому утру, и каждой встреченной кошке, и горячей чашке кофе, и бабе Дуне из пятой квартиры. Как будто меня всю заполнило чувство благодарности к судьбе просто за то, что живу и дышу на той же планете, что и он.
Но однажды всё кончилась, так же внезапно, как и началось - в третье воскресенье нашего сентября.
В тот день мне казалось, что именно сегодня Игорь скажет мне нежные, волшебные, древние как мир, слова: «Я люблю тебя» и моё сердце станет музыкой, небом, облаками, солнцем и счастьем...
Мы встретились как всегда – на середине нашей аллеи. Игорь подошел, взял мои ладони в свои, и у меня почти остановилось сердце – вот сейчас, сейчас... И вдруг я услышала какую-то непонятную фразу:
– Ты знаешь – у меня есть собака. Она необыкновенная.
Я не знаю, что со мной случилось тогда, но мне показалось, что я падаю в бездонный черный колодец обиды и разочарования. Я вырвала свои руки из его ладоней, из глаз хлынули слезы, и сдавленным голосом я крикнула:
– Я не люблю собак! Я ненавижу собак!
И уже убегая и плача, добавила:
– Никогда не звони мне больше!
Он звонил. Целую неделю. Утром, вечером, днем, но я не брала трубку. И он перестал звонить. И теперь я не знаю, где он. Боль почти прошла, и для себя я решила – это был не мой человек, или просто – не судьба.
Господи, как давно это было, как будто в прошлой жизни, и вот уже Рождество на пороге, тихая грусть в моём сердце никак не хочет превратиться в радость.
Я оделась и вышла во двор, села на скамейку под старым тополем и подняла вверх лицо. Там, в серебристом свете уличного фонаря происходило Таинство. Я вдруг поняла, что это непростое кружение снежинок – нет! Миллионы маленьких прекрасных существ совершали некий магический обряд, явно подчиняясь музыкальному ритму вальса.
Я бы ещё долго пыталась разгадать эту тайну, но новое ощущение отвлекло меня – я почувствовала, как к моей ладони осторожно прикоснулось что-то мокрое и холодное. Где-то на задворках сознания пискнула тоненькая мысль: варежки забыла надеть... И в это же самое мгновение я увидела глаза. И в этих глазах явно читались ум и порядочность. И грусть...
В общем, это была просто собака. Обыкновенная серая собака, очень крупная, кажется овчарка. И всё. Нет, не всё! Это была какая-то особенная собака! Будто подтверждая мою мысль, собака чуть опустила голову и сказала:
– Здравствуй. У тебя руки яблоками пахнут.
Я настолько обрадовалась, что забыла удивиться, и ответила:
– Привет! Это я сегодня пирог пекла. С яблоками. Хочешь попробовать? Он теплый ещё. И чай с молоком у меня есть. Я близко живу, вот прямо в этом доме. Пойдём?
– Пойдём, – тихо сказала собака, и мы пошли домой.
На кухне я включила газ, поставила чайник и села на маленький кухонный диванчик, а моя гостья расположилась напротив, прямо на полу. Потом я разламывала пирог с яблоками и маленькими кусочками кормила собаку прямо из рук, и мы пили чай с молоком. Я – из белой кружки с надписью «Вика», собака – из синей миски с белым ободком и цветком на дне. А потом я испугалась. Нет, не того, что сошла с ума, и мне грезятся говорящие собаки. Я вдруг до дрожи испугалась, что она исчезнет. Не mot чтобы растворится в воздухе как мираж, а вот просто возьмет и уйдет. Подойдёт к входной двери и скажет:
– Спасибо, но мне пора. До свидания.
И я открою дверь. И больше её никогда не увижу... Вдруг я услышала, что кто-то сказал моим голосом:
– Не уходи, пожалуйста. Или хоть сразу не уходи.
И ещё раз:
– Пожалуйста.
Собака вздохнула, подошла ко мне и уткнулась лбом в колени. Потом вернулась на своё место и ответила:
– Меня зовут Берта. И я не уйду.
Выдержав небольшую паузу, добавила:
– Сразу.
Мне даже на мгновенье показалось, что в голосе её, в паузе этой что-то было – боль какая-то, или воспоминание о боли, или... Не знаю как объяснить...
Я попросила Берту:
– Расскажи мне всё. Мы вместе это залечим.
Тут Берта кивнула головой и сказала что-то уж совсем непонятное:
– Знаю. Я пришла сюда потому, что мне рассказали о тебе Белые Эльфы.
И, будто предупреждая мой вопрос о том, кто же они такие, эти Белые Эльфы, Берта добавила:
– Ты ещё узнаешь о них, подожди немного. А сейчас, Вика, я расскажу тебе, что привело меня в твой дом.
Я живу недалеко отсюда, в детском саду «Колокольчик». Ты иногда проходишь мимо, не очень часто, но я тебя почему-то запомнила. Помнишь – там в углу, возле забора, стоит деревянный сарайчик? Вот в нём я и живу. Вместе со мной там обитают старые игрушки, сломанные детские стульчики и три берёзовые метлы. Ещё там есть деревянная кушетка. Сторож Данилыч застелил её своим старым ватником, чтобы мне было тепло и уютно – даже зимой. В своё дежурство Данилыч приходит ко мне «в гости». Он пьёт черный, как дёготь, чай из мятой железной кружки, курит маленькую трубку-носогрейку и долго-долго разговаривает со мной. Чаще всего ругает демократов и жалуется на свою вредную старуху. Я живу в этом сарайчике, сколько себя помню.
Дети меня любят, самые маленькие угощают печеньем, а те, что постарше, просят рассказать сказку. Я рассказываю потихоньку, чтобы никто не услышал. Да, в общем, детям и не верит никто. Ну, фантазируют себе про говорящую собаку – так на то они и дети.
Ну вот, а теперь самое главное.
Это случилось прошлым летом, в середине августа.
Однажды вечером я сидела у забора детского сада и смотрела, как на небе зажигаются первые звёзды. Мне было хорошо и немного грустно. Так всегда бывает, когда думаешь о том, что скоро наступит осень – время спелых звезд и спелых яблок.
А потом ко мне подошёл человек. Это был высокий худой мужчина, одетый в синие джинсы и голубую футболку, и он сел рядом со мной на траву. Человек опустил голову, уткнулся в колени лицом и заплакал. От него пахло бедой и одиночеством, как от забытой на цепи собаки. Он плакал, и вздрагивала худая спина, обтянутая голубой футболкой, а на джинсовых коленках расползались два мокрых пятна.
Этому человеку нужно было помочь, и я сказала:
– Ну всё, хватит сырости! Вставай и пойдём. Я тебя домой провожу.
Человек перестал плакать, помолчал немного, потом ответил:
– Ну вот я и сошёл с ума. Господи, как хорошо. Теперь всё кончится.
И уже почти весело добавил:
– Домой, так домой. Пойдём!
По дороге Игорь (он сказал, что его так зовут) рассказал мне, что от него ушла жена. Собиралась уйти давно, и он знал это, и почти смирился, а вот случилось – и будто дышать перестал. И этот комок боли не проглотить, не выбросить, и так страшно, будто умирает что-то внутри. Ты живой, а это что-то умирает – так больно, так долго и невыносимо, что хочется выть – в голос, по-волчьи...
Пока он говорил, я шла очень близко, касаясь его бедра правым боком, чтобы он чувствовал меня рядом, и знал, что я здесь, с ним. И он знал, и я видела, как тоненькая струйка боли перетекала от него ко мне, и я превращала эту боль в любовь, и возвращала эту любовь в его сердце.
Когда мы пришли в его большую полупустую квартиру, Игорь усадил меня в широкое зеленое кресло, посмотрел в глаза и сказал:
– Не уходи от меня. Пожалуйста. Или хоть сразу не уходи...
И я осталась. Сначала на день, потом ещё на один, потом на неделю... Я не могла уйти. Нельзя оставлять человека одного, когда он стоит на самом краю этого мира и в любой момент может шагнуть в бездну.Сообщение
Поэтому долгими ночами я была рядом с ним – слушала, впитывала его больной голос, возвращая его в жизнь.
Однажды он понял, что говорящие собаки всё-таки бывают. Редко, одна на миллион, но бывают, и отнёсся к этому спокойно. Ему было важно, что его слушают и понимают, и лечат боль, от которой он не мог дышать. А для этого мне совсем не обязательно было говорить, важно было – просто быть рядом. И, правда, просто...
Так прошёл почти месяц. Днём Игорь уходил на работу, а вечерами мы гуляли в сквере у его дома, и он был рад моему присутствию в своей жизни.
А потом наступил момент (я и не заметила, как это случилось), когда Игорь перестал вспоминать свою жену, и из его глаз почти исчезла боль – растворилась как-то, «сошла на нет», что ли. И я вдруг поняла, что привязалась к этому человеку – к его глуховатому голосу, к запаху его больших и добрых ладоней, и даже к его смешной привычке – разбрасывать по квартире свои вещи.
И ещё, я вдруг поняла, что очень хочу остаться с ним навсегда – ждать его с работы, гулять вечерами в скверике, и любить всех, кого любит он. В общем, я позволила себя приручить...
Когда в его жизни появилась женщина, я сразу поняла это и радовалась вместе с ним, и уже почти любила её, хоть и не видела ни разу. И ждала, когда же он приведёт её домой, и я увижу, наконец, какая она красивая.
Однажды в воскресенье Игорь ушёл куда-то рано утром и вернулся только к вечеру. Всё было как всегда – мы погуляли, потом пили на кухне чай с бутербродами, потом немножко послушали музыку... И всё же что-то было не так, какое-то напряжение висело в квартире по углам, как паутина, и на душе почему-то было неуютно и холодно. Я подошла к Игорю, посмотрела ему в глаза и сказала:
– Хочешь, я останусь с тобой? Насовсем?
Он не ответил, и его молчание превратилось в маленький ледяной камешек, который прыгнул мне прямо в сердце.
Игорь молчал долго. Потом сел на диван, опустил голову на руки и сказал:
– Видишь ли... не могу я взять тебя насовсем. Кажется, я скоро женюсь, а она..., – Игорь тяжело вздохнул, но закончил фразу – она не любит собак. Вот такие дела...
Я ничего не ответила ему. Я просто подошла к двери. Игорь открыл дверь, и я ушла, ни разу не оглянувшись.
Иногда по ночам, в своём сарайчике, я вспоминаю его голос, запах его рук, немножко грустную улыбку... Я не держу на него обиды. Просто скучаю и знаю, что никогда не вернусь.»
Берта замолчала.
Я подошла к окну. Было совсем темно, и снег пошёл ещё гуще, белые хлопья кружились быстрее и быстрее – начиналась метель.
Кажется, я всё-таки плакала. Жгучая смесь вины и раскаяния срывала с меня все защитные оболочки, пока, наконец, не осталась одна Саднящая, Голая и Беззащитная Душа.
Голос Берты прозвучал как спасательный круг:
– Теперь я расскажу тебе о Белых Эльфах. Эти маленькие волшебники прилетают к нам накануне Рождества из Далекой Снежной Страны. Они мчатся к тем, кому одиноко и грустно. Посмотри, как в ярком свете фонаря сверкают их серебряные шпаги. Белые Эльфы совершают обряд Сбывшейся Надежды. Утром ты проснёшься, увидишь белые крыши, белые улицы, и почувствуешь, что твои раны перебинтованы, а жизнь можно начать с белого листа, потому что в это Рождество Белые Эльфы прилетали для тебя.
Я села на пол рядом с Бертой. Всё-таки я ещё плакала. И уже знала, что мы с ней не расстанемся. Потому что она пришла ко мне – насовсем.
