Давным-давно один ученик дзен процитировал своему учителю старинный буддийский стих, в котором говорится: «Голоса всех стремнин принадлежат одному величественному языку, львы среди холмов составляют чистое тело Будды». «Это так?», - спросил он учителя. «Так»,  - ответил учитель: «но слишком упрощенно.»

Конечно, было бы гораздо лучше пояснить сущность сегодняшней лекции отказом от всякого разговора вообще, как если бы я обратился к вам на манер древних учителей дзен, стукнув веером по микрофону и удалившись. Но у меня есть некоторое ощущение, что, поскольку вы вынесли вклад в поддержку этого дзен центра, ожидая что-то узнать, то несколько слов следует сказать, хотя я должен предупредить вас, что, объясняя эти вещи, я подвергну вас очень серьёзному обману.

Потому что, если я позволю вам уйти сегодня под впечатлением, что вы что-то поняли в дзен, то значит вы ничего не поняли. Потому что дзен – это образ жизни, состояние вещей, которые невозможно охватить никакой концепцией, поэтому все концепции, все идеи, все слова, которыми я сегодня буду пользоваться, будут преследовать единственную цель - показать вам ограничения слов и размышлений.

Теперь, если быть обязанным сказать что-либо о том, что такое дзен, а я хочу сделать это в виде введения, я должен подчеркнуть, что, по существу, дзен не является учением. В нём нет ничего, во что вы должны поверить. Он не является и философией в нашем понимании её как набора идей, интеллектуальной сетью, которой пытаются поймать рыбу реальности. На самом деле рыба реальности больше похожа на воду – она всегда просачивается через сеть. А в воде, как вы знаете, если в неё попадаете, то не за что уцепиться. Вся наша вселенная похожа на воду: она текучая, она переходящая, она изменчивая. Когда вас выбрасывает в воду после долгой привычки жить на суше, вам незнакома сама идея плавания. Вы пытаетесь встать в воде, вы пытаетесь ухватиться за неё и в результате тонете. Единственный способ выжить в воде, и это особенно касается вод современного философского смятения, когда бог мертв, метафизические предположения бестолковы, и фактически не за что уцепиться, потому что мы просто разваливаемся на части. Единственное, что можно сделать в таких обстоятельствах, это научиться плавать. А чтобы плыть, вы должны расслабиться, всё отпустить, отдаться воде, и вы должны знать, как правильно дышать. Тогда вы обнаружите, что вода начнет удерживать вас, и в действительности некоторым образом вы сами становитесь водой. Точно также, если кто-то попытается – снова я выражаюсь неправильно – свести дзен к какой-то концепции, то она, по-простому, будет такой:

Что в нашей вселенной есть одна великая энергия, для которой у нас нет названия. Люди пытались по-разному назвать её: то Бог, то Брахман, то Дао, но на западе слово Бог приобрело такое множество забавных ассоциаций, что многим из нас оно наскучило. Когда произносят «Бог, отец всемогущий», у многих людей возникает внутренний смех. Поэтому нам хочется услышать новые слова: Дао, Брахман, Шинто,  __-__-__ и другие необычные восточные названия, потому что они не несут с собой ассоциации слащавого ханжества и смешных толкований из прошлого. Но в действительности некоторые из этих слов, которыми пользуются буддисты для наименования основной энергии мира, по существу ничего не означают. Санскритское слово «татата», которое переводится как «таковость» или как-то вроде этого, в действительности означает нечто типа «дадада», содержа в основе санскритское слово «дат», которое обозначает «то», и на санскрите говорят «дат лам аси», что значит «это твое искусство», или по-современному «это есть ты». Но «да-да» - это первые звуки, которые произносит ребёнок, входя в этот мир, потому что ребёнок смотрит вокруг и говорит «да, да, да», а отцы льстят себе, думая, что он говорит «ДаДа», что значит Daddy– папа. Но согласно буддийской философии вся наша Вселенная – это одно «дадада». Это значит «десять тысяч функций, десять тысяч вещей, одна таковость», и мы все составляем одну таковость. И это значит, что таковость приходит и уходит как всё остальное, потому что целый мир – это система включено-выключено. Как говорят китайцы, это янь и инь, и поэтому мир работает как «вот ты видишь его, вот ты не видишь его, вот ты есть, вот тебя нет, вот ты есть», потому что такова природа энергии, быть похожей на волны, а волны имеют гребни и впадины, только мы, находясь в состоянии какого-то сна или иллюзии, представляем, что впадина переборет волну или её гребень; инь, как темная составляющая, одержит верх над янь, как светлой составляющей, и что в конце концов «выкл.» победит «вкл.».  И мы – скажу так – задиристо позволяем себе пребывать в этой иллюзии. «Ох, если тьма победит, это же будет ужасно!» Поэтому мы постоянно дрожим и беспокоимся, что это может произойти, потому что, в конце концов, не странно ли что всё вообще существует? Это слишком особенно, на это требуются усилия, на это требуется энергия, и было бы гораздо проще, если бы ничего не существовало. Поэтому мы думаем: «Ну хорошо, так как есть бытие, так как свойство вещей быть требует так много усилий, ты всегда сдаешься через некоторое время и скатишься снова в небытие.» Но смерть - всего лишь другая сторона энергии, это передышка, когда вокруг ничего нет, и это же состояние создает что-то вокруг, точно так же, как вы не можете иметь «твердое» без «пустоты», а «пустоту» без «твердого». Когда вы пробуждаетесь к осознанию этого и понимаете, что чем больше что-то меняется, тем больше оно становится тем же самым, как говорят французы, что вы в действительности есть процессный ряд этой одной энергии, и нет ничего другого кроме вас, но так как всегда быть вами было бы невыносимо скучно, то всё устроено так, что через какое-то время вы перестаете быть собой и затем появляетесь снова как кто-то совершенно другой, и обнаружив это, вы наполняетесь энергией и удовольствием. Как сказал Блэйк: «Энергия – это вечное удовольствие». И вдруг вы понимаете всю эту бутафорию. Вы осознаете, что вы есть ЭТО – мы не будем присваивать имена – вы есть ЭТО и не можете быть ничем другим. Так вы освобождаетесь от фундаментального страха. Это не значит, что вы навсегда становитесь бесстрашным героем и не будете вздрагивать при хлопке, что не будете иногда беспокоиться, не будете срываться. Однако, это значит, что на фундаментальном уровне глубоко, глубоко, глубоко внутри вас вы способны быть человеком, а не каменным Буддой. Вы может слышали, что в дзен ставят разницу между живым Буддой и каменным Буддой. Если вы подойдете к каменному Будде и сильно ударите его по голове, то ничего не произойдет. Вы лишь сломаете свою руку или палку. Но если вы ударите живого Будду, то он может воскликнуть «ой!» и почувствовать боль, потому что, если бы он ничего не чувствовал, он не был бы человеком. Будды являются людьми, они не дэвы, они не боги. Это просветленные мужчины и женщины. Но штука в том, что они не боятся быть человечными, они не боятся принимать на себя боль, трудности и заботы, которые естественным образом сопровождают человеческое существование. Единственное отличие – и это отличие почти не обнаружимо – один из них распознает другого. Как в одной дзен поэме говорится: «Когда два мастера дзен встречаются на улице, им не нужно представляться друг другу. Когда встречаются два злодея, они тут же узнают друг друга.» Поэтому тот человек, который очень искушен в дзен, понимает это и не сообщает вокруг: «О, я разбираюсь в дзен, я достиг сатори, я постиг одно, я постиг другое, я постиг третье», - потому что, если он так говорит, то он совершенно ничего не понимает в этом.

Это дзен, выражаясь метафорически, когда Джонджо сказал: «Истинный человек пользуется своим разумом как зеркалом. Оно ничего не держит, ни от чего не отказывается. Оно принимает, но не хранит.» В другом стихотворении говорится о диких гусях, летящих над озером: «У диких гусей нет намерения отразиться в воде, а у воды нет желания удержать их изображение.» Другими словами, облекая сказанное в строгую современную идиоматическую форму, это означает жизнь без цепляния. Слово «цепляние» (англ. - hangup) – почти точный перевод японского слова «боно» и санскритского «клеса», обычно переводимых как «пристрастие к словам», хотя это звучит немного – вы понимаете, о чём я – это звучит ханжески, а в дзен о ханжески звучащих словах говорят, что они воняют дзен. Но жить без цепляния – это значит быть способным парить как облако и течь как вода, видя, что вся жизнь представляет собой величественную иллюзию, плоскость энергии, и в ней совершенно нечего бояться. На фундаментальном уровне. На поверхности вы будете испытывать страх. Вы будете бояться совать свою руку в огонь. Вы будете бояться заболеть и т.п. Но вы не будете бояться страха. Страх пройдет через ваше сознание как отражение черного облака в зеркале. Но, конечно, зеркало не лучшая иллюстрация - пространство подойдет лучше: подобно черному облаку, прошедшему сквозь пространство и не оставившему никакого следа. Как звезды не оставляют за собой никаких следов. Вот эта фундаментальность – она называется «пустотой» в буддизме, но она не подразумевает пустоту в обычном смысле как отсутствие чего-либо. Она подразумевает пустоту как самую реальную из существующих вещей, которую никто не может постигнуть. Похожая ситуация возникает между громкоговорителем в радио и различными звуками, которые он воспроизводит. От громкоговорителя вы слышите человеческие голоса, разнообразные музыкальные инструменты, гудки автомобилей, дорожные звуки, выстрелы, но все это звуковое разнообразие является вибрацией одной диафрагмы, хотя об этом никогда не сообщается. Диктор не начинает вещание поутру словами: «Дамы и господа, все звуки, которое вы услышите сегодня на протяжении дня, являются вибрациями диафрагмы вашего радио; не воспринимайте их за реальные.» И радио никогда не рассказывает о своём устройстве, так ведь? Точно так же, вы никогда не в состоянии сделать объектом изучения своё сознание, аналогично тому, что вы не можете посмотреть себе в глаза и прикусить свои зубы, потому что вы и ЕСТЬ это, и если вы пытаетесь обнаружить себя, чтобы приступить к владению, то какая же это неуверенность в себе! Это показывает, что на самом деле вы не понимаете «Это». Когда вы являетесь «Это», вам ничего не нужно предпринимать по этому поводу. Нечего искать. Проверкой станет, продолжаете ли вы все еще искать? Поняли ли вы? Я имею в виду не знание, которым вы обладаете, не то, что вы могли бы выучить в школе и за что получить аттестат, не то, что «я проработал содержание этих книг и запомнил его». В этом понимании не надо ничего запоминать, не надо ничего формулировать. Лучше всего будет, когда вы скажете: «Я не знаю.» Потому что это означает: «Я не держусь за это, я не пытаюсь зацепиться за это на концептуальном уровне», - потому что абсолютно нет никакой необходимости делать это. На языке дзен это как «сложить ноги на змею», или «борода для евнуха», или, как мы бы сказали, «позолотить лилию». 

Тогда вы скажете: «Хорошо, звучит достаточно просто. Вы хотите сказать, что нам нужно лишь расслабиться? Нам больше не нужно суетиться и стремиться за чем-то? Мы отказываемся от религии, мы отказываемся от медитации, мы отказываемся от этого, того, третьего, и просто как-то живем? Просто продолжаем жить?». Знаете, что отец отвечает своему ребёнку, который постоянно спрашивает: «Почему? Почему, почему, почему, почему, почему, почему? Зачем Бог создал вселенную? Кто создал Бога? Почему деревья зелёные?», - и т.д. и т.п., пока отец наконец не говорит: «Да замолчи ты и ешь свою булку!» Вот потому что так, потому что всё устроено таким образом:

Все люди, которые пытаются понять дзен, ничего не делая, всё равно пытаются найти его, и они следуют по неправильному пути. Есть еще одна дзен поэма, в которой говорится: «Вы не можете постичь размышлением, но вы не можете схватить, не размышляя». Или можно сказать, что вы не можете ухватить смысл дзен какими-то действиями, но также вы не сможете увидеть смысл, ничего не делая, потому что оба способа по-разному будут попытками передвинуть вас оттуда, где вы сейчас, куда-то еще, а штука в том, что мы достигнем понимания того, что я называю таковостью, только находясь полностью здесь. Ничего не требуется, чтобы оставаться полностью здесь. Никаких активных средств, с одной стороны, никаких пассивных средств, с другой стороны. Потому что обоими этими способами вы пытаетесь уйти от непосредственного сейчас. Но вы видите, как трудно объяснять на таком языке. Чтобы понять, о чём это всё, в действительности требуется одно абсолютно необходимое предварительное условие – надо перестать думать. Здесь я не говорю о том, чтобы становиться анти-интеллектуалом, так как я сам много думаю, много говорю, пишу много книг, я наполовину состоявшийся ученый. Но, понимаете, если вы всё время говорите, вы никогда не услышите, что хотели сказать другие, и поэтому вы всё время вынуждены будете говорить только о своем разговоре. То же самое относится к людям, которые всё время думают. Я пользуюсь словом «думать», подразумевая разговор с самим собой, внутреннюю беседу, постоянную болтовню из символов и картинок, произнесение слов внутри черепной коробки. Если вы заняты этим постоянно, тогда вы обнаружите, что вам не о чем думать, кроме вашего думания, и точно так же, как вы должны перестать говорить, чтобы услышать то, что я хочу сказать, вы должны перестать думать, чтобы получить представление о жизни. Как только вы перестаете думать, вы тут же входите в контакт с тем, что Коржибски красиво назвал «несказанным миром», то есть невербальным миром. Кто-нибудь назвал бы его физическим миром, но слова «физический», «невербальный» принадлежат к концепциям, а здесь нет никакой концепции, это - [ударяет в гонг]. Поэтому, когда вы пробуждаетесь для этого мира, вы вдруг обнаруживаете, что так называемые различия между собой и остальным, между жизнью и смертью, удовольствием и болью являются концептуальными, и их нет в этом мире. Их совсем нет в мире, который [звук гонга]. Другими словами, если я вас сильно ударю, то «ой!» не вызывает боль, когда вы находитесь в состоянии отсутствия мыслей. Вы что-то испытываете, но вы не называете это «боль». Это как когда вы были маленьким ребёнком и вас болтали из стороны в сторону, а вы ревели; вам говорили: «Не реви!», - потому что хотели причинять вам боль, но чтобы вы при этом не ревели. Люди достаточно интересны при подобном поведении. Вы ведь понимаете, что они реально хотели, чтобы вы плакали. Точно так же, как когда у вас однажды произошла отрыжка – очень полезно отрыгнуть, если вы съели что-то не совсем подходящее для вас, - но ваша мама воскликнула «Фу!» и заставила вас давить позыв и чувствовать, что отрыгивать совсем не хорошо. Поэтому в последствии, когда вы видите, что люди умирают, и все кругом начинают плакать и поднимать суматоху, вы узнаете, что смерть – это ужасно. Когда кто-нибудь начинает болеть, остальные начинают суетиться, и вы узнаете, что болеть тоже очень плохо. Вы обучаетесь этому концептуально.

Теперь, что касается существования в практике дзен того, чем мы занимались перед этой лекцией – занятие дзадзен, дзен сидя. Между прочти, кроме дзадзен есть еще три разновидности дзен: дзен стоя, дзен при ходьбе и дзен лежа. В буддизме говорят о четырех достоинствах человека: ходьба, стояние, сидение и лежание. И говорят: когда сидишь, то просто сиди. Когда шагаешь, то просто шагай. Что бы ты не делал, выполняй без колебаний. На самом деле, конечно, ты можешь колебаться, если действительно хорошо колеблешься. Когда старого мастера Хиакажо спросили: «Что такое дзен?», - он ответил: «Когда голодный – ешь, когда уставший – спи.». «Но, разве так не поступают все?», - снова спросили его. «Ах, нет», - сказал он: «ничего подобного все не делают. Когда они голодны, они не просто едят, а занимаются еще множеством других дел. Когда они уставшие, то не просто спят, а предаются всевозможным снам». Понимаю, что приверженцам Юнга это не понравится, но наступает время, когда ты пересмотрел уже все сны, и их больше не осталось. Ты спишь глубоко, и дыхание начинается от пяток. Вот почему дзадзен, или дзен сидя, очень и очень подходящая вещь для западного мира. Мы развиваем слишком большую деятельность.  Это нормально, мы находимся в активном состоянии, и наши действия дали хорошие результаты. Но Аристотель как-то давно заметил, и эта мысль одна из тех, из-за которых он знаменит. Он сказал: «Цель действия в созерцании». Другими словами, занятость, занятость, занятость, занятость, занятость, но ради чего? Особенно когда люди загружены, потому что они считают, что они СЛЕДУЮТ куда-то, что им нужно чего-то достичь и чего-то приобрести. Есть множество причин чем-то заниматься, даже если вы никуда не стремитесь. Если вы поступаете как в танце, или в пении, или при музыкальной играете, то вы на самом деле никуда не направляетесь, вы совершаете чистое действие. Но если вы действуете с мыслью в голове, что в результате вашего действия вы окажитесь в каком-то месте, где всё будет замечательно, тогда вы находитесь в беличьем колесе, безнадежно прокляты тем, что буддисты называют самсарой – колесом или крысиной гонкой рождения и смерти, потому что вы считаете, что куда-то идете. Вы уже там! Только тот человек, который обнаружил, что он уже там, способен действовать, потому что он не предпринимает лихорадочных действий с мыслью, что куда-то должен попасть. Он поступает так, как будто может в данный момент заниматься медитацией при ходьбе, когда мы шагаем не из-за того, что нужно очень и очень спешить к точке назначения, а потому что приятно идти. Сама прогулка является медитацией. Когда вы наблюдаете за походкой буддийских монахов, она очаровательна. В Японии они совсем по-другому ходят, чем все остальные. Большинство японцев шаркают при ходьбе или, если они одеты в западную одежду, они бегают и суетятся как мы. Монахи дзен обладают особым покачиванием при ходьбе, у вас возникает ощущение, что они идут как кошки. В их походке нет неуверенности, они чётко следуют по пути без рассеивания по сторонам, они шагают чтобы шагать. Это и есть медитация при ходьбе. Дело в том, что невозможно действовать творчески без опоры на покой. Или не имея сознания, которое способно время от времени прекращать думать. Занятия таким сидением (дзазден) могут сначала показаться очень трудными, потому что, когда вы садитесь как буддисты, ваши ноги начинают болеть.  Большинство западных людей начинают елозить, потому что им скучно сидеть так долго, но им скучно из-за того, что они продолжают думать. Если бы вы не думали, вы не заметили бы ход времени, и, кстати, не только скука прошла бы, но весь мир без болтовни предстал бы удивительно интересным. Самые обычные виды, звуки, запахи, текстура теней на полу перед вами. Все эти вещи, не будучи называемыми и обозначаемыми словами «вот это тень, то вот красное, то вот коричневое, вот чья-то нога». Когда вы перестаете называть вещи, вы начинаете видеть их.  Потому что, например, когда человек говорит: «Я вижу лист», - сразу же появляется мысль о предмете заостренной формы, очерченной чёрной линией и однородно заполненной зелёным цветом. Ни один лист так не выглядит. Нет таких листов – листы не зелёного цвета. Вот почему Лао Цзы сказал: «Пять цветов делают человека слепым, пять нот делают человека глухим.» [на востоке чаще использовалась пентатоника – прим. перев.], - потому что, если вы способны видеть только пять цветов, значит вы слепы, и, если вы способны слышать только пять нот в музыке, значит вы глухи. То есть, если вы заталкиваете звук в пять нот, заталкиваете цвет в пять цветов, тогда вы слепы и глухи. Мир красок бесконечен, так же, как и мир звуков. И только прекратив цепляться за концепции в мире красок и в мире звуков, вы наконец начнёте слышать и видеть его.

Так что это – смею ли я применить слово «дисциплина» - посредничество или дзадзен лежит в основе экстраординарных способностей людей дзен в развитии таких искусств как садоводство, чайная церемония, каллиграфия, великолепная живопись времен династии Сун и японская традиция Суми. Это потому что, особенно в чайной церемонии, которая в буквальном смысле, звуча по-японски «ча-но-йу», обозначает «горячая вода чая», они нашли в самых обычных вещах повседневной жизни магию. Словами поэта Хокоджи: «удивительная сила и сверхъестественные возможности, черпая воду, нося дрова». Вы знаете, как иногда можно произнести слово и сделать его бессмысленным, например, вы берёте слово «да» - да, да, да, да, да, да, да, да. Оно становится смешным. Вот почему в занятиях по дзен используют слово «му», означающее «нет». Му. Долгое время вы слушаете его, и оно перестает что-либо значить, оно становится магическим. Теперь, что вы должны осознать при дальнейшем продолжении дзадзен… Но, позвольте мне сначала предварительно сказать, что самый легкий способ перестать думать – это начать думать о чём-нибудь, что не несёт в себе смысла. Вот зачем я говорил о «му» и «да», или подсчете своих вздохов, или слушания звука, который не несет в себе какого-либо значения, потому что этим останавливается ваше думание, и вы очаровываетесь звуком. Затем, когда вы настроились и становитесь только этим звуком, наступает момент, когда звук можно убрать, а вы остаетесь полностью открытыми. В этот момент наступит разновидность предварительного так называемого сатори, и вы подумаете: «ух ты, вот оно!». Вы будете так счастливы, будете ходить по воздуху. Когда Судзуки Дайсэцу спросили, на что похоже ощущение сатори, от сказал: «Ну, это как обычные, повседневные ощущения, только два дюйма над землей.» Но есть и другая поговорка, что ученик, обретший сатори, как стрела летит прямо в ад. Здесь нет никакого сатори, потому что любой, кто испытывает духовное переживание, достигнуто ли оно через дзадзен, или через ЛСД, или что-нибудь иное, что дает вам это переживание, если он попытается ухватиться за него, говоря «теперь я достиг его», то оно тут же улетает в окно, потому что в ту минуту, когда вы хватаете живое, это будет как схватить в кулаке воду, чем сильнее вы сожмете, тем быстрее она просочится сквозь пальцы. Нет ничего, что можно было бы удержать, потому что вам НЕ НУЖНО ничего удерживать. У вас это есть с самого начала. Потому что с помощью разных методов медитации вы можете увидеть это, но проблема в том, что люди выходят из медитации и хвастаются, говоря «я видел это». Одинаково невыносимы люди, которые изучают дзен, а потом выходят к друзьям и хвастаются, как ныли у них ноги, как долго они сидели, и как всё это было ужасно. От них тошнит.  Потому что дисциплинарная сторона этого дела не включает намерения быть сколь-нибудь ужасной. Занятия не делаются в мазохистском или садистском духе: страдания закаляют характер, поэтому страдания полезны для вас. Когда я ходил в Англии в школу, в образовании существовало предубеждение, что страдания закаляют характер, поэтому все мальчики старших классов вольны были лупить младших школьников с чистой совестью, так как оказывали им услугу. Младшим было полезно, это ставило их характер, и в результате такой позиции слово «дисциплина» стало пованивать. Оно воняет уже давно. Нам нужен какой-то совершенно другой подход, потому что без спокойствия и возможности действовать без стремления жизнь превращается в мешанину. Когда вы, наконец, всё отпускаете, потому что и не за что держаться, вам нужно быть осторожным, чтобы не стать размазнёй. Позвольте дать два противоположных примера. Когда вы просите людей лечь на пол и расслабиться, вы обнаружите, что большинство из них остаются при полном внимании, потому что они не полностью верят, что пол будет держать их, и поэтому они держат себя в руках, они напряжены. Но есть и другие люди, которые по просьбе лечь и расслабиться ведут себя как мокрая тряпка. Человеческий организм – это тонкая комбинация твердого и мягкого, плоти и кости. Та сторона дзен, которая имеет отношение ни к действию, ни к бездействию, но в которой вы тем не менее осознаёте, что вы есть Это, и вам не нужно его искать, это дзен-плоть. Но другая сторона, по которой вы можете вернуться в мир с той же позицией ненужности поиска и пониманием, что вы есть Это, и без распада на части – эта сторона требует кость. Одна из самых трудных проблем – она, конечно, относится к поколению, о котором мы все имеем представление, и которое главенствовало некоторое время назад, – когда люди увлеклись дзен и начали порождать живопись «всё-сгодится», скульптуру «всё-сгодится», стиль жизни «всё-сгодится». Теперь, я думаю, мы излечиваемся от этого. Во всяком случае наши художники снова начинают возвращаться к красоте, к великолепной ясности и ярким краскам. Не было ничего подобного со времен витражных стёкол Шартра. Это хороший знак. Но для этого требуется ежедневное пользование свободой, и я не говорю о политической свободе. Я говорю о той свободе, которая приходит, когда вы понимаете, что вы есть Это на веки вечные. И будет прекрасно, когда вы умрёте, потому что произойдет смена обстановки, и Это вернется как-то по-другому. Когда вы знаете об этом, и вы поняли мираж, тогда будьте настороже, потому что могут оставаться некоторые семена враждебности, некоторые семена гордыни, некоторые семена желания унизить других людей, или желание просто отметать всё обычное устройство жизни.

Вот почему в распорядке дзен монастыря предусмотрены различные обязанности. Новичкам даются легкие задания, но чем старше вы становитесь, тем от вас требуется более тяжелая работа. Например, Роши очень часто доставалась чистка «бенджо», туалета. Везде поддерживается порядок. Он прекрасен и обладает почти царственной эстетикой, потому что этот постоянный порядок призван не позволить огромной свободной энергии, содержащейся в системе, неистовствовать. Понимание дзен, понимание пробуждения, понимание – мы можем сказать – мистического опыта – одна из самых опасных вещей в мире. Для человека, который не способен совладать с ним, это похоже, как будто к вашей электробритве подвели напряжение в миллион вольт. Ваш мозг взрывается и остается взорванным. Если вы свалитесь на этот путь, то это в буддизме называется «пратьекабудда» - «личностный будда». Он уходит в трансцендентальный мир, и больше его никто не видит. С точки зрения буддизма он совершил ошибку, потому что с точки зрения буддизма нет никакого фундаментального различия между трансцендентальным миром и повседневным миром. Бодхисаттва – это тот, кто не уходит в нирвану и остается там на веки вечные, а возвращается и живет обычной повседневной жизнью, помогая другим осознать мир, но при этом он возвращается в него не потому что он чувствует что-то вроде великой обязанности помочь человечеству или подобную набожную ерунду. Он возвращается потому, что он видит одинаковость этих двух миров. Он смотрит на всех остальных людей как на будд. Он видит их, словами Г.К. Честертона, так: «величественен каждый кивок человека на улице, где в странных демократиях передвигаются миллионы масок бога». Фантастично смотреть на людей и видеть, что в действительности где-то в глубине они просветленны. Они тоже Это. Они являются лицами божества. Они смотрят на вас и говорят про себя: «Ах нет, я не божественен. Я всего лишь моё маленькое я». Вы насмешливо смотрите на них и видите в их глазах выглядывающую природу будды, она глядит прямо на вас и говорит, что она не она, при этом говорит вполне серьёзно. Вот почему, когда вы предстаете перед великим гуру, дзен мастером или кем-то еще, у него сверкает насмешка в глазах. Когда вы говорите: «У меня проблема, гуру. Я совсем запутался, я не понимаю», - он странно смотрит на вас, и вы думаете: «О, боже, он читает мои самые сокровенные мысли. Он видит все мои плохие черты, всю мою трусость, все мои недостатки.». Но он ничего подобного не делает, он даже не интересуется подобными предметами. Он смотрит – если разрешите мне пользоваться индуской терминологией – он смотрит на Шиву внутри вас, говоря: «Ну бог ты мой, Шива, ну хватит уже, а?»

Так что бодхисаттва – я предполагаю наличие какого-то знакомства с буддизмом в этой аудитории – бодхисаттва отличается от пратьекабудды,  бодхисаттва не уходит в нирвану, он не уходит в вечный отрешенный экстаз, он не переходит в какое-то кататоническое состояние самадхи. Хотя это тоже нормально. Есть люди, которые могут так поступить, это их предназначенье. Это их специализация, точно так же как длинный предмет представляет длинное тело Будды, а короткий предмет представляет короткое тело Будды. Но если вы действительно сведущи в дзен, буддийское понимание просветления не выражается ни через идею трансцендентного, ни через идею обычного. Ни в терминах бесконечного, ни в терминах конечного. Ни в терминах вечного, ни в терминах временного, потому что это всё концепции. Но позвольте мне снова подчеркнуть, я не выступаю с наставлениями об обычной жизни, как школьный учитель резонно и методично, говоря: «Если вы ХОРОШИЕ люди, то вот так вам и следует поступить». Бога ради, не будьте хорошими людьми. Но дело в том, что пока у вас нет этой базовой системы координат о некоем порядке, о некой дисциплине, сила освобождения разорвет мир на куски. Это слишком сильный электрический ток для проводника. Поэтому чрезвычайно важно смотреть за пределы экстаза. Экстаз – это мягкая и любвеобильная плоть, которую можно обнимать и целовать, и это очень здорово. Но за пределами экстаза есть кость, которую мы называем твердыми фактами. Твердые факты повседневной жизни, хотя, мы не должны забывать упоминать и о мягких фактах; их множество вокруг. Твердый факт, как мы понимаем, в том, как выглядит мир в обычном повседневном состоянии сознания. Понять, что в действительности он не отличается от мира высшего экстаза, можно так:

Предположим, как это часто имеет место, вы считаете экстаз откровением, узрением света. Есть дзен поэма, в которой говорится: «Внезапный удар грома. Дверь сознания распахивается, а там сидит обычный старый человек.»

Понимаете? Внезапное прозрение. Сатори! Прорыв! Вау! Распахиваются двери сознания, а там сидит обычный старый человек. Все тот же маленький вы, видите? Сверкают молнии, сыплются искры. Моргнув, вы пропустили. Почему? Из-за этого света. Свет, свет, свет, каждый мистик в мире «увидел свет». Эта сверкающая, ослепительная энергия, ярче тысячи солнц, она всё затмила. Представьте это. Представьте, что вы видите его. Как вы видите ореолы вокруг будд. Как вы видите дающую блаженство сцену в конце Дантовской «Божественной комедии». Пылкий, пылкий свет, настолько яркий, что похож на чистый свет пустоты в Тибетской Книге Мертвых. Он даже за пределами света, настолько он ярок. И вы наблюдаете, как он удаляется от вас. И вот по краям, подобно как на громадной звезде, появляется ободок красного. А за ним ободок оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, синего, фиолетового. Вы видите, как это величественное солнце становится грандиозной мандалой, а за фиолетовым появляется чёрный цвет. Чёрный как обсидиан, не просто чёрный, а прозрачно чёрный как лак. И опять, проблескивая из черного, как янь исходит из инь, виден ещё свет. Идёт, идёт, идёт. Наряду со светом появляется звук. При белом свете звук был так громок, что вы не могли его слышать, он был настолько пронзительный, что отключил уши. Но с появлением красок звук пошел вниз по гамме гармоническими интервалами, вниз, вниз, вниз, вниз, пока не дошел до грохочущей основы, вибрации которой стали казаться твердыми, и вы начали постигать аналогичный спектр текстур. Всё это время вы наблюдаете за этим, как за чем-то уходящим вдаль. «Но,», - говорит оно: «это еще не всё, на что я способно», - и лучи начинают танцевать, а звук тоже начинает перекатываться по мере удаления, и текстуры начинают видоизменяться, и вам говорят, что пока вы смотрели это всё в плоскости, как я описываю, а давайте-ка добавим третье измерение – оно тут же появляется для вас. Тем временем, всё это говорит, что им не хочется просто так всё это крутить, и они собираются создавать маленькие завитки. Оно говорит: «Ну, это только начало!» Появляются углы и повороты, и внезапно вы видите, что все эти мелкие детали стали настолько интенсивными, что то, что вам ранее представлялось основными фигурами, оказалось наполненным всевозможными разновидностями маленьких второстепенных фигур, а звук начинает расцветать разными удивительными нюансами и звучит уже во всех местах, и всё это идёт, идёт, идёт, и вам уже кажется, что вы сойдёте с ума, как вдруг всё преобразуется в… нас, конечно, сидящих здесь.

Спасибо за внимание.

(источник)