Jul. 30th

У всех в головах одни и те же темы, ритмы, мелодии,
и даже списки в телефонных книжках – вроде,
такие же, впрочем, никогда не сравнивал телефонные книжки;
открываешь старые дневники – со страниц пахнет улицами,
верхним ли, нижним
проездом, парикмехерской, где выдают, как парики, стрижки,
и женщины, у которых один ответ: «всё разрулится».

Кажется, господи, мамочка, папочка, все никогда-никогда не изменится.
Кажется, птицы всегда летают одними и теми же небоходами.
Под ними море большое и чистое, как шипучка с таблеткой, пенится.
Да, девочка-дамочка, мы разберемся со всеми невзгодами.

Бабушка беззубо смеется: а как там свежий газетный номер? –
уже прислан;
а президент, вице-президент и его потомок – еще ль не помер? –
хмурюсь кисло;
подайте мне в буквах газеты и прочем высшего смысла,
я готов читать его в самых сложных знаках, в любой содоме;

только бы в ладошку мокрую (сопли; слезы) собрать чего интересное,
поинтереснее, чем то, что собирают обычные дворовые дети;
иначе зачем жить?
Мама говорит: живи для людей, но фраза пресная,
по мне, так если ты ничего фейерверкодушевзрывательного не встретил,
то тебе нечем и дорожить.

Лучше за деньги вывести на простор свой катамаран
и пойти проведать географию прочих стран.
Как она там, старая,
не окочурилась ли без нас?
Люди не как акулы: плывут парами,
тренируя кроль, баттерфляй и брас.

А ты, как король, сидишь в своем катамаране:
тебе всё ничего, всё по фигу, всё по плечу.
Жизнь – такое непонятнозачемное балансирование на грани,
как в поговорке, мол, живи-не-хочу.

Только иногда поднимаешь голову, весь в сомнениях или без,
а там чайки сложились в слова простого наречия:
God’s message (00:00:00): please authorize my request.

Ну и молчишь офигевше. И даже сказать нечего.