Среди роскошных и ещё более богатых домов, построенных москвичами и тверитянами
в нашей деревне, стоит напротив нас
это традиционно русское жильё, которому никак не меньше ста лет

Принадлежит изба Вере Андреевне Дрожжиной-Ефремовой
- внучке прославленного тверского поэта-просветителя,
очень искреннего и страстного человека
Спиридона Дмитриевича Дрожжина

У деда и внучки похожи не только избы в четыре окна, которые в Великой Твери встречаются
далеко не везде, но и характеры

Мы дружим: у Веры Андреевны есть собака и три кошки. Хозяева наши помогают друг другу
косить траву, убирать снег и, конечно, ходят друг к другу в гости на чай или на что-нибудь покрепче.
Соседка - великолепная кулинарка и искусная рукодельница,
а на праздники может и сплясать, и спеть множество песен,
в том числе, разумеется, на слова своего великого деда.
От него унаследовала она такие бесконечное трудолюбие, прямоту и чистоту чувств, что, как
папа Саша говорит, даже стыдно становится за
столичные "нервные и недужные связи, дружбы ненужные",
с которыми давно пора кончать

http://www.newsru.com/russia/01dec2012/russia1040.html
Только успеваем снег убирать.
Соседи, забыв про распри, друг другу помогают чем можно.
Никакого подвоза, понятное дело, нет.
Хорошо, что в КИСе продовольствия ещё на несколько дней.
Надеемся, что на этом
обещанный конец света и завершится

Сергей, 29 лет, рабочий конаковского "Межрайгаза",
устанавливал в КИСе газовое отопление,
попринюхался-спросил:
"Зверей-то у вам много? У нас в избе, где я родился, двенадцать кошек, кроме собак, было,
родители, я с братьями, сёстрами кормили их, тискали".
Хозяин провёл Сергея в только что отделанную комнату:
"Вот только здесь как раз двенадцать кошек" - "Хорошие, милые вы мои,
дайте я вам поцелую, поглажу. А ты, хозяин, не забудь для них вентиляцию сделать,
не должен у кошаков воздух застаиваться.
Народ здесь другой стал, жестокий, ни о чём многие, кроме денег, не думают.
А у меня в обыкновенной квартире в Редкино две собаки, три кошки, попугай и двое детей.
И как детей без этих собак-кошек можно
нормальными людьми воспитать?"

« … Прошло два года. Тина исправно ловила мышей на пятом этаже нашей «сталинки» и жила сыто-мурлычно.
В свободные от «работы» часы, жмурясь на солнышке, она возлежала на широком карнизе перед кухонным окном,
наблюдая за потоком городского транспорта.
И, кстати, троллейбусы ей нравились больше всего, потому что от их рожек по проводам бежали солнечные зайчики,
а, может, и по другой причине, ведомой только ей.
Каждые полгода Тина исправно - живя на пятом этаже! - приносила в дом разноцветную радость.
Как аист.
Дети у неё были на редкость красивыми и, проблем пристраивать их не было

Первый окот мы запомнили надолго. А дело было так.
25 февраля 2002 года. Сижу я дома, готовлюсь к участию в конкурсе на проект озеленения парка, тороплюсь, работу обещала сдать сегодня.
Кошка моя, давно беременная, лежит рядом, наблюдая за кисточкой, которую я то и дело макаю в банку с водой.
Звонит телефон, это начальство осведомляется о моей успеваемости. И тут у Тины начинается!
Она кричит, мечется в предродовых схватках, бросается на колени ко мне, просит помощи.
Работа побоку, я успокаиваю Тину и готовлю коробку-гнездо. Время идёт, кошка никак не рожает. Меня начинают дёргать звонками с требованиями сдать работу.
И в это время, сшибая всё на пути своём, Тинка с неистовой силою лезет на рабочий стол с акварельными эскизами.
Всё смешивается - краски, отходящие воды, стоны будущей мамы и вопли моей начальницы, бьющейся где-то на другом конце города головой о телефонную трубку: «К чёрту кошку, давай эскизы!»
Чувствую, схожу с ума. Но тут из школы возвращается сын-второклассник и всех спасает.
С мужской невозмутимостью звонит ветеринару, консультируется,
потом забирает Тину в свою комнату
и к вечеру отчитывается о проделанной работе.
А в это время четыре слепыша жадно сосут молоко,
а их довольная мамка, благодарно мурлыча, дремлет в не слишком ловкой позе.
Но ей уже всё равно, она так устала.
Тинуля стала мамой впервые

и теперь точно знает, у кого просить квалифицированной помощи»

Материал из из дневника www.liveinternet.ru/users/CaFe_Nikita

«Эту происшедшую пятнадцать лет назад историю я знаю только со слов хозяев, поэтому буду излагать её предельно кратко, конспективно. И у этого изложения не будет иллюстраций,
потому что иллюстрация к моему рассказу – вся наша жизнь.
«Владимирский централ – ветер северный. Этапом из Твери – зла не меряно», – напевал Андрей.
Он только что вернулся домой из зоны, куда сделал ходку, как говорили в деревне, по делу. Да мало ли что в деревне говорят.
Братья Андрей и Игорь Фоминых бродили по Слободе в поисках работы. Было им 22 и 23 года соответственно.
В Мелковский зверосовхоз они не стали устраиваться потому, что работа там включала регулярный забой норок и других пушных животных.
Игорь годом раньше демобилизовался и поступил в Физтех. Вы вообще-то представляете? Деревенский парень из Чечни да в Физтех.
Но там он долго не задержался – по разным причинам. Первая и самая важная – он страстно любил рисовать и нацелился на Строгановку или лучше Софрино, чтобы стать, как он говорил, «богомазом».
«Сидел, ну и сидел, – сказали Андрею хозяева. – Ты двор разбери, а там посмотрим».
Двор на Тверской земле – это не площадка какая-то, а хозяйственная пристройка к избе. Снести её надо было потому, что из-за своей ветхости она могла угробить кого угодно. Братья сделали эту работу в день.
«Ты посмотри, Андрюш, стропила-то какие, полувековые. Давай сколотим из них лесопилку. С неё и начнём наш новый кошачье-собачий дом», – мечтательно предложил папа Саша.
И Андрей неделю подряд, высекая искры, не очень умело вколачивал гвозди в закалённую северным ветром, непробиваемую как сталь древесину. «А ты – молоток», – одобрил папа Саша, который, хоть 100 лет назад и был слесарем, но с деревяшками был в вечной ссоре.
Вечерами они вместе чертили проекты или вместе с мамой Ирой шли в гости в мелковскую квартиру Игоря и Андрея, где под жареную волжскую рыбку слушали из старого катушечного «Сатурна» Михаила Круга и «Лесоповал».
Строительство набирало обороты, у хозяина были какие-то дела в Москве, и Андрей сопровождал Ирину в поездках по всем тверским, конаковским и клинским стройбазам.
Однажды к хозяйке привязались два амбала, пренебрежительно отодвинувших Андрея в сторону – роста он был невеликого. Первого он уложил фирменным ударом головой в переносицу.
Со вторым долго катался по земле, пока тот не захрипел. «Андрюшик, оставь его Христа ради, ведь убьёшь», - силой уволокла помощника мама Ира.
Зная такие Андреевы замашки, бригада его дисциплинировалась на глазах.
Как-то, намывшись с хозяином в баньке, он за чаем, потупившись, спросил: «Мам Ир, возьмите меня к вам – Александр не возражает. Мусора замаяли, требуют наше с Игорем жильё чуть ли не даром отдать. Друзья каждый день приходят, то да сё. Не хочу назад. Я лучше у вас почитаю, и рассказываете вы интересно. А?»
«Что ж ты в бане парился, если вещи тащить? А комнату выбирай любую, которая свободная» - «Я лучше вместе с Шу-Шу и Капитаном Рыбниковым».
С Котом Василием Андрея связывали особые отношения. Штабсик как-то зимой забрался на антенну, торчавшую из обледеневшей крыши соседней избы, и, до смерти перепугавшись, орал оттуда на всю Слободу. Андрей его снял, с тех пор они стали товарищами.
«Я быстро», – сказал Андрей и ушёл,
а минут через десять завыла сирена «скорой помощи», которая отвезла его в больницу в Редкино. Андрея сбил вдребезги пьяный автобус, не оставивший ему шансов выжить. Инъекции были только обезболивающие.
«Как там мои шерстяные дружишки … Шу-Шу, Штабсик. Завтра буду», - сказал, придя на несколько минут в сознание, Андрей и через три часа умер.
Спустя два месяца Игоря нашли убитым около его дома.
На нашей лесопилке висит бронзовая табличка с надписью «Андрей Фоминых», в избе – Богородица с Иисусом, написанная Игорем и подаренная им хозяевам.
А в ушах часто звучит песня Михаила Круга так, как пели её наши товарищи - братья Андрей и Игорь:

Кольщик, наколи мне купола
Рядом чудотворный крест с иконами
Чтоб играли там колокола
С переливами и перезвонами

Нарисуй алеющий закат
Розу за колючей ржавой проволокой
Строчку: «Мама, я не виноват»
Наколи, и пусть стереть попробуют»

(Из книги первой «Ватаси – это Я» - памяти мелковских друзей, помогших основать Дом Кошки и Собаки (КИС) "Завидово Шу-Шу")

«Эту историю я знаю только со слов хозяев, поэтому буду излагать её предельно кратко, конспективно. И у этого изложения не будет иллюстраций, потому что иллюстрация к моему рассказу – вся наша жизнь.
«Владимирский централ – ветер северный. Этапом из Твери – зла не меряно», – напевал Андрей. Он только что вернулся домой из зоны, куда сделал ходку, как говорили в деревне, по делу. Да мало ли что в деревне говорят. Братья Андрей и Игорь Фоминых бродили по Слободе в поисках работы. Было им 22 и 23 года соответственно.
В Мелковский зверосовхоз они не стали устраиваться потому, что работа там включала регулярный забой норок и других пушных животных. Игорь годом раньше демобилизовался и поступил в Физтех. Вы вообще-то представляете? Деревенский парень из Чечни да в Физтех. Но там он долго не задержался – по разным причинам. Первая и самая важная – он страстно любил рисовать и нацелился на Строгановку или лучше Софрино, чтобы стать, как он говорил, «богомазом».
«Сидел, ну и сидел, – сказали Андрею хозяева. – Ты двор разбери, а там посмотрим». Двор на Тверской земле – это не площадка какая-то, а хозяйственная пристройка к избе. Снести её надо было потому, что из-за своей ветхости она могла угробить кого угодно. Братья сделали эту работу в день. «Ты посмотри, Андрюш, стропила-то какие, полувековые. Давай сколотим из них лесопилку. С неё и начнём новый кошачье-собачий дом», – мечтательно предложил папа Саша.
И Андрей неделю подряд, высекая искры, не очень умело вколачивал гвозди в закалённую северным ветром, непробиваемую как сталь древесину. «А ты – молоток», – одобрил папа Саша, который, хоть 100 лет назад и был слесарем, но с деревяшками был в вечной ссоре. Вечерами они вместе чертили проекты или вместе с мамой Ирой шли в гости в мелковскую квартиру Игоря и Андрея, где под жареную волжскую рыбку слушали из старого катушечного «Сатурна» Мишу Круга и «Лесоповал».
Строительство набирало обороты, у хозяина были какие-то дела в Москве, и Андрей сопровождал Ирину в поездках по всем тверским, конаковским и клинским стройбазам. Однажды к хозяйке привязались два амбала, пренебрежительно отодвинувших Андрея в сторону – роста он был невеликого. Первого он уложил фирменным ударом головой в переносицу. Со вторым долго катался по земле, пока тот не захрипел. «Андрюшик, оставь его Христа ради, ведь убьёшь», - силой уволокла помощника мама Ира. Зная Андреевы замашки, бригада его дисциплинировалась на глазах.
Как-то, намывшись с хозяином в баньке, он потупившись спросил: «Мам Ир, возьмите меня к вам – Александр не возражает. Мусора замаяли, требуют наше с Игорем жильё чуть ли не даром отдать. Друзья каждый день приходят, то да сё. Не хочу назад. Я лучше у вас почитаю, и рассказываете вы интересно. А?»
«Что ж ты в бане парился, если вещи тащить? А комнату выбирай любую, которая свободная» - «Я лучше вместе с Шу-Шу и Капитаном Рыбниковым». С Котом Василием Андрея связывали особые отношения. Штабсик как-то зимой забрался на антенну, торчавшую из обледеневшей крыши соседней избы, и, до смерти перепугавшись, орал оттуда на всю Слободу. Андрей его снял, с тех пор они стали товарищами.
«Я быстро», – сказал Андрей и ушёл, а минут через десять завыла сирена «скорой помощи», которая отвезла его в больницу в Редкино. Андрея сбил вдребезги пьяный автобус, не оставивший ему шансов выжить. Инъекции были только обезболивающие. «Как там мои шерстяные дружишки … Шу-Шу, Штабсик. Завтра буду», - сказал, придя на несколько минут в сознание, Андрей и через три часа умер. Спустя два месяца Игоря нашли убитым около его дома.
На нашей лесопилке висит бронзовая табличка с надписью «Андрей Фоминых», в избе – Богородица с Иисусом, написанная Игорем и подаренная им хозяевам. А в ушах часто звучит песня Михаила Круга так, как пели её наши товарищи - братья Андрей и Игорь:

Кольщик, наколи мне купола
Рядом чудотворный крест с иконами
Чтобы играли там колокола
С переливами и перезвонами

Нарисуй алеющий закат
Розу за колючей ржавой проволокой
Строчку: «Мама, я не виноват»
Наколи, и пусть стереть попробуют»

(Из книги первой «Ватаси – это Я» - памяти мелковских друзей, помогших основать Дом Кошки и Собаки (КИС) Завидово "Шу-Шу")

«Прошло уже не одно десятилетие, как мы приехали на тверской берег Волги, сроднились с ним, отстраиваем и отстаиваем его от всех бед.
Каждый раз подъезжая по Питерскому шоссе к мосту железнодорожной ветки на Конаково, где встречает нас милая земля, папа Саша врубает на полную мощность наш гимн и говорит: «Здравствуй, Великое княжество Тверское».
«Милый мой город печали и слёз, старой России надёжная твердь, ты засыпаешь под шёпот Тверцы и Волги», – поёт и всегда будет петь тверитянин Михаил Круг для нас, теперь уже тоже тверичей. И чудится всем нам, что вовсе не к улице в Твери, а к некоему заносчивому мегаполису обращены слова Михаила: «Шум Миллионной пусть помолчит - спи, моя добрая Матушка-Тверь» (Из повести первой "Ватаси - это Я" - ARR).