«КИС «Завидово Шу-Шу» политики сторонится, и, если она его непосредственно не касается, старается в неё не влезать. Не царское это дело.
«Вот дядя Серёжа не вошёл, а прямо-таки влип в историю, – посмеивается папа Саша, относясь к главе нашей дипломатии. – Мужик он рисковый, ну и сделал бы сплав на плотах не хобби, а предметом профессионального заработка. Другое дело – общенациональный рафтинг меж горных круч по бурным водам. Как бы нас всех не пришлось китайцам спасать, как недавно тех российских туристов в Синьцзяне. И цену за это наши братья из Поднебесной выставят немалую».
Правда, по двум-трём вопросам подходы КИСа и дяди Серёжи близки или совпадают. О том, что думает наш Пан Лука Когоут насчёт радаров, ракет-противоракет, я уже как-то говорила.
Но есть ещё одна тема, которую мы замалчивать не можем – просто права не имеем. Речь о Курильских островах – Итурупе, Кунашире, Шикотане и архипелаге Хабомаи, которые японцы хотят у нас оттяпать. А ведь там живёт ближайшая родня моих японских бобтейлов Кота Василия и его семьи – бобтейлы курильские. И, как выяснилось 15 лет назад, не только они» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR)


Фото с сайтов www.websad.ru и http://peru2007.narod.ru

«Курильскими бобтейлами кошколюбивое сообщество Москвы заболело в начале 1990-х годов, когда наш Дом Кошки и Собаки "Завидово Шу-Шу" только начинал своё становление. Энтузиасты, среди которых был и папа Саша, скинувшись, отрядили на далёкие острова гонца, спустя месяц вернувшегося с долгожданными бесхвостиками.
Раздавали их по жребию, и хозяевам достался совсем малыш – изнурённый долгой дорогой и ещё питавшийся молоком. Выхаживали его день и ночь, но кишечная непроходимость сгубила маленького курильца. После того, как он упокоился в тверской земле, хозяин, сказавший гонцу всё, что он о нём думает, несколько месяцев ходил сам не свой.
А потом начал что-то придумывать и калькулировать. Придумывать – потому, что папе Саше упрямства даже у нас, кошек, не занимать. А высчитывать – поскольку злочастная для нас экспедиция корыстного гонца вылилась в круглую сумму. Итогом всех этих раздумий и вычислений стало появление в московских газетах объявления следующего содержания: «Оплачу авиабилет Владивосток-Москва тому ответственному человеку, который … ».
Через две-три недели в Свиблово позвонили из Химок и сказали: «Приезжайте. У нас есть то, что Вам нужно». В уютной квартире столичного пригорода хозяина встретила милая дама: «У меня брат – военный лётчик, так что с Вас половина суммы. Они двое там, под диваном, сидят, только берите сами, а то один кусается сильно». Папа Саша полез под диван, и слова сестры отчаянного пилота тотчас подтвердились.
Хозяин маленьких кусак просто обожает, поэтому и выбрал того котёнка, который больнее своего товарища тяпнул его за палец, – черно-белого ребёнка месяцев двух или двух с половиной. И почти совсем без хвостика. Выпущенная в свибловской квартире гостья – а это была кошечка – тут же как будто испарилась. Поиски её по всем закоулкам и даже в вентиляции результатов не дали, но хозяева успокоились, когда заметили, что по ночам убывает оставленные на кухне в блюдечках молоко и детское питание.
Спустя неделю бывшая жительница Шикотана, наконец-то, дала себя погладить и получила имя Мисс Даррелл, или по-домашнему – Даша. «Это – не курильский бобтейл», – сказал специалист, к которому хозяин приехал с Дашей на экспертизу. «Здрасьте-приехали», – подумал папа Саша, а вслух спросил: «А кто же это тогда?» – «Джейбити» – «Кто?» – «JBT – the Japanese Bobtail, японский бобтейл». «Откуда же на Курилах спустя полвека после войны могут взяться японские бобтейлы?» – изумился хозяин. «Есть такой феномен, – глубокомысленно заметил эксперт. – Умеют японские женщинки хранить себя в неприкосновенности». Его оценку подтвердили и другие специалисты-фелинологи.
В полтора года Мисс Даррелл стала чемпионом России и вскоре вышла замуж за чемпиона мира Гая Ренессанса, чья владелица – какая-то крупная таможенно-налоговая «шишка» – сумела заполучить своё сокровище в самой Стране восходящего солнца. Первенцами брачного союза стали наш Штабс-Капитан Рыбников Василий Александрович и его сестра Никита. Она была «алиментным» ребёнком, и вскоре таможенная начальница сообщила нам, что Никита получила германское гражданство.
Когда же папу Сашу спрашивали, как он смог раздобыть, откуда привёз это чудо – нашу Дашу, то он, неопределённо показывая рукой, отвечал: «Оттуда, оттуда – издалёка. С самого-самого Дальнего Востока». Вот так, друзья, – проговорилась я о фамильной тайне японских бобтейлов Дома Кошки и Собаки «Завидово Шу-Шу», нашего Штабсика и моего молочного сына по имени Мам-Джаляль-сан.
Но раскрыла я эту сокровенную тайну только вам. Тс-сс, больше никому о ней не рассказывайте» (Из повести первой «Ватаси – это Я» – ARR)

На фото из архива КИСа: Мисс Даррелл греется под лампой, а заодно приглядывает за маленькими Штабсиком (слева) и Никитой

"Впрочем, отчего же: "Тс-с-с"? Подумайте сами - если на Курилах могут рядом, бок о бок жить друг с дружкой в понимании и дружбе русские и японские кошаки и кошки, то почему же не могут так поступить русские и японские люди?
Вот и наш министр иностранных дел дядя Серёжа говорит, что "проблему надо решать по согласию общественности и парламентов обеих стран". Вы только представьте себе, что будет, если они о чём-то договорятся и на островах возникнет какое-то российско-японское сообщество! Какой там будет сказочный подъём промышленности и особо интересующего нас, кошек, рыбного промысла и какие вкусные консервы будут там для нас, кошек, делать!
Русские парни будут дружить с японскими девушками и наоборот. Какая возникнет там дивная новая раса - похлеще курильских бобтейлов - всем на загляденье и на зависть. Люди потянутся туда со всей России. И никаких нацпроектов не надо - демографическая проблема решится сама собой.
А если российским и японским людям не удастся согласовать кандидатуру на пост главы местного самоуправления, то я согласна делегировать на эту должность моего сына. Ведь Мам-Джаляль-сан, наш Джаляль Васильевич Рыбников, - и русский, и японец одновременно" (Из книги первой "Ватаси - это Я" - ARR)

«Папа Саша зовет меня «ситцевой совушкой, круглой головушкой», потому что кажется, что все цвета радуги окрасили мою бархатную шёрстку, а глаза, особенно когда они внимательно что-то изучают, становятся у меня круглыми-прекруглыми.
Недавно я сопровождала своего сына, японского бобтейла, на выставку, и там какой-то крупный эксперт сообщил мне, что я по породе – «экзот», но в своём возрасте, честно говоря, я излишним честолюбием уже не страдаю.
У «ситцевой совушки», должна я признаться, не было детства. Вовсе не было. Какой-то мальчонка или девчонка – точно не помню, сейчас они так похожи – откуда-то притащил меня, месячного котенка, домой, а там папа-мама, поглядев издали, велели убрать «эту шелудивую кошку» куда-нибудь подальше от их ухоженной и благополучной квартиры.
Потом выяснилось, что у меня на самом деле был стригущий лишай. И слава медицине, что она ко времени моего рождения сумела изобрести против этой, некогда смертоносной, заразы, лекарство.
Так вот этот ребёнок – мальчонка или девчонка, – обливаясь слезами, отнес найдёныша на лестничную клетку и оставил рядом блюдечко с едой. Сколько дней прожила я там, не знаю. Помню, что плакала, царапалась в чужие двери, а потом дремала в забытьи и безучастно смотрела на пустой вестибюль» ((Из повести первой «Ватаси – это Я» – ARR).

«Вскоре меня заметила компания подростков. Теперь мне уже знаком тип таких ребят, и я боюсь их до сих пор. Зимой они тусуются в тёплых подъездах в поисках развлечений, в том числе опасных для нас, кошек. На свою беду я попалась им на глаза. «Да она ещё и заразная, вон какие проплешины на шкуре», – сказал самый находчивый и предложил: «Отправим-ка ее в мусоропровод, такое путешествие как раз для неё».
А я по малости кошачьих лет и в простоте душевной пошла навстречу к этим людям. Но когда недобрые руки жёстко сжали меня, начала отчаянно сопротивляться – пихалась, потом царапалась и даже кого-то пару раз укусила за палец, но это уже не помогло. Пролетев два-три этажа, зацепилась за какой-то выступ и закричала что было сил.
В ответ на мой крик наверху со ржавым скрипом открылась створка мусоросборника, и оттуда вниз полетела горящая бумага. Дальше я падала по мусоропроводу от этажа к этажу, ломала, потом выдирала с мясом мои маленькие когти.
Внизу, в мусорном баке запылал подожжённый горящей бумагой костер. Я пыталась карабкаться вверх, найти хоть какое-нибудь углубление, укрытие, но сверху и снизу всё наплывал такой нестерпимый жар, что уже начала дымиться шерсть. Из бака валил удушающий дым. Наконец, силы мои иссякли, и я шлёпнулась прямо в горящий бак.
На моё счастье кто-то в этот миг распахнул дверь и обдал пламя из огнетушителя, а я, не замеченная в вонючей пелене, вылетела на площадку первого этажа и затаилась в подсобке, крошечной и тёплой, потому что внутри нее находились какие-то горячие трубы.
Меня все-таки заметили, а, может быть, компания решила просто продолжить свои увеселения. Кто-то топтался у коморки, открывал дверь, говорил «кис-кис». Но я недвижно сидела за трубами, не высовывая обожжённого носа. Так без воды и питья прошли несколько дней. По ночам я выбиралась из своего убежища и жалобно звала хороших людей у обитых металлом дверей» (Из повести первой «Ватаси – это Я» – ARR).

«Пришёл ещё один день и вместе с ним человек, мужчина, который приоткрыл дверь и тихо позвал: «Ватаси. Ватаси, выходи, пожалуйста». «Кто это Ватаси?» – подумала я … и вышла. От пришельца явно пахло кошкой. И мне стало ясно, что это – мой шанс. Я помню, как поднялась на задние лапки и начала тереться головой об эти пахучие брюки и искательно царапать их, не отводя глаз от лица их владельца. Он улыбнулся и со словами «пойдем-ка, Ватаси, отсюда домой и поскорей» положил меня за пазуху тёплого пальто.
На новом месте я толком не успела оглядеться, как он и какая-то женщина меня накормили, внимательно осмотрели и тотчас вместе со мной отправились к ветеринарам. Когда в лечебнице доктор делал укол, я не вздрогнула и даже не сжалась. «Глядите, как жить-то хочет, – сказал врач. – Значит, век её будет долгим». Но было медику невдомёк, что я уже откуда-то знала, предчувствовала – быть может, благодаря жизненному опыту тысяч поколений предков, – что у меня будет свой дом, а всё страшное – позади.
Микоз вылечили через месяц. Всё это время я провела одна в огромной – по моим тогдашним понятиям, конечно, – комнате. Чересчур занятый папа Саша утром и вечером менял мисочки и туалет, приговаривая: «Ну, подожди, пожалуйста, ещё немножко». Когда же меня выпустили на просторы квартиры, к новым друзьям – другим кошкам и невиданным, но почему-то совсем не страшным собакам, я уже окончательно стала взрослой – так и прошло моё детство.
Но я тогда этого не понимала, да и каждодневной целью моей жизни стало дождаться возвращения хозяина с работы и делать всё, чтобы он понял, как я ему благодарна, как я его люблю. А он, хитровато улыбаясь, объяснил мне, что по-японски Ватаси – это Я» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR).

"Милые, любимые дети, подрастите, не торопитесь, не просите бабушек и дедушек, пап и мам покупать или принимать в подарок нас, кошек, пока вы сами не захотите научиться чистить наши лоточки, не будете воротить нос от наших какашек. Не все из нас умеют делать большие и маленькие дела над унитазом, хотя отдельные гении, конечно, встречаются" (Из книги первой "Ватаси - это Я" - ARR)

Watakusi wa ... кошка. Watasi wa кошки.
Ватаси - это Я!
Хорошая фотография - так будет выглядеть обложка моей первой повести

"У русских, я заметила, вообще бывает очень странное отношение к животным, в частности, к нам, кошкам. Я как-то видела, как мои хозяева умилялись, чуть ли не слезы лили, слушая по радио или перечитывая повесть «нашего всего» – Александра Сергеевича Пушкина. Называется она «Дубровский».
Так вот, в этом произведении родоначальник литературы российской пишет о том, как мятежный дворянин вместе со своими крепостными спалил собственный дом со своими обидчиками. Это были судейские чиновники, приехавшие это поместье реквизировать.
Дальше произошло, с моей точки зрения, самое интересное. Но предоставим слово Пушкину, он пишет о кузнеце Архипе, верном слуге своего барина Владимира Дубровского.
«– Теперь все ладно, – сказал Архип, – каково горит а? Чай, из Покровского славно смотреть.
В сию минуту новое явление привлекло его внимание: кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть – со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканьем призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние.
- Чему смеетесь, бесенята, – сказал им сердито кузнец. – Бога вы не боитесь – Божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь – и поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкой. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав.
Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. – Ну, ребята, прощайте, – сказал он смущенной дворне, – мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом.
Кузнец ушел, пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец унялся, и груды углей без пламени ярко горели в темноте ночи, и около них бродили погорелые жители Кистеневки».
Хорошо, да? Но сгоревших чиновников, хоть они и дряни порядочные, все-таки немного жалко – как-никак люди". (Из книжки первой "Ватаси - это Я" - ARR)

Когда в 1995-м у нашего волка Вука и чау-чау Мэй-Мэй случайно появились общие дети, мы по своему невежеству не знали (а жили мы тогда в тверской деревне на берегу Волги), что за 40 лет до этого Конрад Лоренц целенаправленно разводил этих стремительных синеязыких собак, не имеющих недостатков ни одного из своих предков.
"... А еще примерно за тысячу с небольшим лет до этого обессиленная голодом волчица подползла к воротам высокогорного тибетского монастыря. У нее уже начались предродовые хватки, и она не стала убегать от вышедших к ней послушников. Надо сказать, что этот дикий хищник своим внешним видом вовсе не походил на наших родных российских волков ...". (продолжения будут печататься по мере написания книги второй "Ватаси - это Я, или Дитя сокровенных летописей" - ARR)