Александр Доброхотов — философ и культуролог, профессор НИУ ВШЭ. Недавно вышло второе издание его книги «Данте Алигьери» (первое издание — 1990 год), посвященной мировоззрению великого итальянского поэта и мыслителя. «Горький» поговорил с Доброхотовым о его увлечении автором «Божественной комедии», древними греками, Хайдеггером и других этапах читательской биографии.  
 

Гюго и опыт медленного чтения

Книжная биография — сложный сюжет, она у меня большая и бурная, начинается с пяти лет. Между нами говоря, первая часть моей читательской биографии — где-то до университетских лет — была полуаутистской. Потому что для меня именно книги были реальностью, а насчет всего остального надо еще подумать. В общем, из мира книг я не вылезал и лишь потом, только в университете, подключился к нормальному сообществу. Правда, уже где-то лет десять я читаю только нон-фикшн. Художественное только иногда: ну, выходит Пелевин — надо почитать. Наблюдая за своими ровесниками, вижу — это почти нормально, почти у всех так происходит, в какой-то момент они перестают читать художественную литературу. На моем счету много десятилетий интенсивного чтения, поэтому мне трудно выделить какие-то эпохи или главные книги — в моей жизни было очень много разных читательских событий.

В принципе, круг чтения у всех детей советского времени был одинаковым — это в первую очередь приключения, путешествия, фантастика. Я читал довольно бессистемно, поэтому мне в руки часто попадали книги взрослого круга чтения. В школе уже и философию начал читать в поздних классах. Был определенный опыт как бы перелома в чтении: я читал только прозу, стихи воспринимал как рифмованную прозу, а революция произошла где-то лет в 13-14, когда я прочел поэзию как поэзию. Есенин был первый поэт, благодаря которому я понял, что в стихах есть музыка и что по-другому не скажешь. Для меня началась совершенно новая читательская эпоха. Но с прозой тоже были переломы, потому что когда-то, лет наверное в одиннадцать, я стал читать довольно взрослые книжки и скучное пропускал, больше по сюжету скользил. И потом — это я помню достаточно хорошо — читал пятнадцатитомник Гюго, огромный, зелененький такой, там много скучного, он несколько риторический автор. Внезапно мне пришло в голову, что ведь, когда автор писал, ему же не скучно было, он же зачем-то этим занимался. И я поставил такой эксперимент: стал читать очень медленно и каждое предложение как бы репрезентировал в воображении, представлял то, что мог представить себе автор. Поначалу было довольно скучно, но после, наверное, сотни страниц в моем сознании произошел перелом. Можно назвать это мутацией читательского сознания. С тех пор я читал только так — медленно и выжимая из текста все, что там могло быть заложено. Оказалось, это страшно интересно. После этого я прочел пятнадцать томов Гюго, потом мне стало интересно, кто он такой, я взял книжку из серии ЖЗЛ, и такой тип чтения, когда я как бы «выедаю» собрание сочинений, а потом вокруг него осваиваю пространство, стал для меня привычным.