– Итак, судари и сударыни, – провозгласил Матвей Квасов, – сейчас перед вами выступит наш бесподобный и дивный государь император. Мог бы небось кофей себе в палатах распивать, а вот уж туточки. Любит он вас, ох как любит. Ты, тётка, давай начинай.

Дородная крестьянка в красном платке, выйдя из толпы, поклонилась монарху.

– Батюшка, у нас надои снизились, – пожаловалась она. – Коровы ить молока не дают.

– Это Запад, – спокойно пояснил август. – Госдеп запустил недавно спецпрограмму, чтобы у нас животноводство вконец извести. Ты как бурёнку-то доишь, по-православному?

– Да уж само собой! – сообщила довольная доярка. – Троеперстием, батюшка!

– Вот и продолжай, – кивнул император. – Так, милостью Божией, Запад и сокрушим.

В толпе граждан поднял руку бритый наголо мужчина.

– Ваше величество, – сказал он, растягивая слова. – У нас Москва квас не покупает.

– Происки врагов, – немедленно отозвался государь. – Выпускайте виски. Этому госдеп не сможет противодействовать, у него мозги в трубочку свернутся. Будьте бдительнее.

Из середины высунулась женщина в очках, по виду библиотекарь.

– Курс золотого упал, – напомнила она. – Ужас просто. Как дальше жить?

– О, сейчас вам всё растолкуют, – оживился император. – Где тут мирза Наебуллин?

По знаку Шкуро перед телекамерами в момент нарисовался приятный тихий седобородый старичок в татарской тюбетейке и расшитом золотом халате, года три назад назначенный императором специальным блюстителем курса имперской валюты.

– Твоё велиство, бачка-осударь, ай как хорошо… – заулыбался беззубым ртом дедушка.

– Доложи, – грозно повелел император.

– Ай моя там трям-брям, золотой-доллар туда-сюда, бачка, слава Аллаху! – радостно вскинул руки мирза Наебуллин, засеменив по помосту к трону императора. – Ай уй-бай, ля иль Аллаху иль Аллаху, биржа-миржа, экономика-микономика, не допустим, спекуляция, мёд экспорт бай-бай, денежка каюк, бисмилля иль рахман иль рахим.

– Вот так молодец! – хлопнул в ладоши царь. – Кто-нибудь что-нибудь понял?

– Ни хрена, – печально признались из толпы.

Матвей Квасов хищно оглядел народ, выискивая вольнодумца.

– Если вы ни хрена в экономике не понимаете, зачем с вопросами лезете? – взревел он.

Верноподданные смотрели в асфальт, переминаясь с ноги на ногу.

– Кто там ещё челом благодетелю бьёт? – поинтересовался в микрофон Шкуро.

– Отец наш, а чего с санкциями? – помахал рукой упитанный гражданин в шляпе, по виду, можно сказать, слегка подшофе. – Пармезанчику бы нам, да моцареллочки…

Государь, глотнув поданного «Нарзану», вежливо откашлялся.

– Дело не только в этих санкциях, – сказал он. – Дело в том, чтобы нам самим, внутри страны, в своём собственном доме, в экономике выходить на более совершенные методы управления процессами. Нужно использовать ситуацию для достижения новых рубежей.

У упитанного гражданина разом затряслись щёки и губы.

– Кормилец, не погуби! Трое детей у меня, совсем махонькие! Понял я, всё понял.

Император благодушно кивнул и с отеческой лаской благословил просителя. Тот, не испытывая далее судьбу, молниеносно затерялся в толпе, обронив по дороге шляпу.

– Моцареллу мы и сами запросто сделаем, – рассуждал царь. – Завезём тучных буйволов и выпустим их на поля пастись, неужели земель-то у нас маловато? Да и бананы можем выращивать. И ананасы. Господь скажет – вырастут. Главное, уповать на милость Божию, и тогда нам никакие санкции не страшны. А то ишь, запретом еды пугать вздумали!

– Батюшка, – с опаской высунулся худосочный отрок, – да ты ж сам еду-то и запретил…

Император взглянул на него, и парень, сомлев, упал в обморок.

Толпа совсем заробела. Перед троном возник интеллигентный старичок в пенсне.

– А что, великий государь, есть ли у нас в стране свобода критиковать? – спросил он.

У Шкуро дёрнулся уголок рта. Он кивнул Квасову, и тот придвинулся поближе.

– Отчего же нет? – доброжелательно улыбнулся август. – У нас очень глупые губернаторы, министры напоминают лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, их заместители похожи на серую биомассу, полиция преисполнена лихоимства, чиновники на местах совсем с головой не дружат. Собственно говоря, неприятные они люди, да-с.

– А хошь, батюшка, – не унимался интеллигентный старичок, – я и тебя покритикую?

– Ну, попробуй, – ласково предложил ему государь. – Если здоровья хватит.

Дедушка без чувств рухнул на заботливо подставленные охраной носилки.

Толпу, как двери в метро, раздвинул руками мужчина в шляпе, старомодном плаще и чёрных очках. Во всех его движениях сквозила подчёркнуто ленивая элегантность, на левой ладони он держал картонную коробку, перевязанную пышным подарочным бантом.

– Your Majesty! – Он поклонился императору и продолжил на хорошем русском, но с англосаксонским акцентом. – Я служащий госдепартамента Северо-Американских Соединённых Штатов, мистер Джон Ланкастер Пек. Хочу обратиться к вам с персональной просьбой. Если послушать ваши заявления, а также речи министров правительства империи и депутатов Госдумы, то получается, мы виноваты вообще во всём. В частности, в ежедневном падении курса золотого, сокращении запасов мёда, плохом качестве водки, перевороте в Финляндии, смене эмира Киренаики, убийстве багдадского халифа и нелегальном ввозе йогурта. То есть по уровню могущества мы находимся в ранге первого заместителя Господа Бога и близки к тому, чтобы сместить Его с пьедестала. Знаете, к чему это привело? Наше начальство вам поверило. Теперь, если мы проваливаем выполнение задания, нас обвиняют в лености и увольняют. Лучшие специалисты не могут прокормить своих детей, роются в мусорных баках, а некоторые и вовсе спиваются. И вот, мы всем госдепом скинулись и испекли вам торт. С безе и розочками. Не откажите в нашей просьбе – сваливайте на нас чуть меньше проблем. Простите, но зимой у вас мёрзнут не из-за испытаний ЦРУ погодного оружия. И в вашем правительстве просто дураки сидят, а не по причине спецоперации госдепа. Please.

Государь император, просветлев лицом, поднялся с трона.

– Нет уж, пресловутый мистер Пек, – произнёс он отчётливо и ясно. – Это что ж ты нам предлагаешь сказать – дескать, зимы у нас сами по себе холодные, золотой упал, поскольку мирза Наебуллин тот ещё осёл, авиакатастрофы случаются по вине лётчиков, а бабушки с дедушками невесть как выживают, потому что пенсии у них копеечные? И всё это без участия госдепа?!

– Собственно, да, – выдавил из себя Джон Ланкастер. – Мы тут вообще ни при чём.

Красная площадь коллективно покатилась со смеху.

Смеялись все – и упитанный гражданин без шляпы, и бритый наголо мужчина, и женщина в очках, похожая на библиотекаря, и дородная крестьянка в красном платке. Каждому было понятно, что иностранец сморозил небывалую глупость. Открыв волосатый рот, заливисто ржал Матвей Квасов. Да и сам государь император, отличающийся завидным спокойствием, позволил себе еле заметно улыбнуться.

Сотрудник госдепа, шатаясь, скрылся за поворотом на Лубянку.

– Еще вопросы есть?

Стрельцы пронзили взглядами толпу. Подданные держались молодцом, не роптали.

– Не-не, милостивец, живём мы просто зашибись, – вновь растянул слова бритый, – но ты и верно давай заканчивай, а то не удержатся тут и выскажут тебе честно всё, что думают.

– Вопросов нет, – радостно подытожил Матвей Квасов. – Ну что ж, кто не успел, тот опоздал. До встречи в следующий раз, и снизойдёт на вас благодать небесная. А теперича, православные, молю за вас Богородицу, и да пребудете вы в шоколаде во веки веков!

(с) Zотов, "Скелет бога".