На одной моей карточке памяти в такой последовательности фотографии идут: 1. чуток моржей; 2. ледовые поля, которых всё больше и больше, пока вся панорама ими не забилась, 3. белый медведь, 4. ледовые поля.

Честнейшая хронология.

У некоторых из нас в этот ряд событий затесалась микроскопическая медузка какого-то арктического сорта, красоты неимоверной - сама вся прозрачная в прозрачной воде, а по краям красненькое. Льды, медузка, а потом уже медведь. Медведя не оказалось только у дважды лауреата "Золотой Черепахи" Виталия Виталий Горшков и у Максим Тугучев (Max Tuguchev): не повезло. У всех остальных (у Olga Vasik и Nikolay Nidvoraevich) медведь есть. Даже у меня есть медведь, хотя я вообще не фотограф (правда, и медведь у меня так себе).

Когда - накануне - бесстрашная Оля Васик, глазами горя, высказала пожелание увидать медведя, в трагической моей голове мгновенно сложилась картинка: Оля Васик (едва не забодавшая овцебыка четырьмя днями раньше) с камерой наперевес идёт на медведя; медведь сперва изумлён и даже обескуражен, а затем не по-хорошему воодушевлён.

- Ой, - говорю, - Оля. Белый медведь, вышедший к людям - это плохой белый медведь.

Теоретическую часть подготовки к белому медведю я прошла ровно год назад на Чукотке. Думала, не пригодится; не пригодилось.

- Ну издали, - сказала Оля.
- Издали ладно, - разрешила я Оле (и медведю. Ни Оля, ни медведь меня не спрашивали).

Льды начались еще по дороге к моржам, к бухте Марии Прончищевой. Маленькие в диаметре, а больше в рост, вычурной формы типа ядерного гриба или арки, красивые и редкие посреди густой зелёной воды. Предвестники грядущего нашествия остального войска. Из-за ледовой обстановки путь в бухту Прончищевой по воде почти всегда закрыт: в июле там еще льды, в августе там уже льды. Не каждая птица долетит до середины чего-нибудь тамошнего, потому и людей там практически не бывает. Небольшое окошко нам дали - проскочить туда и обратно, но у нас лодка на воздушной подухе, нам хорошо, мы прям на ледовое поле запрыгивали в начале обратного нашего пути, когда льдов еще мало было и являли они нам экзотику - запрыгнем, вылезем из лодки, по льдине пошастаем: приятно! Под ногами наст, под ногами метра два ледяной тверди, под ногами десятки метров зеленой воды температурой +2 градуса.

Потом льдины стали учащаться, а размер их увеличиваться. Пошли целые баскетбольные площадки и даже футбольные поля, на которых громоздились торосы в человеческий рост. Всё это было щедро обоссано разными морскими личностями и плавало тучно, на глазах пожирая просветы чистой воды.



Наконец просветов не осталось совсем, и мы, спятившей лягвой проскакав к берегу по более-менее ровным льдам, зашли в устье безымянной какой-то речки и встали промеж тундровых холмов - ждать у моря погоды: в прилив, как предположили драйвер Олег и наш начальник Виталий Горшков, льды должны были разредиться (та красивая медузка обитала как раз в здешней реке - тоже, поди, льдами выдавило из моря, хехе).

Пожитки из лодки пока не доставали, а пошли погулять по недальним окрестностям. Ольга - за птичками, Максим - за рыбами, Николай - за всем; Олег лёг спать на передних сиденьях, поставив в угол, себе за голову, карабин; Виталий взял канистру и отправился искать пресную воду к обеду. Я пошла слушать льды.

Было очень тихо. Стоял вязкий штиль, который случается перед штормом - шторм обещали через сутки с небольшим, мы мечтали успеть добраться до мыса Лопатка, чтобы переждать непогоду в комфорте геологической базы (принадлежность которой мне упоминать запретили, пусть будет "одна из геологических баз", их там несколько в окрестностях). В тишине слышалась только возня льдин, которые продолжали группироваться у берега, наползая друг на друга, вытесняя друг друга в устье реки, и изредка выстреливали в воздух из каких-то своих секретных пушек.

Если прислушаться к шороху льдин, то через небольшое время начинаешь различать их интонации и удивляться тому, насколько шумно они себя ведут. Остальной мир на фоне подвижки льдов теряет дар речи, слышно только льды, видно только льды, и мысли в голове превращаются в лёд. И именно на этих звуковом, визуальном и интеллектуальном фонах Лора Б. внезапно включила идише-мамочку.

Мне вдруг сделалось беспокойно. Храбрая Оля Васик умотала куда-то за холм. Посмотрев на пустой и близкий горизонт, я вдруг заждала оттуда медведя. Его умозрительный образ недолго оставался размытым: не прошло и десятка секунд, как воображение предоставило мне четкую картинку - самый опасный и бескомпромиссный зверь Арктики где-то там, в закрытой от глаз низине, доедает Олю Васик. По белой медвежьей груди текла Олина кровища, а в двух метрах, нехорошо погрузившись в лужу, валялся разбитый Canon.

>

Ужасно захотелось всех собрать возле лодки, но, поскольку все пятеро деток в нашей экспедиции были от 44 и старше, то рассчитывать на послушание не приходилось; признав этот факт, я начала хотеть, чтобы детки пришли к лодке сами, желательно прямщас. Но и такая вероятность была мизерной; тогда моя внутренняя идише-мамочка разозлилась и загнала меня в лодку одну. Я села позади спящего Олега и на всех надулась. От беспомощности, когда интуиция (иногда, впрочем, это обычная паранойя) орёт во всё горло, а сделать ничего не можешь, становится сильно обидно.

И тут над тундрой взметнулся крик. Не успел он упасть обратно в ягель, как последовал второй. Я бы назвала крик нечеловеческим, но звери так ужасно не орут. Третий крик повторился через мгновение, в этот момент я уже толкала Олега и произносила следующий текст: "Олег-наружу-ружьё-что-то- случилось". Следующий текст принадлежал Олегу, высунувшемуся из лодки и тут же схватившему карабин: "Блядь медведь блядь медведь блядь медведь".

Еще через секунду бабахнул выстрел: пуля вырвала жменю каменюк из грунта между медведем и Виталием, бежавшими параллельно и так близко друг к другу, что стрелять надо было сильно внимательно. Тем более, лауреат Золотой Черепахи в основном медведя обгонял, закрывая его своим телом, как родную мать. В руке у Виталия была кружка из нержавейки, а канистры уже не было. Минуту назад он бил канистрой медведя по голове, а потом бросил её ему в лицо, но медведь подачу отбил и сосредоточился на нападающем команды противника.

Теперь вопрос, почему я не сделала свой лучший кадр, на котором человек и белый медведь неслись бок о бок прямо на камеру? Отвечаю: я подтаскивала патроны. Два было в карабине, еще пять в кармане олеговой куртки, которая осталась в лодке. Олег, стреляя в узкий просвет между бегунами, велел мне принести куртку. Ну я и принесла. Поэтому лучшие кадры - у Оли Васик и у Николая. Они первыми увидали медведя, но за дальностью расстояния не были уверены в увиденном, поэтому сходили к лодке за телевиками (и даже, говорят, позвали Олега, но мой слух, видимо, уже был настроен на адовы крики Виталия). Убеждаясь в медведе, они его заодно и фотографировали. Только идиот бы не фотографировал белого медведя, разглядывая его через объектив фотоаппарата (теперь вы спросите, почему у меня нет кадра, на котором Оля Васик вступила в поединок с овцебыком: тоже патроны подносила? - нет, отвечу я, - не подносила, но тоже была занята. Чем? - да орала я, а камеру опустила. Но тогда все опустили. Кроме Максима).

Вернемся к медведю. Виталий потом говорил: "Бегу, чую - догонит. Смотрю, а там такие с объективами. Снимают. А мне так обидно - почему я не там, а здесь?"

И еще рассказывал: "Одна лужа мутная, в другую гуси насрали, третья тоже какая-то не такая, нашел одну, вроде ничего. Сижу на корточках, кружкой черпаю аккуратно, чтобы муть не поднять, треть канистры набрал, случайно взгляд поднял, гляжу - медведь метрах в пятнадцати, мокрый весь, стоит и на меня смотрит, а потом берёт и ко мне идёт".

Вот тогда и потряс тундру тот вокализ, который достиг моих ушей. Это Виталий вспомнил, как его учили товарищи по арктическим съемкам: если белый медведь, а ружья нету, иди на медведя так, как будто ты его сейчас порвёшь. И Виталий пошел рвать медведя, начав с его барабанных перепонок. Несмотря на всю серьезность ситуации, не могу, однако, не заметить: на всех наших фотографиях медведь выглядит озадаченным. Даже, я бы сказала, охуевшим. Сначала наорали, потом канистрой по харе, потом вообще палить начали (дураки какие-то).

От души Виталия отлегло после первого выстрела, хотя медведь расхотел с ним знакомиться только после третьего. Позже, на мысе Сибирском, где к нам на квадриках приехали долгане Алексей и Ваня, а мы рассказали им эту историю, то реакция была такой: "мы бы обосрались". Кроме шуток: Виталий победил медведя, выиграв у того время. Атака канистрой помогла дотянуть до выстрела Олега.

Медведь уходил, постепенно увеличивая круги: несколько раз он вроде бы возвращался, хотя уже и не подходил вплотную, а потом исчез за холмом. Непосредственно в него стрелять так и не пришлось, и это очень хорошо. Как и всё, что хорошо кончается.

Олег и Максим вооружились до зубов и пошли посмотреть, далеко ли ушел медведь. Вернувшись, сообщили, что с холма им открылся восхитительный вид на марину, обнажившуюся длинной полосой вдоль побережья примерно в сотне метров от него. Мы мгновенно пошвырялись в лодку и покинули недобрый берег, кишащий белыми медведями.

Здесь, чую, надо бы прерваться, чтобы продолжить словами "глава вторая. Дрейф во льдах", но я продолжу прямо сразу.
Осталось чуть-чуть.

Проехали мы очень небогато. Может, километров пять. Полоса разводья оказалась приманкой, мы клюнули на нее и вскоре ловушка захлопнулась, хотя мы, конечно, еще подергались. Точнее, дергался Олег: он настырно вел лодку через льды, по льдам, по торосам, создавая нам трудности в распитии спирта. Лодку бросало и швыряло, со стола, что мы установили промеж нас, то и дело улетала закуска, и мы ловили ее, не меняясь в лице, клали обратно на стол и наливали по новой. Праздновали второй день рождения Виталия, лечились от стресса и почему-то конски ржали. Спирту в итоге оказалось мало, но нам почти хватило. Закончился он ровно в тот момент, когда Олег заглушил двигатели, а мы, оглядевшись, обнаружили, что стоим посреди сплошных льдов. Вокруг нас была невыносимая красота. И тишина была вокруг нас: льды больше никуда не двигались, они стояли плечом к плечу и видом своим спокойным демонстрировали готовность дожидаться следующего августа. Прямо на льдах лежало тихое закатное небо. Полярный день уже кончился и солнце ненадолго падало за горизонт, оставляя после себя короткую белую ночь. Точнее, синюю.

В общей сложности мы провели во льдах десять часов. С рассветом начался прилив и поднялся небольшой ветерок, заставивший льды проснуться. Они зашевелились молча и почти незаметно, но то тут, то там стали образовываться разводья. Если бы разводья соединялись между собой, было бы вовсе прекрасно, но Олегу приходилось достигать их, едучи по ледовым полям и объезжая торосы. Потом разводья стали увеличиваться в размерах, а скопления полей, наоборот, уменьшаться. Они по-прежнему жались к берегу, и Олег вёл лодку, забирая всё мористее. Увеличивающееся расстояние до берега, достигшее в конце концов трёх километров, действовало на нервы, потому что топлива у нас изначально оставалось только добраться до мыса Сибирского, а мы здорово погарцевали галсами накануне, да и продолжали это делать до сих пор. Вдобавок, приближался шторм. И когда мы существенно продвинулись к югу, льды остались позади, а нос нашего корабля ткнулся наконец в Сибирский мыс (где нас ожидал запас топлива), в бензобаке плескался последний литр бензина.

Правда, как сказал Олег, у него еще литров 15 было в канистре.

(это еще не конец).

https://tosainu.livejournal.com/1060916.html