Андрей Можаев. Вспоминая актрису Румянову |
В нашем доме часто звучит неповторимый голос Клары Михайловны Румяновой. Дети любят слушать записи знаменитых песен из мультфильмов в её исполнении. А я при этом каждый раз думаю: необходимо собраться, сесть и написать то, что знаю об этой актрисе.
Судьба её сложилась парадоксально. При всей общей любви к ней и невероятной популярности, история Румяновой – это история ещё одной искалеченной актёрской жизни.
( Read more... )
Метки: чтобы помнили Румянова Клара Михайловна |
САЙТ, ПОСВЯЩЁННЫЙ А.В. БАТАЛОВУ |
Метки: Баталов Алексей Владимирович |
Василий Ливанов: я ношу свой дом, как черепаха панцирь |
Василий Ливанов
Когда и где родился:
19 июля 1935 года в Москве
Знак зодиака: Рак
Семья: жена — Елена, художник-постановщик анимационного кино; дети — Анастасия, парковый дизайнер, Борис (36 лет), актер, художник, писатель, Николай (26 лет), выпускник ВГИКа; внуки — Владимир (26 лет), бизнесмен, Ксения (12 лет), Ева (7 лет)
Образование: в 1958 году окончил Театральное училище им. Щукина, в 1966 году — Высшие курсы кинорежиссеров при Госкино СССР
Карьера: снялся более чем в 70 фильмах, среди них: "Слепой музыкант" (1960), "Коллеги" (1962), "Звезда пленительного счастья" (1975), "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона" (1979-1986), "Медвежья охота" (2008) и др. Озвучил около 300 персонажей мультфильмов, в их числе Карлсон, Крокодил Гена и пр. Режиссер и сценарист мультфильмов "Бременские музыканты" (1969), "Синяя птица" (1970) и др.
Это произошло весной 1969 года. По улице спешила длинноногая девушка в экстремально короткой темной юбке и голубой куртке. Василий Ливанов с другом, художником Максом Жеребчевским, стояли на балконе третьего этажа студии "Союзмультфильм" и наблюдали за красавицей — глаз не могли оторвать. Ливанов вдруг совершенно серьезно изрек: "Макс, эта девушка будет моей женой, родит мне двух сыновей, и скоро у меня будет маленький голубой автомобиль". Макс засмеялся.
Порой я превращаюсь в медиума
Елена Ливанова: Я работала художником-мультипликатором на "Союзмультфильме" с конца 1968 года. Впервые увидела Василия Борисовича на новогоднем вечере. Он стоял перед входом в кинозал, где должна была проходить торжественная часть, а за ней — показ какого-то кино. За просмотр собирали по 20 копеек. Поскольку я была новенькая и этих порядков не знала, денег с собой не захватила. Зато в кармане у меня лежало яблоко, его я и протянула Васе в качестве платы. Как Ева Адаму. Народу было очень много, он пропустил меня и забыл об этом. Вася блестяще провел вечер, я восхищалась его остроумием, талантом и красотой, но у меня и мысли не возникло, что я буду рядом с этим человеком. Мы вообще не общались до той весны, когда он приметил меня с балкона. Только тогда он стал оказывать знаки внимания. Я была страшно удивлена. Мне ведь всего двадцать исполнилось, а ему было 35.
Василий Ливанов: Когда все, что я напророчил себе и Елене, исполнилось, Макс Жеребчевский признался: "Мне иногда даже страшно с тобой разговаривать!" Порой я в самом деле превращаюсь в медиума. Знание приходит извне, как вдохновение, словно кто-то диктует тебе отрывки из гигантской космической библиотеки. Это как уход в другой мир, который считается закрытым. Я актер в третьем поколении и могу в этот мир заглянуть. Кстати, у японцев актеры в третьем поколении получают статус "национальной драгоценности", их боятся обидеть, так как считается, что они способны общаться с так называемым тонким миром. Раньше это и у нас понимали. Отец, который служил во МХАТе, вспоминал слова Чехова: "Странные люди эти актеры. Да и люди ли они?.."
Я предрекал будущее многим знакомым. В 1974 году я ставил в Ленинграде в Театре Ленсовета спектакль "Бременские музыканты", в котором Трубадура играл Миша Боярский, а Принцессу — Лариса Луппиан. Я сидел в зале. В какой-то момент подозвал Мишу: "Посмотри на Ларису. Посмотри внимательно! Пропустишь ее — потом локти кусать будешь". Они меня с тех пор называют "театральный сват".
Как-то я предсказал судьбу и Кириллу Ласкари, моему другу, который ушел из жизни в прошлом году. Однажды я приехал к нему в Ленинград — и не застал Нину Ургант. Они пробыли вместе семь лет. Оказавшись в одиночестве, Кира впал в отчаяние: "Знаешь, жизнь моя кончилась. Кончилась любовь. У меня никогда не будет детей. Я несчастный, никому не нужный пенсионер..." Он ведь был балетный: 40 лет — и пенсия. Но я ответил: "Знаешь, как будет? Завтра раздастся звонок, тебя пригласят на очень интересную большую работу. Там ты встретишь девушку, полюбишь ее, женишься, и она родит тебе сына". Он улыбнулся: "Ну ты трепач!" Утром нас разбудил телефон, звонил режиссер Леонид Квинихидзе: "Кира, ты можешь срочно ко мне приехать?" Он: "У меня Вася Ливанов, мы будем вдвоем". Приехали. Квинихидзе сказал Кирке: "Прошу тебя поработать со мной. Я буду ставить "Соломенную шляпку", мне очень нужен талантливый балетмейстер!" Кира посмотрел на меня ошеломленно — и согласился. На съемках он встретил актрису Иру Магуто, она играла служанку. Они полюбили друг друга, поженились и родили сына.
Мне хотелось испить из этой чаши
Василий Ливанов: Многие делают ошибку, принимая за брак всего лишь роман, взаимную влюбленность, основанную на физической страсти, интимной близости. Называют супругой женщину, с которой живут. А она вовсе не супруга — любовница. Страсть рано или поздно проходит. И счастливо прожить вместе много лет можно, только если любимая становится самым близким другом — тогда любовь и дружба сливаются и становятся неразрывными. В этом случае семья становится тылом, защитой, источником вдохновения. Я понял это рано. С детских лет ношу с собой дом, как черепаха — панцирь. Сначала — дом родителей, теперь — собственный.
Супруга — это моя половина, причем лучшая. Кстати, так же о своей жене, моей маме, говорил отец. Он мог отличить истинные чувства от ложных, знал цену и тем и другим. Когда я познакомил отца с Леной, он сразу принял ее. А вот с моей первой женой держался настороженно. Я влюбился в 17 лет, она была на два года старше. Вышла замуж за другого, родила двух детей. Но я целых семь лет помнил о ней. В конечном итоге фактически украл ее у мужа. Я работал табунщиком на Первом московском конном заводе и снимался в "Слепом музыканте". Взял на конезаводе старинную пролетку XIX века, запряг в нее двух лошадей и, приехав в поселок, где она жила, предложил прокатиться. Я был молод и горяч. Вскоре она стала моей женой. Уж очень мне хотелось испить из этой чаши. Началась наша совместная жизнь. И скоро я понял, что принял страсть за любовь. Оказалось, мы очень разные. Но я терпел, у нас ведь родилась дочь Настя. Все перечеркнула одна фраза жены: "Если ты можешь за ночь написать сценарий мультфильма, почему же ты каждую ночь не пишешь по сценарию?!" Это и стало для меня определяющим моментом. Я понял, что рядом — чужой человек, с которым у меня нет точек соприкосновения. Она вышла из другой среды. Была человеком далеким от искусства и творчества, химиком по образованию... Вот Елена прекрасно меня чувствует.
Лена решает, будет ли обед, а я — будет ли война
Елена Ливанова: Рядом с Василием Борисовичем я очень изменилась. Раньше была вспыльчивой. Но у мужа такой взрывной темперамент, что я со временем стала очагом миролюбия и спокойствия. Это не значит, что характер у меня слабый. Думаю, безвольный человек с Василием Борисовичем просто не удержался бы.
Василий Ливанов: Ты сильная. Очень сильная... Знаете, Еленина сила в нравственности и честности. И еще — у нее большое любящее сердце.
Елена Ливанова: Но слабостей у меня много. И главная в том, что я живу за спиной Василия Борисовича. Все ответственные решения принимает он, и только он!
Василий Ливанов: У нас так: Лена решает, будет ли обед, а я — будет ли война с Румелией (часть Османской империи. — Прим. "ТН")... А вообще у нас все образуется само собой. Потому что Лена — душа дома. Она ангел-хранитель — и для меня, и для сыновей... Мы с женой уже давно стали единым целым. Живем как один человек. Какие традиции могут быть в семье актера и художника? Неизменной остается выработанная десятилетиями привычка варить по утрам кофе. Лена все делает талантливо, наш кофе славится среди гостей. Турецкий, крепкий, душистый, с большим количеством сахара, сваренный в турке так, чтобы пенка при закипании перевернулась. Каждое утро я обязательно пью примерно пол-литра кофе. Есть у нас еще одна традиция — отмечать мой день рождения на даче с друзьями. Так будет и в этом году. Состав гостей не меняется много лет. Мы дружно общаемся и хохочем до слез.
Сын допустил трагическую ошибку
Василий Ливанов: Счастье нельзя заработать, ни купить, ни украсть. Оно или есть, или его нет. Именно с ощущением счастья связано мое первое в жизни воспоминание. Перед глазами картинка: вокруг много женских смеющихся лиц. Наверное, мама держит меня, полуторагодовалого, на руках. Передо мной, в чьих-то других руках, — маленькое румяное от мороза существо в меховом капоре — девочка. Окружающие настаивают: "Ну поцелуй ее! Поцелуй!" Я послушно тянусь к ее щеке... Вкус холодной упругой щечки я запомнил на всю жизнь.
Счастье — это любовь, когда ты любишь и тебя любят. В этом смысле у меня все хорошо. В это понятие "все хорошо", конечно, входят дети. У меня их трое. Между ними разница ровно в десять лет. Такой вот цикл. Первой родилась Настя. В 1963 году на экраны вышел фильм о врачах — "Коллеги", мы должны были ехать на кинофестиваль в Аргентину. А тут как раз жена родила. Я очень хотел увидеть дочку до отъезда. Договорился в роддоме с врачами, которые после фильма относились ко мне особенным образом. Они провели меня в помещение, спрятали за шкафом и вынесли малышку буквально на пять минут. Я держал плотно завернутое в конвертик краснолицее сморщенное существо и думал: "Интересно, какой ты станешь?" Минуло десять лет. Моя вторая жена, Лена, родила Бориса. Для мужчины наследник — мечта. От радости я вознесся на седьмое небо! А еще через десять лет появился младший Колька. Мне уже было под пятьдесят. Однажды я укачивал его на руках. Смотрел в его глаза, прикрытые рыжими ресничками, и думал: "Боже мой, хорошо, что от любви не умирают!"
Конечно, для любящих родителей нет большей боли, чем та, что связана с их детьми... То, что полтора года назад произошло с Борисом, когда его обвинили в убийстве, для нас с Леной — трагедия. Мы пытаемся добиться правды и только правды. Причем не стоим на позиции: "Ах, наш ребенок не мог совершить ничего подобного". В начале июля Президиум Московского областного суда отменил приговор Химкинского городского суда (статья 105 — убийство) и вынес новый приговор по статье 111-й (причинение тяжкого вреда здоровью). Теперь никто не может назвать Бориса убийцей. Но тем не менее обстоятельства случившегося таковы, что вину нашего сына нельзя считать полностью доказанной и мы надеемся докопаться до истины. Расследование продолжается, постоянно вскрываются новые подробности. И похоже, все было подстроено! Бывшая жена сына Катя буквально заманила его в ту незнакомую компанию. И случилось то, что случилось.
Елена Ливанова: Наш сын допустил трагическую ошибку, связавшись с женщиной взбалмошной и постоянно пьющей. Мы не одобряли его встреч с Катей, но у них родилась глухая девочка. Вскоре сын с женой развелся из-за ее пьянства и стал по суду опекуном своей дочери. Мы ему помогали, носились с малышкой Евой по больницам, искали лучших врачей, душевно приросли к девочке. Сделали ей операцию по вживлению имплантата, и теперь Ева, надевая слуховой аппарат, может слышать. Она уже разговаривала, набирала словарный запас... И тут случилась трагедия с папой, которого она обожает.
Василий Ливанов: Боря тоже очень ее любит. Когда случилась беда, нарисовал дочке рисунок про то, что он надолго уехал в путешествие: вот сын плывет на кораблике, вот летит на самолете, едет на поезде, поднимается в горы. Борис не хотел травмировать дочку. А Катя привела Еву в суд — и та с ужасом наблюдала, как ее папу, лучшего на свете, в наручниках к клетке ведет милиционер. Вы не представляете, что происходило с Евой в тот момент! Позже Катя подала в суд, стремясь вселиться в квартиру бывшего мужа, где прописаны он и Ева.
Елена Ливанова: Теперь Катя не дает нам с Евой видеться. Мы подали встречный иск, ведь все это время мы растили Еву — и сын, и я, и Василий Борисович, пока Катя не решила сломать установленный порядок. Для нее квартира важнее спокойствия девочки, которая фактически потеряла не только отца, но и бабушку с дедушкой. 17 июля, за два дня до юбилея Василия Борисовича, Еве исполнится 8 лет. Она окончила первый класс спецшколы для слабослышащих детей. Мы давно ее не видели. Раньше приходили в школу-интернат, где она учится. А когда наступили летние каникулы, потеряли с ней связь. В нашем доме пустует комната с ее игрушками, карандашами и красками...
Окончательного решения, кто дальше будет воспитывать ребенка, суд пока не вынес. А пока Ева живет с матерью, и мы лишены возможности встречаться с внучкой.
Однажды я слышал, как плачет отец
Василий Ливанов: Знаменитый английский автор Честертон сказал: "Надо быть очень внимательным при выборе родителей". Я считаю, что сделал очень правильный выбор. Отец (Борис Ливанов — народный артист СССР, шестикратный лауреат государственных премий, любимый ученик Станиславского. — Прим. "ТН") и дед (Николай Ливанов-Извольский — актер сначала провинциальных, а потом столичных театров, заслуженный артист РСФСР. — Прим. "ТН") были людьми незаурядными. Круг общения у отца сложился уникальный. В нашем доме часто бывали друзья моих родителей — Пастернак, Качалов, Довженко, Тарханов, Кончаловский.
Отца и деда я очень любил. До сих пор мысленно с ними советуюсь, особенно с отцом. Я всегда хотел ему нравиться, искал его одобрения. Отец был для меня примером и в жизни, и в искусстве. Великий артист! А какой художник! Он работал как вол, а дед Николай Александрович растил меня и прививал жизненные навыки. Мы, Ливановы, из волжских симбирских казаков, мой прадед владел мануфактурой, ткавшей паруса. А в 18 лет дед увидел театральную антрепризу и приблудился к ней. Там же ему антрепренер придумал звучный псевдоним — Извольский. Долгое время дед гастролировал по провинции, потом прославился, осел в столице и вернул свою фамилию. Жалею, что никогда не видел его на сцене, он все время посвящал мне. Контакт с ним у меня был даже лучше, чем с отцом. Дед умер, когда мне исполнилось 14 лет. Известие это застало нас с отцом на гастролях в Киеве, и ночью я первый и последний раз в жизни слышал, как плачет мой отец...
С дедом я обошел все московские музеи. Больше остальных любил зоологический, где были "шушоные" звери. Рассматривать их было для меня наслаждением. Маленьким надолго замирал перед витриной мехового магазина на углу Петровки и Столешникова, где был выставлен "шушоный волк". А дед любил Третьяковку. Когда мне было 11, он подвел меня к картине Репина "Бурлаки на Волге" и спросил: "Тебе это нравится?" — "Очень!" — "Это говенная картина. Во-первых, это не бурлаки, это сволочь! Смотри, как парень молодой в лямке мучается. Таких у нас не было. Хозяин бы выгнал". Он в этом точно разбирался, ведь симбирские казаки на Волге занимались бурлачеством. А нехорошее на первый взгляд слово "сволочь" вовсе не было ругательством. Так называли людей "с волока" — случайных, прибившихся, бывших уголовников, беглых, которым нужно было копейку заработать за сезон и пойти скитаться дальше. Так дед показывал мне правду жизни.
В юности встретился мне еще один значимый человек — плотник Иван Ильич Халалимов, солдат трех войн. Он однажды поведал мне жизненное правило. Халалимов строил отцовскую дачу на Николиной Горе — и они c отцом сдружились. Вечерами отец приглашал его за стол. Однажды, когда я пришел к ним, папа сказал: "Вань, скажешь сыну?" И тот произнес гениальную фразу: "Живи вместе с жизнью. Не спеши — беду догонишь. Не отставай — беда догонит".
А второе правило пришло ко мне от Сергея Владимировича Образцова. В 1992 году, незадолго до смерти, он лежал в кремлевской больнице, был совсем плох, и к нему никого не пускали, только дочь Наташу. Я передал через нее письмо в защиту своего театра "Детектив", которому грозило закрытие. Образцов подписал. Отдавая мне письмо, Наташа сказала: "Сергей Владимирович просил вам передать: всякое дело, которое возникнет в вашей жизни, даже не связанное с искусством, всегда надо делать так, чтобы вы могли себе с чистой совестью сказать: "Я сделал все что мог". С тех пор я бережно храню этот завет.
http://teleweek.ru/139023
Метки: Ливанов Василий Борисович интервью |
Две жизни Шерлока Холмса |
— Но там, на съемках “Неотправленного письма”, с вашим голосом как раз и произошли все эти мутации?
“Если у парня нет способностей, гони в шею!”
— Василий Борисович, какое у вас сейчас настроение?
— Ровное. Меня многие спрашивают: “Что вас радует в 75?” А я отвечаю: “Меня радует 75”. Мне предлагали устроить публичное празднование на сцене Дома кино, я отказался. Мне претит перспектива сидеть в кресле под золочеными фанерными цифрами “75” и выслушивать чтение адреса от Министерства культуры, ведомств, общественных организаций… Я примерно знаю, что они могут сказать. Поэтому по традиции и в 50, и в 60, и в 70 лет я всегда на даче собираю близких своих друзей и отмечаю эти дела вечерним застольем. А поскольку все происходит летом, когда многих нет, то я обычно это повторяю осенью в каком-нибудь ресторанчике.
— А может, вы боитесь неискренности коллег?
— Я боюсь одного — испугаться; больше я ничего не боюсь. Неискренность коллег меня скорее забавляет. Потом, лучше все-таки верить в хорошее, чем подозревать дурное.
— Если бы был жив Виталий Соломин, уверен, вы точно бы его пригласили.
— Виташа — часть моей жизни, моего представления о мире. Для меня Виташа, хоть его и нет рядом, всегда со мной. К сожалению, визуально мы рядом с ним только в скульптуре на Смоленской набережной, а в душе… Я часто думаю, что бы он сказал по какому-то поводу, связанному со мной. Мне это очень важно. Такая доверительность, как с Виталием, у меня только с давним другом — композитором Геннадием Гладковым.
— Но, наверное, среди самых близких вам людей — отец, великий актер Борис Ливанов?
— Свой дом, как черепаха — панцирь, ношу с собой. Мы с вами сидим в квартире моих родителей, и, конечно, отец всегда присутствует в моей жизни.
— Кто только к вам сюда не приходил. Вся культурная элита!
— Да, в эту квартиру приходили постоянные друзья моих родителей — Борис Пастернак, художник Петр Кончаловский, режиссер Александр Довженко, мой крестный отец Василий Иванович Качалов, Михаил Тарханов… Действительно, за этим родительским столом пересидела вся советская культура.
— Но и вы, конечно, напитавшись этим духом, тоже решили поступать в театральный?
— Нет, отец очень боялся фамильной инерции: дед — актер, отец — актер… А вдруг из меня ничего не получится — и кто тогда будет виноват? Так что все мои домашние актерские проявления пресекались тут же. Поскольку я увлеченно рисовал, то меня толкали в художники. Я окончил Московскую среднюю художественную школу при Академии художеств — и поступал в Академию художеств, сдал экзамен, у меня был проходной балл, но именно тогда понял, что без актерства не про-жи-ву. Я поступил в Щукинское театральное училище и поставил родителей перед фактом. Отец тут же позвонил своему другу Рубену Николаевичу Симонову: “Васька поступил в училище твоего театра. Прослушай его, и если у парня нет способностей — гони в шею”. Это было сказано при мне. Я пришел на прослушивание, там сидели великие актеры — Абрикосов, Мансурова, Пашкова… Экзамен продолжался полтора часа: я читал Пастернака, Лермонтова, Блока, Маяковского. Потом Симонов позвонил отцу и сказал: “По-моему, твой сын очень способный”.
“Пастернак приходил к нам домой, ложился на диван и спал”
— Когда Пастернак приходил к вам, каким вы его запомнили?
— Я его помню с 43-го года. А когда он ушел из жизни, мне уже было 25. Так что общение было. Пастернак был человек домашний, он меня звал Васей и всегда на “вы”, даже когда я был совсем маленький. Когда он приходил к нам, а дома никого, кроме меня, не было, он ложился на диван и спал или рылся в папиной библиотеке.
— Вы уже тогда понимали его значимость?
— Он у нас дома читал стихи, и я их знал наизусть. Вот я сижу, мальчишка, слушаю разговоры взрослых, но наступало время, когда меня не отправляли спать. Бориса Леонидовича всегда просили почитать стихи, и он, читая, если забывал строку, протягивал ко мне руку, и я подсказывал. Я даже Мейерхольда помню: мальчишкой подглядывал, как он переодевается в какие-то мамины накидки и кого-то изображает.
— А когда на Пастернака начались гонения, в каком состоянии он к вам приходил?
— В этом состоянии он уже к нам не приходил. Мы ездили к нему на дачу. До той поры, пока он не написал оскорбительное письмо моему отцу. Отец страшно обиделся, а на следующий день Борис Леонидович приехал к нам утром и тут, в передней, стоял на коленях, умолял вернуть письмо. Отец вернул. Кстати, такое же письмо Пастернак в свое время написал и Маяковскому, которого он боготворил. Еще помню, как Зинаида Николаевна, жена Бориса Леонидовича, позвонила моему отцу: “Борис просит вас приехать”. Он уже умирал. Мы поехали, она нас встретила в саду у калитки и сказала отцу: “Боря просил, чтобы ты пошел к нему один”. Отец ушел, его довольно долго не было, потом он вышел, и мы сразу уехали. Я спросил: “О чем вы говорили?” “Мы сказали друг другу “до свидания”, — ответил отец. На похороны Бориса Леонидовича я не поехал, а отец был — и нес гроб. Потом его вызвала министр культуры Фурцева, хотела сделать выволочку. “У нас с вами разные представления о жизни и о смерти”, — сказал ей отец.
— Борис Ливанов ушел из МХАТа в 70-м, а через два года умер, то есть без театра жить не мог?
— Когда в 70-м Фурцева назначила главным режиссером МХАТа Ефремова, отец сказал: “Я не хочу работать в филиале “Современника”. Ушел и больше в театр не возвращался. Незадолго до смерти отца оперировал его давний друг Вишневский, потом позвал меня и сказал: “Вася, я хочу, чтобы ты знал: болезнь твоего отца — театр, я от этого вылечить не могу”.
“Я услышал себя с экрана и обалдел”
— Василий Борисович, ну а вы театром так и не смогли заболеть?
— После училища меня приняли в Вахтанговский театр, но ролей там не было, я играл лишь крошечные эпизоды. А тут Калатозов пригласил играть в фильме “Неотправленное письмо”. Сам Калатозов! О таком начале в кино можно было только мечтать. Я в театре взял год академического отпуска и практически провел его на съемках в тайге. Фильм вышел на экраны, а после как-то на Мосфильме я встретил знаменитого режиссера Юлия Райзмана. Он мне сказал: “Вася, поверьте моему опыту, вы будете сейчас очень много сниматься. И если у вас нет сильных привязанностей к театру, уходите, потому что совмещать вы не сможете”. Я ему сразу поверил. И действительно на меня сразу посыпалось очень много ролей. Так я ушел в кино и никогда об этом не пожалел.
— Калатозов был страшный экспериментатор, а в его характере — очень много мальчишеского. В 40-градусный мороз наш пробег снимали. Мне принесли меховую шубу, туда вставили микрофон, и я на бегу в этот микрофон должен был орать: “Алмазы нашли, алмазы, ура!” И потерял голос. Нашли врача, он сказал, чтобы две недели я вообще молчал. Затем я заговорил — вот этим самым своим известным всем голосом. Но сразу пришел в ужас. А потом я услышал себя с экрана и обалдел.
— Зато теперь ваш голос не похож ни на кого на свете.
— Вот! Я утешился, когда мне кто-то процитировал великого итальянского актера Сальвини: “Актер — это голос, голос и голос!” Действительно, мой голос стал моим хлебом. Конечно, я им владею, но появилась новая окраска, чисто индивидуальный тембр.
— Но не только же у вас изменился голос. И у Высоцкого тоже.
— Как-то мы с Володей ехали из Ленинграда в одном купе. А там курить нельзя, и мы пошли в тамбур. Курили, и Володя рассказывал, что у него есть мечта: издать детскую книгу. А так как у меня уже вышла книжка, то он подробно выспрашивал все, высказывался о том, какая должна быть детская литература. Вдруг мы увидели, как в открытой двери тамбура показалась проводница, застыла и с раскрытым от изумления ртом смотрит на нас. Мы замолчали. Потом Володя ей говорит: “Что тебе нужно, милая?” А она: “Господи, я таких голосов в жизни не слыхала”. Она нас не узнала, но пришла на наши ни на что не похожие голоса.
— Который режиссеры старались использовать?
— Естественно. Особенно в мультипликации. Я и крокодил Гена, и Карлсон, и Удав, и черный кот в “Котенке по имени Гав”. У меня примерно 300 озвучаний в мультиках наберется.
— А за озвучание мультфильмов хорошо платили?
— Очень мало. Тогда вообще актерам платили мало. Но это считалось нормальным. Мне же было интересно. Но вы знаете, что Боря Степанцев, режиссер “Карлсона”, приглашал на роль “самого упитанного в мире мужчины” Грибова, Яншина, но не получалось — голос не смыкался с изображением. А я снимался до этого у Григория Рошаля в двух фильмах, а потом его показывал, пародировал. И когда увидел Карлсона в эскизе, понял, что это Рошаль, его характер. После того как мультфильм уже вышел, я получил от Рошаля новогоднее поздравление, где было написано: “Рошаль, который живет на крыше”. Он узнал себя.
— От Шерлока Холмса нам никуда не уйти. Он вам еще не надоел?
— Есть такая история: однажды Конан Дойл стал жаловаться одному своему близкому другу, как он устал от Шерлока Холмса, как тот ему надоел. Тот слушал, слушал, а потом: “Ну как тебе не стыдно, этот человек сделал тебе всемирную славу, а ты так кокетничаешь”. Друг был прав. На самом деле актерам редко удается не просто сыграть какого-то персонажа, а родить человека. Это как Бабочкин родил Чапаева. Конечно, такие роли наносят удар по актеру, потому что его видят только в этом качестве. И мне трудно. Кого теперь играть: бандита-коммерсанта, мента-сыщика? Хотя вот в “Мастере и Маргарите” у Бортко я с наслаждением сыграл психиатра Стравинского. Но ведь я еще и пишу. Когда написал свою первую повесть, Валентин Катаев дал рецензию, где были такие слова: “Пришел новый мастер”.
“Мой сын не помнит, что с ним произошло”
— Расскажите, пожалуйста, о ваших детях. У вас же их трое?
— Да. Старшая дочь от первого брака. Она родила мне двух внуков. Один на месяц младше моего младшего сына. Я ей пригрозил: “Родишь мне племянника старше дяди, не прощу”. “Папа, я постараюсь”, — сказала она. И успела. Вторая внучка — школьница, ей 12 лет. И у меня еще внучка от старшего сына — Ева, ей 8.
— Но с ее папой, вашим сыном Борисом, случилась жуткая трагедия. Его же осудили за убийство.
— Он — замечательный художник, поэт, писатель, актер. Закончил международный колледж в Оксфорде. Как-то вдруг он оказался на телевидении и вел передачу “Бесконечное путешествие с Борисом Ливановым”. Ему прочили статус телезвезды. Сам Андрей Гончаров поручил ему оформлять спектакль в Маяковке. Вообще талантливейший человек, но оказался в такой ситуации.
— Как же это случилось?
— Сейчас становится понятным, что все было подстроено. Начальник Химкинского следственного отдела Сарафанов выступил на одном федеральном канале и заявил еще до начала следствия, что Борис якобы во всем признался и дает признательные показания. Это было наглое, чудовищное вранье! Я сразу же написал письмо генпрокурору Чайке о нарушении закона. А судья на процессе преследовала одну задачу: всячески подтвердить обвинительное заявление Сарафанова.
— Зачем? Простите, понимаю, что вам тяжело об этом говорить, но убийство было?
— Сочиняли, что Борис нанес своей жертве девять ран, зарубил его топором. Но два независимых эксперта сказали, что этот человек умер не от раны, которую нанес ему Борис (да и Борис ли — это до сих пор не установлено!), а от алкогольной комы. Через четверо суток у трупа было обнаружено 5,8 промилле алкоголя в крови. А ранений на нем было всего два: небольшой порез и неглубокое ранение, которое не затронуло жизненно важных органов. Но нож-то не нашли.
— Говорят, что нож выкинула бывшая жена Бориса Екатерина.
— Есть основания это уточнить. Но зато мы знаем, что на лестничной площадке, где это происходило, на стенке были пятна крови, еще одно пятно на полу, там же отпечаток чей-то рифленой мужской подошвы и след кровавой ладони на дверце лифта. Но это кровь не Бориса и не погибшего человека! Значит, там был кто-то третий. А сыну дали девять лет за умышленное убийство. Но недавно эту статью отменили и дали новую — 111-ю. Это нанесение тяжких телесных повреждений. А скостили срок всего на два месяца. Но мы не остановимся в поисках правды.
— Василий Борисович, скажите, как жил Борис, какой образ жизни вел?
— Весь 2008 год он занимался тем, что готовил свой литературный сборник. Когда он уже сидел в изоляторе, этот сборник вышел. Он называется “Утренний дождь”. Конечно, у него были проблемы с алкоголем. Но после развода с Катей он пять лет не пил. С Екатериной они вместе прожили меньше года, а потом у него появилась другая женщина, которую мы очень любим, — Наташа, сурдопедагог по профессии. Борису пить вообще было нельзя, такая уж у него физиология. А когда Боря жил с Наташей, стал лечиться, Наташа нашла ему замечательного врача. Препараты, которые он принимал, были абсолютно несовместимы с алкоголем. Но затем в документах, поданных в Институт Сербского на экспертизу, почему-то исчезли все рецепты лекарств, которые он принимал. Все это похоже на сценарий, который осуществлялся.
— Где сейчас сидит Борис?
— В колонии под Воронежем. Мы с женой у него были. Борис в тюремной газете опубликовал свои стихи. Он ничего не помнит, что с ним тогда произошло. А милиционеры, которые его тогда арестовывали, сказали, что он был трезвый, но неадекватный. У него даже не взяли пробу на алкоголь, хотя везде писали, что он был мертвецки пьян. Боря утверждает, что пил очень мало. На следствии выступила свидетельница, которая показала, что его бывшая жена Екатерина подсыпала ему в рюмку таблетки феназепама, чтобы он от нее не ушел.
— А он что, к ней опять вернулся?
— Боря поссорился с Наташей и поэтому поехал в Химки к Екатерине. У нас он оставаться жить не хотел. Когда я развелся со своей первой женой, приехал к отцу на дачу. “Где жить собираешься?” — спросил он. Я понимал, что если скажу “у вас”, то это будет полная утрата моего достоинства. И я сказал: “У друзей где-нибудь”. Так и Боря, зная эту мою историю, не мог остаться у нас. А ведь до этого он там, в Химках, просто боялся появляться. Как оказалось — недаром.
— Какие у вас отношения с внучкой Евой?
— У нас не то что любовь, у нас взаимное обожание. Мы с женой страдаем из-за того, что не видим ее. На даче у нее своя комната, игрушки, краски, карандаши — все это ее ждет. А Екатерина, зная нашу взаимную любовь, нас все время внучкой шантажирует. Теперь еще хочет отобрать московскую квартиру сына, которая зарегистрирована на Еву. В последние полтора года мы просто не вылезаем из судов.
— А на что же Екатерина живет? Как она кормит Еву?
— Она нигде не работает, живет на пенсию по инвалидности ребенка (Ева плохо слышит), а еще ее мамаша сдает 2-комнатную квартиру в Москве. У нее есть взрослая дочка Маша от первого брака, ей 18. Катя и выманивала всеми способами Борю в Химки, говорила: “Если хочешь видеть Еву — приезжай”. Вообще непонятно, откуда взялась эта компания. Дружки, мужики 30-летние, никогда нигде не работали и пили на пенсии своих матерей. Там же была и Катя. И всё обвинение построили на путаных показаниях единственного свидетеля. А показания, которые дала Екатерина, нарочито ложные. Они опровергнуты двумя свидетелями.
— Но драка была?
— Да, драка была. Говорят, что вышла она из-за Екатерины. У погибшего ничего не было сломано: ни нос, ни ребра, не выбиты зубы, только синяк и кровоподтек. А у Бориса была порезана рука, синяки на спине и на ноге. Что произошло дальше, покрыто мраком. Екатерину вообще не допросили. Наше правосудие… Я никогда в жизни с этим не сталкивался.
— Да, все это очень тяжело. Давайте под конец о чем-нибудь хорошем.
— Есть и такое. На днях указом президента Медведева моя супруга Лена получила звание заслуженного художника Российской Федерации. А наш младший сын Николай с отличием защитил диплом ВГИКа на факультете компьютерной графики. Ему 26 лет. Он замечательный парень. И еще радует, что люди ко мне подходят на улице, сочувствуют: “Держитесь, — говорят, — мы с вами”. Все же я вхож в каждый дом — уже 55 лет в кино.
http://www.mk.ru/culture/article/2010/07/18/517202-dve-zhizni-sherloka-holmsa.html
Метки: Ливанов Василий Борисович интервью |
Страницы: [1] Календарь |