Название: Она выпускает змей
Автор: alada
Размер: мини (1043 слова)
Персонажи: Мао Асада, Мики Андо
Категория: джен, лёгкий намёк на префем, фоновый гет
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все персонажи выдуманы, все совпадения случайны.
Примечание: Фик написан в рамках Зимней фандомной битвы.

Мао миленькая. Ушки, улыбка, тоненькие ножки – всё у неё миленькое. Миленькая – самое точное определение. Мики красивая. И никаких дополнительных комментариев тут не требуется. Мики красивая – иногда свысока, иногда изысканно-женственно, иногда опасно. Мики красивая как чёрт знает что, и когда Мао думает о ней так, у неё опускаются руки.

На самом деле Мао не завидует, вовсе нет. В их виде спорта красота играет большую роль, это точно, но не главную. Пусть Мики красива, но Мао умеет её обыгрывать, если очень захочет. Мики прыгала четверной? Ну так что же, Мао прыгает тройной аксель. И, в отличие от некоторых, приземляет его на соревнованиях. Мики завораживает дивной лепки руками, узкой гибкой спиной, меткими взглядами оленьих глаз. Мао слепит улыбкой, и её называют солнечным ребёнком и вундеркиндом. Мики опытнее, но федерация делает ставки на олимпийскую медаль для Мао. Потому что Мики тренируется не в Японии, потому что позволяет себе выбирать тренера сама, потому что игнорирует негласные правила: иностранцы могут быть консультантами, со-тренерами, но не единолично выводить на старт; право первого интервью принадлежит японским СМИ, одобренным федерацией; опальные тренеры – это опальные тренеры, и тут нечего обсуждать. Мао очень хочется, чтобы, вместо спринтерских гонок, между ними было что-нибудь вроде игры. Что-то благороднее бега по кругу до последнего издыхания. Шахматы-сёги, например. Но Мики играет по своим собственным правилам, и Мао вынужденно примеряет на себя роль "главной надежды Японии на олимпийское золото", точно зная, что, будь Мики чуть покорнее, они разделили бы эту ношу на двоих. Но та, другая, всегда сама по себе – она может выиграть, может проиграть, одно не подлежит сомнению: она сделает это сама, без чьей-либо поддержки. И, если Мао всё-таки чему-то и завидует, то только свободе Мики. Такой опасной, такой завораживающей свободе.

***
Тренировки на олимпийском катке даются Мао непросто. Помимо Ю-ны с её вездесущей свитой и раздражающим хладнокровием, помимо излишне строгого регламента разминок, есть ещё Мики, и именно её присутствие сбивает Мао с толку. Мики носится по катку тонконогой чёрной молнией, и на лице у неё написано "лучше не приближайтесь". Они с Мао практически одного роста, но смотрятся совершенно по-разному. Мао выглядит крохотной и по-детски худощавой, Мики же… Мики похожа на неумолимо раскручивающуюся пружину, когда заходит на прыжок. Мики похожа на беспощадную в своём стремлении к мишени стрелу, когда взлетает в воздух, скручивая три оборота так легко, так небрежно. Мики похожа на натянутую струну, готовую лопнуть при первом касании смычка, готовую взорвать идеальную мелодию оглушительным треском. Мики сегодня вся состоит из драмы, и это совсем – совсем – на неё не похоже.
В произвольной Мики катает Клеопатру, и даже в тренировочном костюме она похожа на египетскую царицу больше, чем стоило бы. Гибкие руки-крылья взлетают к небу, будто молят переполнить Нил дождями, и опадают ломкими угловатыми линиями, напоминая священные орнаменты на стенах пирамид. И меняясь с каждым новым ритмом в музыке, Мики становится то царицей, что будет убита змеёй*; то змеёй, что однажды убьёт царицу; то мудрым и вечным сфинксом, знающим наперёд, что ждёт их всех. Это перевоплощение кажется почти непристойным, и Мао ёжится, будто подсмотрела что-то, не предназначенное для её глаз.

***
После вечерней разминки в зале Мао отстаёт от тренеров в надежде немного побыть одной. И, конечно, теряется, потому что здания в этой олимпийской деревне совершенно точно строили не японцы, знающие, что главная прелесть жизни заключается в простоте. И, конечно, за одним из поворотов она видит Мики, сидящую на полу у кадки с чем-то очень хвойным - так по-канадски. И, конечно, Мао готова тут же развернуться и уйти. Но Мики плачет. И это как проснувшаяся Фудзияма, как солнце, встающее на западе, как царица Египта, уличённая в слабости. Мао не верит. И поэтому не уходит, подходит ближе и садится рядом на корточки. И молчит, потому что не умеет заговорить. Потому что чувствует себя маленькой и беспомощной, потому что она так мало знает о жизни, так мало. И Мики молчит в ответ. И видно, как она глотает не произнесённые – непроизносимые – слова, рассказывая свою историю. А после поднимает наконец глаза – у Мао досадно колет где-то в подреберье – даже сейчас Мики красивее, чем можно придумать – и тихо, но отчётливо произносит: "Он больше меня не любит". И это звучит так по-киношному, так нелепо, так жалко, что Мао захлёбывается не произнесённым – непроизносимым – возмущением. Потому что это Олимпиада. Потому что это то, к чему идут всю жизнь. То единственное, на что стоит тратить эту жизнь. Потому что Мики, такая сильная, такая свободная, плачет из-за мужчины. Потому что Мао не понимает, просто не понимает. И молчит. Потому что она услышала больше, чем должна была, больше, чем может понять. Я не могу простить ему, что он меня больше не любит. Я не могу простить себе, что он меня больше не любит. Я не знаю, как жить с тем, что он меня больше не любит. Мао слышит не Мики – Клеопатру: "Мои войска повержены, мой народ сломлен, мои земли постигла засуха – мой Антоний больше не любит меня". И, думая, что сходит с ума, она берёт Мики за руку – непозволительное вторжение в чужое личное пространство. Если мир сошёл с ума, если она сошла с ума – не всё ли равно. Мики сжимает её ладонь – не сильно, еле заметно, и Мао понимает, что права. И не знает, стоит ли этому радоваться.
Глупая-глупая Мики, думает Мао. Глупая-глупая Мао, поправляет она себя.

***
Мао ждёт своего выхода на произвольную. И, конечно, не смотрит, как катаются те, кто по жребию вышел на лёд раньше. Они никогда не смотрят. Но даже если не смотреть, тебя всё равно достанет приливной волной гомона зрительских трибун, музыкой соперниц, бьющей в уши набатом, равнодушным голосом, объявляющим оценки и вызывающим на лёд следующую смертницу. Обычно Мао, как и все, старается спрятаться от этого шума, заткнуть уши плеером, уйти в себя, не позволить никому и ничему сбить себя с финишной прямой. Но сегодня она слушает. Напряжённо и упрямо она вслушивается в то, что происходит там, на арене, которая, как ей ещё недавно казалось, даёт ответы на главные вопросы в твоей жизни. Кто ты? Что ты можешь? Чего ты достойна? С сегодняшнего дня Мао позволяет себе усомниться. И поэтому слушает, слушает. Объявляют Мики, и у Мао подрагивают пальцы, когда она слышит первые такты её музыки. И она не смотрит, но видит. Видит, как царица Египта сходит с трона. Как служанки наряжают её в лучшие одежды. Как она улыбается и говорит: "Я не могу простить ему, что… Я не могу простить себе, что… Я не знаю, как жить с тем, что…" И глаза её сухи. И она выпускает змей.

* Принято считать, что Клеопатра покончила жизнь самоубийством, позволив ядовитой змее укусить себя.

https://ice-fiction.livejournal.com/134432.html