Иногда по ночам, особенно когда задует очень сильный ветер, мне снится клубника. Я иду вдоль поля и вдруг замечаю в траве огромные красные ягоды. Жадно впиваясь в них, чувствую запах - этот божественный запах только что сорванной с куста клубники. Я собираю ее... здесь, и там, и тут... повсюду в траве мелькает сочная рубиновая мякоть. А потом внезапно просыпаешься... а вокруг только ветер. Он затихает на минуту, чтобы вновь приняться стучать оконными ставнями.
Знобит. Закутавшись в плед я выбираюсь из гамака. Деревянные доски пола не успели остыть за ночь и прикасаться к ним босыми ступнями очень приятно. В очаге еще осталось немного непрогоревших углей. Я бросаю туда пару поленьев и с удовольствием наблюдаю, как они начинают дымиться. Затем прорывается первый маленький язычок огня. И вот уже пламя жадно пожирает их, слегка похрустывая.
Я потягиваюсь и ставлю вариться кофе.
Порывистый ветер, налетевший с севера, не прекращается уже три дня. Он может дуть и завтра, и послезавтра, и еще целую неделю. И все на острове знают, что для рыбалки это не лучшее время. Но мы с Мо рыбачим для удовольствия. И плевать хотели, если за день не поймаем даже паршивой уклейки. Мы любим наше море любым. И я повторяю это про себя четыре раза подряд, прежде чем решаюсь бросить плед на край плетеного кресла, натянуть тельняшку и выйти за дверь.
Я уже заканчиваю последние приготовления, когда к лодке подходит Мо. Он неторопливо докуривает трубку, которую ветер безуспешно старается отобрать. С философским спокойствием, мой друг наблюдает, как я в третий раз пытаюсь завязать канат, в последний момент вырывающийся из рук и летящий на юго-юго-запад. Наконец, расслышав мои угрозы, состоящие сплошь из самых грязных известных мне на местном языке ругательств, он, спохватившись, принимается помогать. Совладав с канатом, мы последний раз проверяем крепость всех узлов и спихиваем лодку в воду. Волны холодные и неприятно бьют по ногам. Я стараюсь быстрее перепрыгнуть через борт, чтоб устроиться на веслах, спиной к ветру. Натянув поглубже капюшон своей потертой штормовки, я гляжу на Мо. Он кивает, и мы отправляемся в путь.
Ветер хлещет как сумасшедший. Волны разрываются о борта моей крошечной лодки, обдавая нас фейерверком ледяных брызг. Только законченный псих выйдет в море при такой погоде. Но мы старательно делаем невозмутимые лица, продолжая грести.
Берег уже еле виден. Мо достает со дна лодки нашу самую прочную бамбуковую удочку и забрасывает ее между двух огромных серых волн. Леска сразу натягивается так, что на ней, пожалуй можно, исполнить простенький популярный мотивчик. Переглянувшись, мы решаем, что она за что-то зацепилась. Дергая удочку и так и эдак мы с сожалением понимаем, что придется нырять. Лезть в холодную воду, да еще и на таком ветру, никому неохота. Поэтому еще минут шесть уходит на ожесточенный спор с применением всех известных каждому средств убеждения и протеста. Конечно Мо, в отличие от меня знающему местный язык с детства, красноречия не занимать. Но в вопросах упрямства я готова поспорить с кем угодно. Активно жестикулируя, в конце концов, мы чуть не опрокидываем лодку. Приходится признать, что придется тянуть жребий.
По обычаю острова, чтоб разрешить спор, каждой из сторон кладут на нос по небольшому камешку. Тот, чей камень упадет первым, считается проигравшим. Конечно, специальных камней (обычно это два гладких кусочка белой гальки) у нас нет. Приходится довольствоваться тем, что нашлось на дне лодки. Мой крошечный кусочек обкатанного морем стекла сдувает с носам почти мгновенно, и я считаюсь проигравшей окончательно и безапелляционно. Протестовать дальше бесполезно. Я стягиваю теплую одежду, делаю глубокий вдох, еще раз укоризненно смотрю на Мо, зажмуриваюсь и ныряю.
На секунду от холодной воды и разлетающихся во все стороны крошечных пузырьков, я совершенно теряюсь. Но глаза быстро привыкают и вот, в мутно-зеленой воде уже проступают очертания нашей лодки и натянувшейся сбоку от нее тетивы лески.
Проследив вдоль нее, я пытаюсь разглядеть, за что же зацепилась удочка, и не верю своим глазам. Огромная рыбина, заглотив крючок, таращится на меня из глубины. Я выныриваю, и стараясь перекричать ветер, объясняю Мо, в чем дело. Наконец, он понимает меня, заметно оживляется, мгновенно скидывает с себя все лишнее и прыгает в воду. Такую рыбину за леску нам ни за что не вытянуть. Гарпунами на острове никто не пользуется. Выход один - мы начинаем настоящую подводную охоту. Я подплываю к рыбине с одного бока, одновременно отвлекая ее и перекрывая путь к отступлению. В это время, Мо подплывает к ней с другой стороны, с заранее прихваченными из лодки перочинным ножом. К финальной сцене я зажмуриваюсь. Наверное, в глубине души я все-таки больше девушка, чем рыбак. Все происходит очень быстро. И скоро, напрягшись из последних сил, мы вместе с нашей добычей выныриваем на поверхность. Зуб не попадает на зуб, и кажется, будто холод проник в нас до самых косточек. Натягивая сухую одежду, мы дрожим всем телом.
Мертвая рыба занимает большую часть лодки. Каждый берет по веслу. Грести, подставив ветру лицо, тяжело. Зато лодка быстро пристает к берегу. Мы вытаскиваем ее на песок и наспех привязываем. Схватив вдвоем за хвост нашу большую мертвую рыбу, мы тащим ее по песку в сторону дома.
Только захлопнув, наконец, дверь, мы понимаем, что же все-таки произошло. Нам жутко холодно, но мы горды собой до черта! Пока я развожу огонь, Мо бежит в подвал за бутылкой отменного рома. Осушив по бокалу и немного придя в себя, мы приоткрываем дверь на веранду, где, переливаясь чешуей, лежит, растянувшись, наша огромная мертвая рыба. Мо показывает на нее пальцем и улыбается до ушей. Я наливаю нам еще рома. Осторожно, как любопытные коты, мы наблюдаем за нашей добычей через узкую щелочку в дверном проеме. Она такая большая, что трудно даже в это поверить.
Ночью ветер стих. Собрав весь имеющийся хворост, я разожгла костер прямо на берегу. И зажарила в нем нашу громадную мертвую рыбу. Словно почувствовав это, тихо, как звери на мягких лапах, откуда-то из темноты пришли Мо и Ма. До утра мы пили ром, и ели нашу огромедную зажаренную мертвую рыбу. Мы ели ее и на следующий день, и через день, и еще целую неделю. Так, что в конце она нам даже надоела.
И все на острове долго потом еще говорили, что никогда и никто не ловил такой большой-пребольшой-преогромной рыбы.
http://helga0403.livejournal.com/59842.html
