Бетонный колосс. О ценности башен элеватора в Самаре |
В ноябре 2020 года региональное отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры направило заявку на включение экспериментального элеватора на берегу реки Самары в список объектов культурного наследия. Меня часто спрашивают, в чем ценность этого сооружения. Эта статья – попытка объяснить, чем бруталистские башни так важны для архитектуры и градостроительства и почему этот уникальный объект непременно нужно сохранить.
Уникальное сооружение
Есть несколько слов, которые я много лет стараюсь не употреблять, когда речь идет о культуре и архитектуре: «шедевр», «необычный», «уникальный»... Любой предмет и событие так или иначе уникальны, но действительно особенных – единицы. К их числу, безусловно, относится и экспериментальный элеватор, построенный в конце 1970-х годов на берегу реки Самары.
Нужно немного рассказать об истории его создания. Институту «Промзернопроект» поставили задачу спроектировать зернохранилище на территории мукомольного завода. Участок, который отводился под это, был слишком мал для размещения стандартного элеватора. Тогда архитектор Валентин Смирнов нарисовал вертикальные цилиндры, подобно Константину Мельникову, построившему свой знаменитый дом-мастерскую на небольшом клочке земли в Кривоарбатском переулке.
«Пришел ко мне Михаил Васильевич Колчин (начальник строительного отдела и главный инженер проекта. – А. А.) и говорит: «Валя, у нас вот такая задача, надо как-то разместить элеватор. Порисуй», – рассказывал Валентин Смирнов об истории проектирования элеватора. – Я рисовал, рисовал, вижу – ничего не выйдет все равно. А потом вдруг, сам не знаю, как это пришло в голову – нарисовал колесо в центре, потом другое. Думаю, а почему бы в середине не быть нории (это вертикальный подъемник, транспортер, известный еще со времен Рима). В центре нория, а по бокам хранилища».
Реализовать авторский проект в провинции, да еще промышленное здание, – задача не из простых. Не один год ушел на согласование документации. В итоге на берегу Самары появился первый в Советском Союзе элеватор вертикального типа. Аналогов этому сооружению на тот момент не было.
Архитектура объекта менялась в процессе проектирования и строительства. Валентин Смирнов придумывал элеватор с другим, более легким завершением. Главная идея заключалась в вертикальном членении, движении вверх. Смирнов ушел из института, а архитектор Николай Дегтярев внес корректировки в первоначальный авторский замысел коллеги. У двух башен появились бетонные «короны». Это утяжелило восприятие объекта, сделало его еще более бруталистским.
Несмотря на уход из проектной организации, Смирнова привлекли к авторскому надзору за строительством. Экспериментальный элеватор был новаторским и в плане использования передовых инженерных и строительных технологий. Согласование проекта длилось не менее трех лет, а построили комплекс за два года, причем каждая из 60-метровых башен была возведена за 30 дней методом скользящей опалубки. При строительстве элеватора эту технологию впервые применили в Самаре. Лишь спустя много лет этим же способом возвели монолитный 20-этажный дом на углу Осипенко и проспекта Ленина, известный в народе как «рашпиль».
«Мне везло делать то, чего еще не было, – рассказывал Валентин Смирнов. – По элеватору мы насчитали и зарегистрировали 32 патента (тогда их не выдавали, они все были государственные). Начиная от самой задумки и заканчивая металлическими стыками, которые были сделаны по-новому. Передвижная опалубка тоже была запатентована. Кольцо опалубки поднималось на метр. Поначалу она круглая была. В углах может заводиться какая-нибудь дрянь, поэтому мы хотели чисто круглую, в проекте она была такой. Но строители не сумели ее сделать».
Таким образом, элеватор в Самаре уникален сразу по нескольким параметрам. Авторское архитектурное решение, первый в СССР элеватор вертикального типа, применение передовых инженерных и строительных технологий, рекордные сроки, первое применение в Самаре метода скользящей опалубки.
Первый вертикальный элеватор в СССР заметили и за пределами страны. Объект получил медаль «Золотой колос» на международной выставке в Чехословакии. Принципы работы такого типа зернохранилища легли в основу проекта элеватора на Кубе. Сын Валентина Смирнова Андрей в конце 1980-х работал над океаническим элеватором на Острове свободы. Масштаб башен и всего объекта в целом там был, конечно, совсем другим. К сожалению, события того времени не позволили реализовать задумку.
Памятник брутализма
Стрелка рек Самары и Волги в течение последних двух столетий была центром хлебной торговли. Вдоль двух рек, особенно Самары, располагались многочисленные амбары, мельницы, а позже и элеваторы. Название «Хлебная столица», которое любят использовать самарские краеведы, можно отнести не только к дореволюционной истории города.
Первый из трех крупных элеваторов здесь построили в 1916 году. Неоклассическое здание – памятник архитектуры регионального значения. Второй объект появился в 1930-х на берегу Волги (снесен в 2010-х). Третий – экспериментальный элеватор – ввели в эксплуатацию в 1980-м. Последний решен в редком для Самары стиле брутализма.
Брутализм – одно из самых ярких и неоднозначных направлений архитектуры модернизма в ХХ веке. В его основе – использование необработанных бетонных поверхностей. Аналогом работы с «чистым» материалом в период моды на историзм можно назвать «кирпичный стиль». Следующее поколение архитекторов отказалось от подражания стилям прошлого, а в качестве выразительных средств выбрало в том числе новый материал. Причем необработанные бетонные поверхности использовали не только в брутализме, но и в других направлениях. Например, знаменитый Гетеанум Рудольфа Штайнера в Дорнахе, который относится к «органической архитектуре».
Расцвет брутализма во всем мире пришелся на послевоенный период. Это было связано не только с развитием архитектурной мысли, но и с экономикой – нужно было в короткие сроки восстанавливать разрушенные города, а железобетон был наиболее удобным материалом для массового строительства. В то же время брутализм стал логическим ответвлением модернизма.
Бетон стал новым средством выразительности в архитектуре. Он позволял свободно работать с ритмом, фактурой, формами и пластикой зданий (многие произведения выделяются своей скульптурностью).
В брутализме работали величайшие архитекторы ХХ века, такие как Ле Корбюзье, Пьер Луиджи Нерви, Кэндзо Тангэ, Луис Кан и другие мастера, оказавшие влияние на развитие мировой архитектуры. К брутализму обращались и советские архитекторы. Например, один из эскизных проектов Дома Советов в Самаре (здание правительства Самарской области) был выполнен по аналогии с одной из самых известных бруталистских работ – зданием Бостонской ратуши (Бостон сити холл).
Примеров брутализма в Самаре немного. Наиболее яркие – упомянутый выше «рашпиль» московского архитектора Александра Белоконя и экспериментальный элеватор Валентина Смирнова. Причем если первый имеет множество аналогов (монолитные дома этой серии есть в Уфе, Минске, Алма-Ате), то башни на реке Самаре – единственные в своем роде. Оба этих объекта являются не только позднесоветскими архитектурными памятниками, но и важными градостроительными доминантами.
Своей брутальностью, тяжеловесностью, устрашающими масштабами элеватор напоминает средневековое фортификационное сооружение. Символично, что рядом с ним несколько веков назад располагалась первая самарская крепость, которая строилась с целью защиты восточных границ государства.
В последние годы архитектура брутализма набирает все большую популярность среди туристов и любителей архитектуры. Тысячи блогов и сайтов на сотне языков посвящены объектам этого периода, а некоторые из них (например, дом-памятник на болгарской горе Бузлуджа) стали местом притяжения туристов со всего мира.
Самарский элеватор обладает не меньшей привлекательностью, чем многие мировые образцы брутализма. Подобно фабрике-кухне, он идеально вписывается в российский и мировой контекст истории архитектуры. Десять-пятнадцать лет назад «серп и молот» Екатерины Максимовой многие называли сараем и предлагали снести. Сегодня это общепризнанный шедевр, в котором после реставрации заработает филиал Третьяковской галереи. Элеватор обладает не меньшей ценностью и потенциалом, который еще предстоит раскрыть.
Опубликовано в «Свежей газеты. Культуре» от 18 марта 2021 года, № 6 (203)
Рассказ Валентина Смирнова (1931-2018) о проектировании и строительстве экспериментального элеватора можно прочитать и послушать на сайте проекта «Лица модернизма».
Метки: Смирнов брутализм модернизм архитектура Самара под угрозой |
Последователи Льва Кекушева в Самаре |
Самарские архитекторы начала ХХ века довольно часто обращались к творчеству столичных коллег, вдохновлялись их работами, иногда даже заимствовали приемы или цитировали. Одним из ориентиров для местных зодчих стал московский архитектор Лев Кекушев.
Никольские ряды и дом Гребежева
В работах многих самарских архитекторов рубежа XIX-XX веков можно увидеть цитирование или заимствование идей московских, петербургских и европейских коллег. В творчестве Филарета Засухина, например, есть здания, отсылающие к работам петербуржца Виктора Шретера, Платон Шаманский спроектировал несколько домов под впечатлением от неоклассических построек Федора Лидваля, а в отделке фасадов Реального училища использовались точные копии декоративных элементов с двух жилых домов в Берлине, построенных в 1900 году по проекту архитектора Пауля Хоппе.
Зодчие в Самаре не могли пройти и мимо работ архитектора Льва Кекушева — мастера эклектики, пионера московского модерна, одного из самых известных авторов своего времени. Александр Зеленко создавал свой собственный дом (сейчас Дом журналиста) под впечатлением от кекушевского особняка Листа, но есть и прямое цитирование работ московского архитектора, встречающееся в творчестве самарцев Федора Черноморченко и Георгия Мошкова.
С 1899 по 1903 годы в Москве шло строительство Никольских (Иверских) торговых рядов. По проекту Льва Кекушева было создано здание в стиле модернизированной эклектики (многие исследователи причисляют его к московскому модерну) напротив Верхних торговых рядов (ГУМ), в нескольких шагах от Красной площади.
А через четыре года в Самаре городской архитектор Федор Черноморченко построил на улице Соборной (Молодогвардейская, 78) дом для купца Гребежева в духе этой работы Кекушева.
Фасад самарского аналога Никольских торговых рядов отличается от оригинала своей композицией и масштабом, а также строгой симметричностью.
Однако практически все декоративное оформление скопировано — кекушевский «фирменный» плавно изгибающийся карниз, арочные окна с полуколоннами, барельефы с грифонами, гермы, маскароны и даже львиные головы (своего рода подпись Льва Кекушева).
Соседнее двухэтажное здание (улица Молодогвардейская, 80), которое также принадлежало Гребежеву, Федор Черноморченко оформил скромнее, но в этом же стиле, а в 1910 году спроектировал (проект не реализован) напротив Новотроицкий торговый корпус, в архитектуре которого использовал мотивы все тех же Никольских торговых рядов. В итоге Новотроицкий торговый корпус (будущий универмаг «Юность») построили по проекту Дмитрия Вернера, а Федор Черноморченко уехал работать в Омск.
Сегодня два дома купца Гребежева на Молодогвардейской от московской работы Кекушева отличает еще и физическое состояние. Несколько лет назад ряды на Никольской отреставрировали, а самарский дом Гребежева входит в число особо проблемных памятников. С домом номер 80 по Молодогвардейской внешне все хорошо. В 2018-м привели в порядок фасад. В здании успешно работают галерея «Формонрамма» и Самарский государственный колледж. Впрочем, проблемы есть и здесь. По информации СМИ, в январе 2019 года администрация колледжа обратилась в суд с требованием к собственникам недостроенной «Галереи «Атриум» провести укрепление стен и фундамента. Масштабное строительство по соседству привело к деформации конструкций памятника архитектуры.
С «главным» гребежевским домом все куда печальнее. Состав собственников здесь разнообразный, от частных квартир и организаций до муниципального имущества и коммуналок. Проблемы есть как внутри здания, так и снаружи. Фасад стремительно осыпается и представляет опасность для прохожих. Как и в ситуации с другими многоквартирными жилыми домами-памятниками, здесь необходима тщательная работа с жителями, мэрией, управляющими компаниями, но в Самаре это все пока остается на уровне разговоров.
От особняка Коробковой к купцу Иванову
В 1906 году самарский архитектор Георгий Мошков построил на углу улиц Соборной (Молодогвардейской) и Заводской (Венцека) двухэтажный дом для купца Григория Иванова. Оригинальная работа самарского зодчего имеет много общего с московским особняком Коробковой на улице Пятницкой, 33-35, построенном по проекту Льва Кекушева в 1901 году.
В оформлении фасадов Мошков использовал ряд кекушевских приемов и деталей — обрамления окон и декор эркера дома Коробковой (скульптуры кариатид, изгибающиеся карнизы с львиными головками, грифоны и т. д.).
Угловая часть самарского дома завершалась скульптурами полулежащих женщин и сидящего на бочке Бахуса (скульптуры утрачены в советские годы). Часть здания Иванов использовал под торговлю вино-водочными изделиями, освещенные с улицы подвалы под винные склады, а квартиры на втором этаже сдавал в аренду.
После национализации в здании располагались разные учреждения, а в 2000-х помещениями здесь владели разные собственники. Часть здания осталась муниципальной, остальное перешло в частную собственность.
Сегодня объект культурного наследия регионального значения представляет собой полуруинированный дом с выбитыми окнами и, судя по трещинам, проблемами с несущими конструкциями. Десять с лишним лет назад самарская мэрия озвучивала планы по восстановлению здания, но, по традиции, реставрация осталась лишь в планах.
Удивляться, конечно, нечему. В аналогичном состоянии находится здание Реального училища.
Винные традиции улицы Заводской
Григорий Иванов был не единственным торговцем алкогольной продукцией на улице Заводской. Здесь же располагался магазин известного самарского купца Егора Аннаева. Да и спустя сто лет здесь сохранились некоторые купеческие традиции, даже в «Доме с атлантами» одно время торговали алкогольной продукцией.
Вообще, в Самаре есть места, где десятилетиями развивается какой-то конкретный вид торговли. Иногда даже вопреки логике. Например, на углу улиц Ленинградской и Молодогвардейской, в месте с самым активным пешеходным (в том числе туристическим) трафиком, работает целая сеть обувных магазинов. Возможно, это связано с тем, что в бывшем Торговом доме Пермяковой в советские годы работала обувная фабрика. Ее уже давно нет, а обувь есть.
Мне кажется, развивать свой бизнес в намоленном месте — очень хорошая идея. Производить что-то или торговать там, где за сто лет до тебя самарские купцы делали то же самое. Это не только красиво, но и может стать частью грамотной маркетинговой стратегии.
Несколько лет мы наблюдаем активное развитие ритейла в старом городе — на Молодогвардейской, Некрасовской, Фрунзе. Надеюсь, что этот процесс будет так же активно продолжаться, а местные предприниматели заинтересуется и домом Гребежева, и винными складами Иванова, и другими привлекательными для бизнеса объектами.
Армен Арутюнов
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» № 5 (178), март 2020 года.
Метки: Мошков эклектика под угрозой детали Кекушев Черноморченко Зеленко модерн архитектура Москва Самара |
Скульптуры и памятники старой Самары |
В современной Самаре несколько десятков скульптур и памятников и их число с каждым годом увеличивается. В начале прошлого века картина была противоположной — один ростовой памятник и несколько бюстов. В то же время архитектурные течения того времени предполагали обильное использование лепного декора, так что большую часть скульптурных произведений рубежа XIX-XX веков можно было встретить в отделке зданий.
Царь, поэт и два купца
Первой монументальной композицией, установленной в XIX веке в Самаре, стал памятник императору Александру Второму. Идея увековечивания возникла еще при жизни «царя-освободителя», а решение об установке памятника приняли уже после его смерти в 1881-м. Некоторые исследователи справедливо отмечают, что на обсуждение и сбор средств времени было потрачено больше, чем на его изготовление и установку. В результате бронзовая статуя появилась на Алексеевской площади (сейчас площадь Революции) лишь в 1889 году.
Композиция, выполненная известным московским архитектором и скульптором Владимиром Шервудом, состояла из фигуры императора на высоком постаменте и четырех скульптур у его основания — крестьянина, болгарки, черкеса и среднеазиатской женщины — олицетворявших важнейшие события, произошедшие во время правления Александра Второго (отмена крепостного права, освобождение Болгарии, покорение Кавказа, присоединение Средней Азии).
Единственный в городе памятник пользовался большой популярностью среди самарцев. Выполнен он был весьма профессионально, хотя так считали далеко не все. «На Алексеевской площади стоит памятник императору Александру II, - писала в 1890 году жена художника Сергея Иванова Софья, - поставлен на средства города и пожертвования; смотрели его, работы Шервуда, очень плох в художественном отношении, не серьезен в общем, какие-то длинные, малоголовые фигуры, очень плохо вылепленные; фигура же Государя - просто комична; кругом него разбит маленький сквер, где постоянно толкется народ, в большинстве случаев крестьяне, которых более всего занимают лапти на фигуре, под которой золотыми буквами подпись "19 февраля 61 года".
После революции 1917 года все скульптуры с постамента были демонтированы, а в 1927-м на него водрузили памятник Владимиру Ленину работы Матвея Манизера.
Единственный памятник, установленный до 1917 года и дошедший до нас, располагается на балконе бывшего Пушкинского народного дома (ДК Железнодорожников). Бюст Александра Сергеевича был установлен в 1903 году одновременно с завершением строительства здания. Его автор — самарский дворянин Вадим Рейтлингер. Окончив Реальное училище, он поступил в Петербургский лесной институт. Есть версия, что его сослали домой, в Самару, за участие в революционном движении, а большинство исследователей считают его скульптором-самоучкой. Но есть и другая информация. В 1936 году газета «Волжская коммуна» писала, ссылаясь на письма читателей, что Рейтлингер увлекся искусством и несколько лет учился ваянию в парижской частной школе. По возвращении из Франции он выполнил бюст Пушкина при участии художника Воронова.
Еще один бюст поэта, выполненный Вадимом Рейтлингером, был установлен в Пушкинском сквере в 1905 году. Со временем гипсовое произведение стало разрушаться и в 1930-х его демонтировали. Новый бетонный памятник поэту (автор — Владимир Домогацкий) установили лишь в 1949-м, а алюминиевая скульптура, расположенная в сквере сегодня, появилась в 1985-м (скульпторы Игорь Федоров и Виктор Фомин, архитектор Алексей Моргун).
Еще два бюста начала ХХ века были посвящены самарским купцам. В 1908 году установлен бронзовый бюст Антону Шихобалову возле построенной им больницы (нынешняя улица Ленинская, рядом с Покровским собором). Его автором выступил известный петербургский скульптор Илья Гинцбург. Кстати, двумя годами ранее Гинцбург изготовил по проекту Марка Антокольского памятник бывшему самарскому губернатору Константину Гроту в Петербурге. Да, в «северной столице» он есть, а в Самаре даже библиотеку не могут в честь него назвать, не говоря уже об увековечивании.
В 1911-м появился бюст Якову Соколову возле построенной им богадельни (нынешняя улица Чкалова, 98). Оба произведения, посвященных самарским купцам, были демонтированы после революции 1917-го.
Боги и герои
В период эклектики, а затем и модерна в Самаре появляются здания, обильно украшенные всевозможным лепным декором, от разнообразных рельефов и маскаронов до полноценных скульптур. Одним из первых таких зданий стал особняк Субботина (позже Шихобалова) на улице Казанской (Алексея Толстого). Дом построен в 1878-1881 годах по конкурсному проекту академика Императорской академии художеств Виктора Шретера (надзор за строительством вел петербургский архитектор Константин Лыгин). Фасад здания венчает аттик с гербом и двумя скульптурами по бокам от него.
Широкой популярностью в архитектурном декоре рубежа XIX-XX веков пользовалась тема античной мифологии. Отразилась она и на самарских зданиях. В 1901 году на улице Саратовской (Фрунзе) архитектор Александр Щербачев построил трехэтажный доходный дом для присяжного поверенного Петра Подбельского. Карниз здания подпирают две женские скульптуры. Их обычно называют кариатидами, хотя в руках у каждой — перо и скипетр. Тут можно пофантазировать и сказать, что это, например, изображения богини мудрости Метиды, которую считают покровительницей адвокатов. Но мы фантазировать не будем, пожалуй.
А вот балкон второго этажа держат два атланта, вернее две скульптуры Геракла в шкуре немейского льва. Автора декора на фасаде не всегда удается определить, но в случае с домом Подбельского можно с высокой долей вероятности сказать, что им был не Щербачев, а самарский художник и архитектор Михаил Квятковский. В 1905 году в Симбирске по проекту архитектора Александра Дмитриева было построено здание Земской управы, лепной декор которого (как внутри, так и снаружи) выполнил Михаил Квятковский. В ульяновских интерьерах располагаются десять скульптур Геракла, аналогичных самарским.
Еще одна работа Квятковского в Самаре — доходный дом подрядчика Алексея Нуйчева (сейчас технический лицей) на пересечении нынешних улиц Рабочей и Самарской. Считается, что в создании лепного декора вместе с архитектором участвовала дочь Нуйчева. Кроме различных маскаронов, бабочек и слонов на фасаде располагаются фигуры двух тритонов, поддерживающих угловой эркер. К сожалению, аутентичные скульптуры были утрачены, а выполненные во время реставрации копии по характеру значительно отличаются от оригиналов.
Михаил Квятковский известен в Самаре в первую очередь своими архитектурными проектами с богатой лепниной, но мы мало знаем о его сотрудничестве с другими архитекторами. К примеру, имя Квятковского упоминают в связи с проектом реконструкции Реального училища. Кроме прочего, здесь расположены еще две псевдоантичные скульптуры. На аттике в угловой части здания по обе стороны от купола сидят близнецы Диоскуры, которые, возможно, выполнены Михаилом Квятковским.
В Самаре есть всего три пары атлантов. Одни в образе Геракла, вторые — Тритоны, а третьи атланты настоящие. Особняк купца Павла Шихобалова на улице Заводской (Венцека) так и называют - «Дом с атлантами».
В Самаре есть всего три пары атлантов. Одни в образе Геракла, вторые — Тритоны, а третьи атланты настоящие. Особняк купца Павла Шихобалова на улице Заводской (Венцека) так и называют - «Дом с атлантами».
Античный декор частично сохранился и на винных складах Иванова, построенных по проекту Георгия Мошкова. В прошлом номере «Свежей» я описывал самарские дома, отсылающие к работам московского архитектора Льва Кекушева, в том числе и эту постройку. На фасаде здания есть четыре пары кариатид.
До революции на угловом аттике располагались две женские скульптуры, а под ними — сидящий на бочке Дионис.
Скульптура покровителя торговли и ремесел Гермеса (Меркурия) на колесе некогда украшала здание гостиницы «Центральная» на улице Дворянской (сейчас кинотеатр «Художественный» на улице Куйбышева).
А покровитель искусств Аполлон вместе с музой любовной поэзии Эрато смотрели сверху на посетителей театра-цирка «Олимп». После строительства на месте модернового здания новой филармонии копии скульптур Аполлона и Эрато перебрались на нее вместе с маскаронами на пилястрах и рельефами, изображающими Пегасов.
Еще одна скульптурная группа украшает бывшее здание Волжско-Камского коммерческого банка (сейчас Самарский художественный музей). Во фронтоне располагается горельеф, где угадываются персонажи античной мифологии — Гера со скипетром, близнецы Диоскуры, Гермес с кадуцеем и другие. Этот декор отличается от всех остальных. Он выполнен из керамики в мастерской Петра Ваулина. По технологии, изобретенной Ваулиным, во время обжига материал внешне становился похожим на металл. Встречаются два типа — под золото и под бронзу. Банк в Самаре украшали бронзированные детали. К сожалению, реставраторы решили, что это позолота, и покрыли всю керамику на фасаде сусальным золотом.
Волжский сецессион
Парковые скульптуры и фонтаны в Самаре можно было встретить на некоторых купеческих дачах. Но были примеры и в общественных пространствах города. Например, скульптура «Мальчик и девочка под зонтом» на фонтане в Струковском саду, установленная в начале ХХ века. Эта композиция, изготовленная на Цинко-литейном художественном заводе Георга Поля в Москве, есть во многих российских городах.
Основная дачная застройка волжского берега утрачена, сохранилось лишь несколько наиболее ценных объектов, хотя в начале ХХ века это был целый комплекс участков, растянувшихся от кумысолечебницы Егора Аннаева (территория бывшего силикатного завода) до дачи Петра Шихобалова (один из корпусов санатория имени Чкалова). На некоторых дошедших до нас фотографиях мы можем увидеть и скульптуры. Например, в фонтане на даче Екатерины Курлиной была фигура аиста. На соседнем участке сохранилась чаша фонтана (судя по всему, дореволюционная) с лягушками. На даче Соколова лепные хищные птицы. Но все это мелочи по сравнению со скульптурами на даче Головкина.
Константин Головкин проектировал свой загородный дом сам, хотя и не без помощи знакомых архитекторов. Известный советский скульптор Василий Акимов мальчиком служил у купца и наблюдал его в работе. По воспоминаниям Акимова, Головкин участвовал и в процессе создания слонов для своей дачи.
Кроме знаменитых слонов, давших вилле народное название «Дача со слонами», здесь установлена женская скульптура, породившая много нелепых слухов и легенд. Как и само здание, она выполнена в стиле венского сецессиона. Близкие ей аналоги можно встретить, например, на Пальмовой оранжерее в венском Бурггартене (скульптор Йозеф Вацлав Мысльбек) или на фотографиях с Всемирной выставки в Турине 1902 года.
Автор скульптуры на даче неизвестен, однако рискну предположить, что эта работа может относиться к числу произведений Михаила Квятковского. Во-первых, в своей архитектурной практике он не раз обращался к теме венского модерна и скульптуры в частности (барельефы особняка Субботина (позже Маркисона) на улице Алексея Толстого, женские головки в интерьере гостиницы «Гранд-отель» и так далее). Во-вторых, скульптура на даче стоит среди бутонов, напоминающих лепнину особняка Новокрещеновой и «Гранд-отеля», но крупнее. Цветы — своего рода «подпись» архитектора (слово «квят» в переводе с польского означает цветок).
Армен Арутюнов
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 7 мая 2020 года, № 8–9 (181–182)
Метки: скульптура Щербачев Рейтлингер Шретер эклектика Квятковский Гинцбург Шервуд Головкин Ваулин модерн памятники |
Архитектурная керамика Михаила Врубеля в Самаре и Чапаевске |
Михаил Врубель проявил себя почти во всех видах искусства, в том числе в керамике. Многие годы художник сотрудничал с Абрамцевскими гончарными мастерскими. В Самарском художественном музее хранится единственная работа Врубеля. Это майоликовая скульптуры «Морская царевна» («Волхова») из собрания Альфреда фон Вакано. Но керамику, выполненную по эскизам художника, можно встретить не только в экспозиции музея, но и в интерьерах и на фасадах самарского особняка Курлиной.
Влияние Шехтеля
Архитектор Александр Зеленко жил и работал в Самаре около трех лет, но проект особняка для купца Курлина проектировал после возвращения в Москву. Об этом, во-первых, говорят даты постройки. Разрешение на строительство хозяин городской усадьбы получил в 1902 году (Зеленко уехал из Самары в 1900-м), а через год, в 1903-м, дом был готов.
Во-вторых, сама архитектура особняка Курлиной говорит о московском периоде творчества зодчего. С одной стороны, здание имеет ярко выраженные черты франко-бельгийского модерна, а отдельные кованые элементы даже напоминают ограждение балкона на особняке архитектора Виктора Орта в Брюсселе. С другой стороны, это очень «московская» работа Зеленко, отсылающая к произведениям Федора Шехтеля.
Первые годы после возвращения в Москву Зеленко работал в мастерской Шехтеля. В это время по проекту Федора Осиповича строился особняк Рябушинского на Малой Никитской. Именно эта работа в большей степени и повлияла на облик самарского особняка Курлиной. Александр Зеленко редко прибегал к буквальному цитированию чужих работ. Исключение, пожалуй, составляет здание Русского торгово-промышленного банка в Самаре (1899 год), угловая часть которого отсылает к берлинской гостинице «Гранд Отель» на Александерплатц, построенной по проекту Карла Цаара и Иоганна Матиаса фон Холста в 1883-1884 годах (здание не сохранилось).
В проекте особняка Курлиной Зеленко использует аналогичные Шехтелю приемы и мотивы: общие принципы асимметричного решения объемов здания и композиции фасадов, растительные орнаменты в интерьерах, художественная ковка с вариациями на тему насекомых и т.д.
Абрамцевские мастерские
В оформлении фасадов и интерьеров особняка Курлиной активно использовалась керамика — голубой глазурованный кирпич и «кабанчик» с рельефными вставками зеленого цвета, различные оттенки плитки в облицовке каминов и стен столовой. Документальных сведений о происхождении керамических деталей (в том числе клейма производителя) не обнаружено, однако смело можно утверждать, что они изготовлены в абрамцевских гончарных мастерских.
Работая в мастерской Шехтеля, Александр Зеленко, очевидно, использовал имеющийся у Федора Осиповича обширный инструментарий и контакты. Шехтель формально не входил в абрамцевский художественный кружок, но поддерживал отношения с его участниками и основателем Саввой Мамонтовым, а также активно работал с гончарным заводом «Абрамцево». Здесь, например, по эскизам архитектора изготовили композиции для Ярославского вокзала в Москве. Дружба и совместные проекты связывали Шехтеля и с Михаилом Врубелем, много лет работавшим в абрамцевской мастерской. Вместе с ним зодчий оформлял и интерьеры особняка Рябушинского.
«Ассириец» в столовой
На двух фасадах особняка Курлиной (по улице Фрунзе и по Красноармейской) располагаются вставки из рельефных зеленых плиток с изображением четырех листьев. Впервые эта работа абрамцевской мастерской появилась в 1900 году в Москве, в оформлении особняка племянницы Саввы Мамонтова Марии Якунчиковой в Пречистенском переулке (архитектор Вильям Валькот). Здесь использовались два вида рисунка, в том числе аналогичный самарскому.
Крупнейший исследователь отечественного модерна Мария Нащокина в своей монографии «Московская архитектурная керамика» предполагает, что плитка относится к работам Врубеля. Эскиз этого орнамента опубликован в книге Андрея Роденкова rodandrew и Константина Лихолата «В творческой мастерской П.К. Ваулина». Выдающийся художник-керамист Петр Ваулин до 1903 года работал в абрамцевских мастерских. Значительная часть произведений Врубеля выполнена при его непосредственном участии. С 1906 года Ваулин основал собственное производство, но в его мастерской использовались и наработки абрамцевского периода.
Еще один пример использования этой плитки встречается в оформлении интерьеров особняка Василия Носова на Электрозаводской улице в Москве (архитектор Лев Кекушев, 1903 год). Здесь рельефной керамикой отделан камин в столовой.
В «Абрамцеве» Врубель создал серию майоликовых скульптур. Упомянутая выше «Морская царевна» («Волхова»), «Весна», «Демон», «Садко», «Берендей», голова ливийского льва и другие. Одна из таких работ - «Пророк» («Ассириец»).
Существуют разные версии происхождения этого образа, вплоть до того, что он был навеян Федором Шаляпиным, сыгравшим ассирийского полководца Олоферна в опере «Юдифь» Александра Серова. Некоторые скульптуры Врубель делал в разных версиях. Судя по всему, «Ассириец» был выполнен не только в виде объемной майоликовой композиции, но и как рельеф на плитке. Именно такие керамические барельефы можно встретить в столовой особняка Курлиной.
Чапаевские павлины
Нельзя не упомянуть еще одно произведение, связанное с Михаилом Врубелем. В 1916-1918 годах в Иващенкове (сейчас город Чапаевск Самарской области) по проекту архитектора Дмитрия Вернера строился храм Преподобного Сергия Радонежского. По словам Марии Нащокиной, наружное оформление этого храма керамикой было необычным и не имело точных прецедентов в России начала ХХ века. Мозаичные майоликовые панно, глазурованный кирпич и «кабанчик» разных цветов, декоративные вставки из плиток с самыми разными изображениями, от цветов до павлинов и герба семьи Романовых. По своему декоративному убранству эта работа Вернера по праву может считаться самым ярким архитектурным произведением, построенным в Самарской области до революции.
Дмитрий Вернер был очень дотошным архитекторам, уделял внимание малейшим деталям. Поэтому материалы для строительства и отделки храма заказывались в разных городах. Керамику запрашивали у московских поставщиков (компания «Артур Перкстъ и Ко»), из Оренбурга, в «Абрамцеве». Иконостас должно было изготовить «Товарищество Кузнецова» (не был реализован). Кроме того, в отделке встречаются клейма харьковского завода барона Бергенгейма и немецкой фирмы Villeroy & Boch.
Во втором ярусе церкви над главным входом расположено майоликовое панно, изображающее двух павлинов, склонившихся над кувшином. Аналогичный сюжет есть среди росписей Владимирского собора в Киеве, выполненных Врубелем в 1888-1889 годах. Исследователи предполагают, что художник является автором керамического образа. В доходном доме Захарова в Санкт-Петербурге есть печь с таким же декором, а в книге «В творческой мастерской П.К. Ваулина» опубликован ее эскиз.
Кроме того, на фасаде храма есть еще один образец плитки, который можно отнести к работам Врубеля (эскиз также опубликован в книге Роденкова и Лихолата).
Рельефный орнамент выполнен в том же стиле, что и «четыре листка» на самарском особняке Курлиной.
В своей монографии Мария Нащокина атрибутировала рельефное панно с павлинами на чапаевском храме как работу мастерской Ваулина и предположила, что там же сделана по старым абрамцевским формам и часть остальной керамики. Однако в архивных материалах по строительству храма нет упоминаний кикеринского завода, зато есть переписка Вернера и его заказ на гончарное производство «Абрамцева» в Бутырской заставе. Отсюда можно сделать предположение, что значительная часть декора храма в Чапаевске изготовлена в Москве, а некоторые его детали могут относится к работам, выполненным по эскизам Михаила Врубеля.
Армен Арутюнов
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 9 апреля 2020 года, № 6–7 (179–180)
Метки: Абрамцево Шехтель плитка Врубель мои публикации детали Зеленко Вернер архитектура фасадная плитка Самара Чапаевск |
Почему необруталистский «Рашпиль» Александра Белоконя должен быть серым |
Метки: брутализм модернизм Азаров архитектура Белоконь Самара под угрозой |
Напольная плитка в Самарском реальном училище |
Метки: плитка Шаманский архитектура Квятковский Самара под угрозой |
Напольная плитка в Самарском реальном училище |
Метки: плитка Шаманский архитектура Квятковский Самара под угрозой |
Несколько аналогов ограждений балконов Самары и Чапаевска |
Метки: детали архитектура Самара ковка |
Несколько аналогов ограждений балконов Самары и Чапаевска |
Метки: детали архитектура Самара ковка |
Напольная плитка в особняке Сурошникова |
Метки: интерьер Щербачев Шехтель модерн плитка печи и камины Самара |
Напольная плитка в особняке Сурошникова |
Метки: интерьер Щербачев Шехтель модерн плитка печи и камины Самара |
Об отделке камина в особняке Шихобалова ("Доме с атлантами") |
Метки: Щербачев плитка печи и камины Самара |
Об отделке камина в особняке Шихобалова ("Доме с атлантами") |
Метки: Щербачев плитка печи и камины Самара |
"Три сестры. Рефлексия" и Вечера современной драматургии в Литмузее |
Метки: Литмузей фотография музей Литература театр драматургия |
"Три сестры. Рефлексия" и Вечера современной драматургии в Литмузее |
Метки: Литмузей фотография музей Литература театр драматургия |
Пиросмани, Гудиашвили и Какабадзе в Национальной галерее Грузии |
Метки: Пиросмани музей искусство Грузия Тбилиси |
Пиросмани, Гудиашвили и Какабадзе в Национальной галерее Грузии |
Метки: Пиросмани музей искусство Грузия Тбилиси |
Особняк Шихабалова ("Дом с атлантами") на реставрации |
Метки: фотография интерьер Щербачев модерн эклектика реставрация Басс |
Особняк Шихабалова ("Дом с атлантами") на реставрации |
Метки: фотография интерьер Щербачев модерн эклектика реставрация Басс |
Дача Головкина ("Дача со слонами") в снегу |
Метки: Головкин скульптура модерн архитектура Самара |