Рисунок 1924 года с подписями Эмиля Кроткого

26 (14) декабря исполняется 130 лет со дня рождения Эмиля Кроткого (настоящее имя Эммануил Герман; 1892—1963), поэта и острослова, мастера короткого афоризма и эпиграммы. Он был из той плеяды интеллигенции, которая в штыки приняла победу большевиков и первое время ехидно издевалась над ними в стихах и рисунках. Среди них были такие поэты, как Анатолий Д’Актиль (позднее автор «Марша энтузиастов»), и такие известные художники, как Борис Ефимов, Дмитрий Моор, Виктор Дени, Алексей Радаков, Константин Ротов...
Кроткий и позднее, в 1931 году, имел неприятности по политической линии — провёл три года в ссылке, и потом ещё долго жил в тех же местах. На вопрос, отчего это случилось, отвечал с характерной для него самоиронией:
– Ничего особенного, просто сделал неосторожный шаг в три тысячи километров!
В красноярской ссылке свои письма подписывал – Папин-Сибиряк.





В 1949 году Эмиль Кроткий снова оказался под огнём критики. Журнал «Крокодил» в фельетоне заклеймил «эстетов-остряков типа... Кроткого (он же Герман), [которые] словом, делом и мышлением стояли на позициях космополитизма». Но кампания против «безродных космополитов» прошла, и в печати вновь замелькали острые словечки и эпиграммы Кроткого.
Илья Ильф и Евгений Петров взяли Эмиля Кроткого в качестве прототипа своего фельетониста Гаргантюа в романе «Золотой телёнок» (1931). И отразили его пребывание на Украине во время гражданской войны: «Маленький вежливый стихотворец Гаргантюа восемь раз был в плену у разных гайдамацких атаманов и один раз даже был расстрелян махновцами, о чём не любил распространяться, так как сохранил неприятнейшие воспоминания, выбираясь с простреленным плечом из общей могилы».
Но весной 1917 года всё это было впереди, Эмиль Кроткий, как и почти вся тогдашняя интеллигенция, радовался наступившим февральским «свободам». Его шутки из одесского журнала «Бомба»:
«Одни перешли на сторону Думы, Горемыкин – переехал: на грузовике».
«О Распутине напрасно говорили, что он и в огне не горит, и в воде не тонет: он и в воде утонул, и в огне сгорел».

А в мае 1918 года меньшевистская газета «Вечерняя звезда» публиковала эпиграмму Кроткого:

Ни дороги, ни проталин, —
Дай хоть тропку куцую!
Пишет Рейснер, пишет Сталин —
Пишут конституцию.

А это похожий вариант примерно тех же дней из горьковской «Новой жизни»:

Нам использовать дано
«Передышку» куцую.
Сталин с Рейснером давно
Пишут конституцию!

Заметка Эмиля Кроткого из газеты «Новая жизнь» за начало 1918 года: «Суд упразднён. Функционируют только самосуды. Обыватели недоумевают: как титуловать в прошениях это кочующее учреждение? Его Самоуправством, что ли?».

Эпиграмма об аресте клоунов Бима и Бома:

Что ни день — сенсаций доза!
Я поник вспотевшим лбом.
Вновь республике угроза —
Бом и Бим... и Бим, и Бом!
Перепуган — чрезвычайно.
Нас, по поводам любым,
Гнёт Германец, гнёт Украйна.
А вдобавок — Бом и Бим!

После восстания левых эсеров в июле 1918 года В.И. Ленин поделился своим наблюдением случайно услышанной им из народа репликой: «Серая, безграмотная старушка, негодуя, говорила по поводу убийства Мирбаха: «Ишь, проклятые, толкнули-таки нас в войну!».
Эмиль Кроткий немедленно отозвался на это язвительными стихами «Старушка» в той же «Новой жизни»:
Опять июль. Грохочет пушка.
Воспоминанья шевеля,
Стоит недвижная старушка
У потрясённого Кремля.
Коммунистическая вера
Непоколебима, как гранит.
Она еретика — эс-эра —
Коммунистически бранит.
Мол, что за войны, — Брест-де ценен.
Ей верить в «скифство» не дано...
Сей добрый отзыв слышит Ленин
В автомобильное окно.
О, неожиданная ода!
Не оскудел народный дух.
Блажен, кто слышит «глас народа»
В невнятном лепете старух.
..............................
Гляжу назад: иные лета,
Давно забытая пора.
Взглянул — узнал: старушка эта
Стоит у Гусова костра.
С ней, знаю, всякое бывало.
Увы! и нынче, как давно,
Старушка надвое сказала, —
Хоть многим слышалось одно.

Но и через 40-45 лет после Октября стихи и эпиграммы Эмиля Кроткого не сходили со страниц советской печати. Правда, теперь стрелы сатиры, особенно политической, ему приходилось направлять не в Ленина и Сталина, а в иные мишени. В 1957 году, к 40-летию революции, он вместе с художниками Кукрыниксами сделал серию «Враги революции».


Кукрыниксы. Карикатура из серии «Враги революции» на Александра Гучкова. 1957 год

Эпиграмма к карикатуре на Александра Гучкова:

В февральской хронике случайная особа
Вёл в Пскове торг с царём. Проторговались оба.

На Павла Милюкова:

Он много истратил душевного пыла,
На то, чтоб на трон протащить Михаила.
Но царской короны не спас потому,
Что вовремя дали по шапке ему.



На Александра Керенского:

Фразёр. Ораторствовал всласть.
Актёр. Играл напропалую.
Хотел в историю попасть,
Попал в историю. В плохую!


Рисунок Кукрыниксов. 1957 год

А это карикатура на стиляг:


Карикатура Кукрыниксов (январь 1960) со стихами Эмиля Кроткого «Поганки»:
Иностранцы?! Иностранки?!
Нет! От пяток до бровей
Это местные поганки,
Доморощенный «Бродвей».

На второго космонавта планеты Германа Титова:



Снова взлёт! Хвала и честь герою!
Слава двум, кем в космос путь открыт!
Не звезда, как прежде, со звездою,
А майор с майором говорит.

Не только на страницах печати, но и в обычной беседе Эмиль Кроткий, что называется, за словом в карман не лез. В какой-то компании одна молодая женщина его неожиданно спрашивала:
– А как вы думаете, Эмиль Яковлевич, что сейчас носят?
Кроткий – последний человек на свете, которого следовало бы спрашивать о вопросах моды, он всегда одевался очень тщательно, но при этом старомодно (белая рубашка, золотая булавка и запонки и т.д.), однако отвечал без запинки:
– Носят на руках Вознесенского!
– А Евтушенко? – смеётся кто-то.
– Евтушенко, как губная помада, на устах у всех женщин. Хороший поэт, только молод ещё, ищет не рифму, а правду.


Эмиль Кроткий в 1920 году

Из афоризмов Эмиля Кроткого:

«Никем не доволен. Говорит о людях так, точно целый мир сидит перед ним на скамье подсудимых.
Был до того светлой личностью, что хотелось надеть на него абажур.
Презирал весь мир. О земле говорил: «Круглая дура».
На своей репутации безбожника он поставил крест.
Рыба думала, что ей не дают высказаться.
Флюгер думал, что он указывает ветру, куда дуть.
Картофель в мундире пытался уверить всех, что он старый вояка.
Книга была написана до того слащаво, что мухи садились на неё тысячами.
Мышь ставила себе в заслугу то, что она не ест кошек.
Актёр волновался, исполняя в радиопередаче роль морского прибоя.
Всё можно пережить, кроме своей смерти».

Такие дела...

https://foto-history.livejournal.com/17466923.html