Сирота московская
«Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущий в погибель, и многие идут ими» (Евангелие от Матфея)
Глава 1
Письмо без адресата
Звенели счастливые колокольчики на украшенных ёлках, играла музыка где-то далеко и совсем близко, так близко, что сердце танцевало и радостно пело. Приближалось Рождество. Розовели пухлые детские щеки, а ладошки были спрятаны в варежки, связанные мамой или бабушкой, а может быть купленные кем-то когда-то.
Снег прилипал к шапке, был за шиворотом, в рукавах – везде, приятно жег тело, морозец щипал нос, слезились глаза, и тут же, почти мгновенно, слезы превращались в льдинки. Все кругом ожидало чуда, предчувствовало праздник, даже ветви на деревьях замирали в предвкушении, а снег будто бы старался падать медленнее обыкновенного, и даже ветер затихал и прислушивался.
В комнате было светло, горела яркая ночная лампа, под которой девчонки обычно читали перед сном. Но сейчас никого здесь не было, ну, или почти никого. Настя сидела на полу, прямо под лампой, так, что свет падал на листочек бумаги, освещая корявые, старательно выведенные буквы.
Елка, давно наряженная стояла в зале (зал открывался только по праздникам, или когда приезжали знатные гости). Между Настей и ёлкой была стенка, не такая уж толстая, и Насте был слышен смех, топот, предпраздничные звуки, вихри, суетливые, непонятные, нелепые. Она знала, что письма Святому Николаю (или как принято у нас – Деду Морозу) уже давно лежали под елкой теплой стопочкой, аккуратно сложенной на мягкой рождественской вате.
«Здравствуйте мама и папа, - писала она. Мне уже 12, воспитательница говорит, что я уже взрослая и все могу делать сама. В прошлом году мы с девочками крестились. Мы стояли возле купальни в прозрачных белых платьицах, напоминающих ночные рубашки, а под ними мы были совсем-совсем голенькие. И мне кажется, что так и надо. А еще нам подарили книжки – Библии. И я читаю по странице в день. Я вас люблю, мои мама и папа! Я знаю, что вас сейчас нет, и вы – ангелы. Но Святого Николая ведь тоже нет, а ему все равно пишут письма. Я верю, что вы получите мое письмо. Не беспокойтесь за меня, у меня все хорошо, кормят тут целых 6 раз в день, и гулять отпускают.
Когда-нибудь я тоже стану ангелом и прилечу к вам. До встречи, ваша Настенька».
Она аккуратно сложила письмо, перевязала его заранее заготовленной красной ниткой, которую она выпросила у воспитательницы, когда та вязала своему сыну свитер.
Все было готово. Настя улыбнулась и понесла свое сокровище к ёлке.
«Что это у тебя такое? - послышалось совсем близко. – Письмо? А ну-ка дай почитать!» - и сокровище было вырвано прямо из рук. «Отдай!» - провизжала Настя, но уже было поздно, письмо уже разворачивали цепкие мальчишечьи руки. «Сейчас посмотрим что тут у нас интересненького. Шурка, Димка, а ну валяйте сюда!» - прокричал Васька, да, да, именно тот Васька, которого боялись тут все. Он не раз был в бегах, но его все равно ловили. Зато свободы успел вкусить, и поворовать – деньжат заработать. Шпана детдомовская, одним словом. Спорить с ним было бесполезно, драться – тем более.
«Ах, ты скоти-ина!» - провыла Настька. Подбородок задрожал, и слезы начали покрапывать, когда все трое принялись читать письмо, Васька, главарь банды, читал вслух, перевирая слова и интонации, смеясь и корча рожи. Настя ринулась к двери, забежала обратно в комнату и закрыла дверь на замок. Что никто, никто, не видел ее слез. Она выключила свет, чтобы даже он не видел как она плачет. И тогда она села на пол, на то место, где писала письмо, под лампой. Все тело вдруг подкосилось, плечи опустились, слезы закапали на голые коленки. Она начала кусать рукава своей праздничной кофточки, безжалостно, беспомощно.
А за окном медленно падал снег. И ветви замирали в предвкушении чуда, а на румяных детских щеках замерзали слезы, превращаясь в чистые, прозрачные льдинки. Рядом были мамы и папы, и эти счастливые мальчики и девочки мечтали об игрушках, о волшебных принцах и принцессах, о новом велосипеде «Аист» с перламутровыми спицами, и тому подобном, материальном, что можно потрогать.
А Настя думала об ангелах, мечтала о машине времени, которая перенесла бы ее в далекий 1996 год, и тогда бы она точно защитила родителей, точно не дала бы им умереть. Она думала о смерти, и это было совсем не материальное, это нельзя было потрогать, и ничего сделать с этим тоже было нельзя.
Худенькая, с веснушками на бледных щеках и почти что прозрачными ресницами. Настенька. Девочка-Воробушек. Вот бы погладить ее по голове, по мягким рыжим волосам, точнее пушку волос, успокоить эти испуганные, растерянные глаза, в которых даже в темноте живет свет. Но дверь заперта. Если даже постучитесь – она не откроет. Нужно время. Подождите.
Глава 2
Как быстро кончается детство
Мама сшила Насте на Новый год костюм лисенка. Румяная, с веснушками на черненьком (замазанном краской) носу и двумя пышными рыжими хвостами. Вылитый лисенок! Стоит возле ёлки, довольная, с братом Валькой. Сколько ей тогда было? Лет 9, наверное, а может и того меньше.
Ей подарили куклу в розовом платьице с большими, совсем не кукольными глазами. В этой семье подарки на Новый год дарились утром, и поэтому Настя получила свой подарок прямо в постели.
Она чистила мандарины, кожура забивалась под ногти, а ладошки пахли праздником, теплым, цитрусовым счастьем. Она ждала чуда, и верила в то, что оно, несомненно, произойдет.
Было 8 часов вечера, оставались считанные часы до боя курантов и наступления нового, еще не изношенного года. Папы еще не было, он был на работе (что уж говорить, у таксистов даже в канун Нового года дел хватает). Мама, курносая, короткостриженная женщина, в сером шерстяном свитере с оленями, царствовала на кухне. А Настя устроилась под ёлкой чтобы писать письмо. Как кому? Конечно же Деду Морозу!
«Дорогой дедушка, я вела себя хорошо в этом году, правда! Подари мне пожалуйста котеночка, рыженького. Я знаю, что ты можешь выполнить любое желание, ты же волшебник!». И подпись, аккуратная, фломастером. Она свернула листочек, подписала – Деду Морозу, и положила его рядом с фигуркой важного, с ватной бородой и с серебристым посохом дедушки.
Брат Валька играл с подаренной ему машинкой, а Павлик (старший) только что вернулся с прогулки.
Вскоре пришел и папа, он вошел, внося с собой в дом серебристый снег, который тут же начинал таять.
«Привет, папик!» – прокричала Настя. А я уже написала письмо Деду морозу!!!
«Ух, ты, какая молодец» - сказал папа, снимая с головы меховую шапку т стряхивая с нее снег.
Новый год отмечали впятером, сначала смотрели телевизор, потом Настя с Валькой показывали родителям кукольный спектакль (Павлик для этого был уже слишком взрослый), а потом взрослые пили шампанское, а дети – Буратино. И всем было хорошо.
Это был последний Новый год, когда Настя праздновала в своей семье. Через месяц после этого, когда она была в Подмосковном лагере, ей передали письмо, точнее телеграмму. Нет, не от Деда Мороза, а от какого-то незнакомого ей человека. Конечно же ее не должны были давать Насте, но вожатый подумал, что ей пишут родители, и передал.
А там – о смерти. Самолет разбился и все погибли. Ее семья летала к бабушке, в Калининград, а ее решили не брать, подумали что в лагере будет лучше. Настя не сразу поняла о чем речь, или не сразу хотела понять. Она только сжала кулаки со всей силы и закричала громко, совсем не по-детски: «Маа-маа…!!!».
Глава 3
Чудо
«Здесь дома нет,
хоть зовется это место - Дом,
здесь не домашнее,
а щенячье тепло,
ни халатов, ни тапочек,
ни шерстяных носков,
связанных бабушкой - нет,
даже свет,
искусственный, негреющий,
и улыбок мало,
потому что мама
не варит компот,
не говорит: "Привет",
потому что мамы,
мамы тут нет»
Настя уже 3 года живет в Детском доме. Вместо Нового года тут празднуется Рождество. Вся жизнь детей делится на две половинки – жизнь в семье и жизнь здесь. И альбомы с фотографиями так разделены: «Это я дома, это мама, это морская свинка» и - «А это я уже тут». И тишина, и взгляд грустный. А что на это скажешь, можно только взять за руку, погладить по голове, поговорить, поиграть.
Перед сном Настя открыла Библию и прочитала: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущий в погибель, и многие идут ими». И ей показалось, что это про нее, ведь тесными вратами идти сложно, и она вспомнила, как говорила ей мама: «Страдание дается под силу». И только теперь она поняла эту фразу. Она должна расти, жить, ведь так хочет Бог. Значит, тесные врата нужны, чтобы жить, значит страдания нужны, чтобы…
