...А еще в этой комнате... стояли гигантские часы
черного дерева. Их тяжелый маятник с монотонным
приглушенным звуком качался из стороны в сторону и,
когда... часам наступал срок бить, из их медных легких
вырывался звук отчетливый и громкий, проникновенный и
удивительно музыкальный, до того необычный по силе и
тембру, что оркестранты принуждены были...
останавливаться, чтобы прислушаться к нему. Тогда
вальсирующие пары невольно переставали кружиться, ватага
весельчаков на миг замирала в смущении и, пока часы
отбивали удары, бледнели лица даже самых беспутных, а те,
кто был постарше и порассудительней, невольно проводили
рукой по лбу, отгоняя какую-то смутную думу. Но вот бой
часов умолкал и тотчас же веселый смех наполнял покои;
музыканты с улыбкой переглядывались, словно подсмеиваясь
над своим нелепым испугом, и каждый тихонько клялся
другому, что в следующий раз он не поддастся смущению при
этих звуках. А когда пробегали шестьдесят минут... и часы
снова начинали бить, наступало прежнее замешательство и
собравшимися овладевали смятение и тревога.
И все же это было великолепное и веселое
празднество...