Ну, да, иногда толкает меня что-то на написание подобной фигни ))
Неделька выдалась хлопотной для призрака Оперы.
Что поделаешь, устал он на старости лет от выпендрёжа истеричных примадонн, вот и попросился на покой, в школу музыкальную. Всё было на новом месте прекрасно, точь в точь как и хотелось : скандалов мало, учатся все да работают, на кашэ мизерное не жалуются - дел немного, а официальная должность, как ни крути, почётна. Привидиться, там, попугать иногда нервных студенточек, помочь кому ― без проблем, а для поддержания формы большего и не надо.
Но такие дни забот тоже случались, и были они редкие, но меткие, чтобы, значит, скучно не становилось.
Припомнил в очередной раз призрак молодость свою бурную, повздыхал, покряхтел, размял кости старые да направился перво-наперво к другу своему, что на станции железнодорожной путникам мерещился, за коньячком и лимончиком дела суть ему изложить.
А суть-то, собственно, вот в чём была : поговаривал честной народ, что заколдовал кто-то ноты концертмейстера, да так хитро, что штрихи никак записать нельзя было. Менялись они, то такие, то сякие, одни других хуже. Крыли струнники концертмейстера, да за глаза, да народным семиэтажным, а глаза у той, надо сказать, злющие-презлющие были : время-то, с дирижёром на пару, подгоняют!
Казалось бы, через шесть дней генеральная, и пройти она должна по всем правилам : как можно хуже, это любому оркестранту известно. Да и сам призрак ещё не такое на своём веку повидал, знал, как штрихи не то что за шесть дней ― за полчаса до выхода переписываются.
Но таки решил он разведать всё толком, успокоения совести ради, не зазря же в школе прохлаждался. Прилетел в зал, поглядел : хор поёт, разоряется, солисты поют, гобои партию исполняют. А вот средь струнников неладное творится : то один остановится, над пультом склонится, запишет что-то, то другой. Лес смычков над ними возвышается, да не ровненький, в рядочек посаженный, а самый настоящий : тут пониже деревце, тут повыше, а там и вовсе пенёк торчит. Посмотрел призрак в ноты, подивился : перемарано всё, перечиркано, да у всех по-разному ― нету штришочка единого, такого, чтобы глаз порадовал. Машет дирижёр, злится, а время-то идёт.
Беда, ясно : напортачили что-то с партитурой духи мелкие, эдак с неё на концерте и вовсе исчезнуть станется, а за такое счастье ему, призраку, недолго и с места хорошего вылететь, впереди своего профессионального, на совесть, кстати, поставленного визга.
Ну, выложил он всё это собрату своему, и стали они думать, что делать. Думали, думали, а репетиции тем временем продолжались. Поджимали сроки : уж генералка близится, штрихов всё нет и нет... Погрустнел призрак, закручинился : не видать ему более школы родной, места тёплого, насиженного, как ушей своих.
Погрустил-погрустил, да вдруг разозлился. В самом деле, вы представьте себя на его месте : из-за какой-то мелочи пузатой, духов, понимаешь-ли, на пакости скорых, он, почтенный призрак с трёхсотлетним стажем, заработавший себе имя, репутацию, карьеру, вынужден бесславно отдать на растерзание концерт школы, что отдана под его ответственность... Ну, уж нет, вы у меня сейчас напоследок попляшете... Жажда активной деятельности мгновенно смела позорно капитулировавшую меланхолию. Наспех распрощавшись с другом, призрак вылетел в разбитое окно и через несколько минут уже находился у себя в кабинете, критически оглядывая свой арсенал. Да, цепи, конечно, подкачали, почти вся ржавчина сошла... Впрочем, ладно, авось не рыцарей пугаем. Торопливо застегнув их на запястьях, призрак вновь покинул помещение, направляясь в этот раз в сторону зала, откуда уже слышались заунывные звуки настраивающихся скрипок : генеральная репетиция начиналась.
Едва дирижёр взмахнул рукой и смычки коснулись струн выводя первые ноты, завывающий снаружи ветер аккуратно прошёлся по стёклам, пинком распахивая единственное неплотно запертое окно. Присутствующих словно обдало ледяным душем, а листы нот, что у доброй половины оркестрантов конечно же не были склеенными, взметнуло в воздух. В поднявшемся переполохе, когда сидящие по левую сторону пультов лихорадочно собирали по полу страницы, пытаясь вернуть их в исходное положение, а сидящие справа, под руководством мгновенно побагровевшего дирижёра героически продолжали нащупывать мелодию по памяти, опоздавший призрак пробрался внутрь незамеченным, и пристроился в углу у потолка, придерживая цепи, чтобы не звенели.
Вступил хор, кое-как маскируя жуть положения и позволяя наконец несчастным оркестрантам кое-как навести порядок на пультах, после чего две первые части пролетели как-то совсем гладко и незаметно. Призрак даже заслушался.
Но вот грянула третья. Сольная. И призрак встрепенулся, звякая железом, потому что над головами струнников снова вырос лес. Трудно себе представить, как можно сотворить со смычком то, что творили те несчастные, имея две лишь возможности проведения : вверх, или вних. Но они творили такое, что волосы у призрака встали дыбом. Дааа... Дух превзошёл сам себя. Призрак набрал в грудь побольше воздуха и выразил всё, что он думал заглушившим музыку длинным и громким воплем, эффект которого не заставил себя ждать.
Гобои подавились своей длинной тягучей нотой. Пол-оркестра уронило смычки и заткнуло уши, пара особо впечатлительных сопраних из хора тихо сползла в обморок.
Потому что когда над вами носится встрёпанное зеленоватое нечто, обутое в добротные цепи, с которых осыпается наведённая ржавчина, и в голос честно высказывает всё, что думает об этом безобразии, реакции просто не может не быть.
Концертмейстер залилась краской, а дирижёр с радостной улыбкой поприветствовал почётного гостя. Тот завис в воздухе, на минуту прерывая поток отборных приличествующих случаю выражений, а затем наставительно произнёс в пространство :
- Так вот, если ты ещё будешь безобразничать, я тебя сам заставлю им штрихи писать. Всем поодиночке. Карандашиком. Понял? Всё, марш отсюда.
Вслед за этим, призрак обернулся и поклонился дирижёру, отвечая на приветствие.
- Прошу прощения за сие вторжение, маэстро, - это было сказано уже совсем другим тоном - но к вам тут, к сожалению, нечисть мелкая заявилась. Посчитал своим долгом лично поприсутствовать на вашей репетиции, дабы предотвратить возможные неприятные последствия и, как видите, опасения мои были не напрасны. С нечистью, собственно говоря, покончено, так что позволю себе откланятся, пожелав вам всего наилучшего, и ни пуха не пера!
С этими словами призрак поклонился снова, развернулся и вылетел в окно в последний раз, оставляя дирижёра вытирать пот с лица, оркестрантов - подбирать смычки, а хористов - откачивать потерявших сознание сопраних.
Генеральная репетиция была сорвана.
Зато на следующий день, в половине восьмого вечера, за кулисами наблюдалась занятная сцена : оркестранты, прямо в концертных одеждах, сидели на полу вокруг пультов на которых стояли партитуры, и лихорадочно чертили карандашами у себя в накрепко склеенных скотчем нотах.
А наш призрак тем временем наконец переводил дух после тяжёлой недели и с довольной улыбкой подливал себе коньячку.