Было это относительно давно, ещё во время учёбы в вузе. Я и две пьяных девушки плелись домой после удачно сданного экзамена. Пьянствовал весь курс, но кто–то остался, кто–то уехал раньше, а самые трезвые провожали самых убитых, как это часто бывает. Мне достались Даша и Наташа.

Дорога шла вдоль Марсова Поля, рядом с Лебяжьей канавкой, которую за спокойность давно облюбовали утки. На дворе стояла зима, но утки в неё не верили, и гордо вышагивали по льду, как победители соревнований по фигурному катанию.

Даша внезапно остановилась.

— Смотрите, она примерзла! — с утрированно–пьяным надрывом в голосе сообщила нам однокурсница. Неуверенной рукой она показывала на утку, которая в неестественной позе сидела на месте, и время от времени хлопала крыльями, как будто пыталась взлететь.
— Ой, бедненькая! — подхватила Наташа, состроив личико кота из «Шрека».
— Да, очень жалко птичку, — соврал я, — Пойдёмте.
— Надо её спасти! — категорично заявила Даша и посмотрела на меня.
— Свекланова, ты больная, что ли? Забей, пошли.
— Она же умрёт! Андрюш, ну ты же трезвый, помоги ей, ты сможешь. У тебя сердца нет, что ли?
— У меня мозги есть. Лёд тонкий. Успокойся.
— Тогда я сама её спасу, — Даша перекинула ногу через ограждение.

Честно говоря, не знаю, зачем я тогда согласился, но точно не ради ссаного геройства. Скорее, не хотелось брать на себя ответственность за идиотку, которая обязательно бы окунулась в ледяную воду с головой. Не имея ни малейшего представления, как я буду отскребать птицу ото льда, если вообще до неё доберусь, я тихо произнёс:

— Стой, дуро. Вытащу я твою утку, не лазь.

Радостная Даша полезла назад. Я прямо видел, как они с Наташей мысленно достали по ведёрку с попкорном и уселись в мягкие плюшевые кресла.

Спустившись к воде, я легонько постучал по льду ногой, он выглядел достаточно крепким. Я снял куртку и лёг на лёд плашмя, стараясь равномерно распределить вес. Лебяжья канавка сама по себе не очень широкая, метров 10, а утка вмёрзла где–то на середине, так что ползти мне было не очень далеко. По моим прикидкам, лёд ближе к краям должен быть тоньше, чем в середине. От края я уже благополучно отполз и надеялся, что самая опасная часть позади.

Конечно, ничего неожиданного не произошло. Я провалился. Провалился в районе коленей, за которыми ушли оставшиеся ноги и подтянули жопу. Хорошо, что в канавке глубина оказалась по пояс, я встал на дно, а локти остались на льду. Девочки что–то там высокодуховное верещали, а я матерился, вылезая.

Но обидно даже не то, что я потом по морозу бегал в вуз сушиться. Обидно то, что утка, сидевшая смирно, пока я к ней полз, после моего окунания горделиво встала с насиженного места и спокойненько так пошла в противоположную сторону, помахивая на прощание своей сраной гузкой.

Писатель Леонид Каминский закончил бы эту историю словами «И все засмеялись». Я же тогда просто пожелал утке–симулянтке, чтоб её, тварь лапчатую, изловили туркмены, прикидывающиеся китайцами в ресторане «Красный терем», и подали бы по–пекински.