Ох блеадть.
Тут один юноша давеча написал волнительно волнующий пост про то, как ему волнительно хочется поехать на волнительный Грушинский фестиваль, чтобы, значитца, с, извините, камрадами на, понимаете ли, выхах водовку поглушить. Хотел там ему написать, что он, мол, дескать, чего ж делает–то, супостат, да и забыть, и даже написал, да не отпускает чёта ета ваще, я подробнее тут постараюсь.
Между прочим, молодой человек (да–да, я к вам обращаюсь), вы своей возмутительной выхордкой (хорошее слово получилось, оставлю, пожалуй, как есть – мало ли, пригодится) почти что побудили меня на хитрый демарш — одеться глупым, взять гитару и отправиться на это самое мероприятие, побираясь, скажем, по электричкам, чтобы тыкскыть ближе к народу к нашему, к народушку–то. А то что это такое – этот ваш мерзопакостный электрогитарностный панк через электричество, как нерусь какая–то, тьфу. Не по–русски это, неправильно. Ирокез–то в байдарку не вклеишь, боженька – он всё видит. 
Воооот. Я ж даже на сайте на ихнем поглядел, какие именно манипуляции надо проделывать, чтобы, что называется, по полной засветиться, по самую седую бардовскую маковку, по самый помпончик на тёплой красной пидорке. Сначала, как водится, надо приехать и спеть что–нибудь такое охуенное их так называемому конкурсному жюри, чтоб пустили в микрофон людям попеть.
Не, ну а чё, пока до Самары доедешь, можно чего угодно насочинять. «Оду свитеру», скажем. Или «Про добрый коньячок». А то и, например, о несостоявшейся любви: «Отчего же я спальник забыл».
И вот, представляете, я туда такой вдруг — оппа — приезжаю, зашёл чисто как будто всю жизнь мечтал, спел им там их троёбанному конкурсному жюрю, волнуясь, что–нибудь такое, они сразу такие — ухтынихуясебе! самородок! брилеянт! спойте, спойте нам на подзвученной сцене в настоящий микрофон теперь тогда уж чего ж там, дорогой вы наш человек! А я бы и там задушевненько так тоже сделал, посмущавшись для виду, мол, «ой какая штука у вас на стойке приделана, совсем как в караоке», хуль мне кабану, в самом деле–то.
И вот, значится, уже третий тур (я на сайт позырить специально залез, ага, там такое есть), все такие мне рукоплещут, я находка десятилетия, двести тыщ бардов роняют всякие скупые мужские штуки под мою охуенно задушевную духовно близкую хрень (у меня даже куртка брезентовая есть, пусть попробуют не ронять, когда я такой распиздатый), выходит толстожопое седое жюри награждать уникума, мне дают микрофон, я его беру смущаясь, и тут вдруг бах – кепочку снял, ирокез распушил, и бабах туда такой им всем по голым нервиям: ГАВНО! ГАВНО! ГАВНОООО ВАШИ БАРДЫ! ЗАСУНЬТЕ СЕБЕ В ЖОПУ ВАШИ СВИТЕРА! ПАНКИ ХООООЙ! — и немедленно геройски умираю, растерзанный тысячами и тысячами разгневанных в лучших чувствах маститых бардов.
А на следующий год на том же самом месте собирается несметная тыща панков и устраивает свой фестиваль — памяти Козлуева. Козлуевка быстро стирает Грушинку с лица земли, впоследствии козлуевкой называют сорт яблок, а Козлуевыми называют новооткрытую звезду и штамм смертельного вируса, от которого через пятьдесят лет вымрут все, скажем, пидарасы или даже китайцы. Или и те, и другие, неважно. Потому что, в конце концов, какая разница, в честь кого называть и что там делать. Вот вы — лично вы знаете, кто такой Грушин? Вы песни его слышали? Я даже не уверен, что они вообще бывают, честно говоря.
…
Идея великолепна. И я даже бы успел доехать. Я уже оргазмительнейшим образом себе представлял, как уже на первом отборочном туре публика с рёвом и воем срывает с землёй трибуны, но увы — роясь на их сайте, я вдруг совершенно случайно увидел фотографии этого самого первого тура (не буду их тут показывать, они некрасивые) и понял, представив это всё себе воочию, что я, пожалуй, пока что не готов стоять один, как хуй, безо всякой публики, а вовсе даже бренча перед столиком с минералочкой, за которым сидят под сраными зонтиками какие–то престарелые эээ люди с текстом в трёх экземплярах и оценивают, блять, понимаете ли, оценивают идейное блять содержание и художественное нихуясебе своеобразие и что они ещё там оценивают.
Фу.
И вот так всегда — самые благие начинания гинут, гинут втуне из–за неприятия первого шага. Ни одна цепь не может быть сильнее своего слабейшего звена. Я кончил спасибо пожалуйста.