У меня иногда бывает такое странное состояние... Нечто сродни одержимости каким-либо из своих героев. Я начинаю чувствовать то что чувствуют другие герои по отношению к нему. Или проецировать на себя его настроения.
Это с одной стороны прикольно, но с другой очень выматывает, и бывает, что не хочется есть сутками, к примеру, или спать не можешь, или из жизни выпадаешь. И вот смеешься сама над собой - ну-ну, творческая личность, перкеле, самое время начать падать в обмороки и устраивать припадки, но тем не менее, реально, долбает только так.

К счастью, я нашла верное решение - надо написать про него сайд-стори!

Можно потом в повесть не включать. Просто для себя.

Тут у меня еще и ПОВ получился, от первого лица я пишу крайне редко, поэтому было непривычно.
 

И да, файнали, меня отпустило.

Действие - где-то после восьмой главы, будни сопротивленцев, конфликты,противоречивые желания, воспоминания про то "как мы напились и МОЛЧАЛИ", ну все как я люблю)

 

 

 

 Сегодня он снова спросил, когда все это закончится. Уставился на меня в упор, молча и требовательно ожидая ответа. Будто действительно ждал, что я смиренно опущу глаза в пол и виновато пробормочу «это все закончится в пятницу, после полудня». Или нет, какое там «после полудня», точное время назову, с минутами и секундами.

Я прекрасно знаю, что он имеет в виду. Таких, как он очень легко читать, легко предсказывать, что он скажет, что сделает в следующий момент. А уж то, что творится у них в головах и подавно. Вот  и сейчас, могу озвучить за Зила его мысль:
− Ты не понимаешь, как все серьезно, ты, идиотка?
Нет, идиоткой не назовет. Вообще ни разу не слышала, чтобы он ругался. А лучше бы ругался, честное слово. Вот ненормальной называл не раз, это да. Но не так: «черт, да ты ж совсем того!» а словно равнодушно подтверждая диагноз.

«Все это» − это он о той посиделке, что мы затеяли вчера. Обо всем дурдоме, что мы тут устроили. У нас же тут, вроде как, движение сопротивления. Был бы во главе него кто-нибудь другой, не я, все было как надо: вошли по паролю, вышли все по одному, каждое действие засекречено, тщательно продуманное расписание, тщательно составленные планы.
Нет, у нас все не так.  У нас тут нечто напоминающее студенческую общагу. Каждый день новые лица. Спим мы все по нескольку часов в день, и, несмотря на усталость, все равно засиживаемся до рассвета. Народ − мой «круг доверия», наши новые рекруты. Болтаем о всякой ерунде, а планы у нас рождаются под айч-ара. Нахлопается кто, разойдется, вскочит на ноги, хлопнет кулаком по столу:
− А давайте!..
− А давайте!
Мы пока ничего такого не делаем, лишь все набираем новых людей. И засиживаемся допоздна. Много разговариваем, много смеемся. Пока что мой «страниковский» хаос не нанес серьезного удара Сьюму, но он определенно пошел на пользу всему этим людям. Они заметно сблизились, сплотились. И как-то преобразились даже, раньше я смотреть не могла спокойно на этих верных системе солдатиков, с каменными лицами. Им снова приходится надевать эти маски, − когда они выходят отсюда, но здесь, в штабе верхнего отряда все по-другому.

Я делаю то, чего так боялась все эти годы верхушка Сьюма − я развращаю их народ. А народ развращается с трогательной самоотдачей. Они пьют, смеются, расслабляются по-полной. Нам бы еще какую-нибудь песню вдохновляющую, гимн сопротивления, но тут уж я бессильна − ни слуха, ни голоса.  Рассказываю им о великом значении музыки в жизни, о том, на что способна одна сильная песня, но на словах очень сложно объяснить. Мне сейчас очень не хватает Эсси.

Зил, конечно же, против этого веселья. Опасно слишком, мол. Заметят, что целые отряды пропадают где-то ночами. Они сами −  моя верная пятерка плюс несколько ребят из верхнего, еще ладно − мы же на торчим как раз в исследовательском центре, где они официально работают. Но остальные − и вправду выглядит подозрительно. Он прав, по-хорошему. Но он не понимает − людям нужно видеть ради чего мы, собственно, революцию затеваем. Чтобы появилось место в жизни для дружеских собраний, для смеха, для вот такой вот теплой атмосферы. Чтобы за право быть самим собой, за право отличаться не травили и не убивали. За то чтобы вернуть молодость, отнятую еще при рождении. У некоторых есть личные причины ненавидеть Сьюм − потерянные родственники, друзья, есть и те, кто тоже не вписывался в местный культ сверх разумности, сверх правильности, сверхсилы. Но не у всех. Большинство просто плыли себе по течению, со смутным ощущением того, что вот, вроде бы все они делают правильно, а что-то тут не так. Здоровое тело имеется, а вот со здоровым духом проблемы.

Итак, попытка номер сто… да не помню уже, какая. Донести эту мысль до Зи-Эла.

Мы сидим в лаборатории, вдвоем. И он действительно ждет ответа, когда все это прекратится.
− День и час не известны нам, но в назначенный срок яблоко созреет, а цыпленок превратиться в венценосного петуха! − Рядом с ним мне постоянно хочется нести чушь. Даже если изначально настроена серьезно.

Вижу, как ему хочется встряхнуть меня. Или наорать. Сверлит меня глазами, они у него такие странные − зеленые, но какого-то непонятного холодного оттенка. А когда он в бешенстве − вообще начинают отдавать синевой. Это действительно жутковато. А я уже привыкла.
Хочется сказать «да не боюсь я тебя, не боюсь».

Я просто не хочу его злить лишний раз. Мне бы на самом деле поблагодарить его за то, что спас меня, за то, что продолжает помогать. Вот где бы я сейчас была, если бы не он? И меня злит, что я не могу найти слов, чтобы сказать ему спасибо. И то, что все равно раздражаю его, каждым своим поступком.

Тогда, у саат-хо… Я помню, что когда мы сидели у реки, и в кои-то веки не ругались, − наверное, потому что вообще молчали, а может быть из-за волшебного вина,  я все думала: а если бы он родился в нашем мире, был бы он… таким?

Казалось бы − причем тут мир? Залвин, близнецы, Залн − они же все тоже из Сьюма.

Конечно, у них не было в прошлом таких историй. Они − просто слегка запутавшиеся, в целом неплохие люди. Которым, как и всем нужно было всего-то проснуться, встряхнуться, обрести немного легкости бытия.

С Зилом все намного сложнее. Вот начну я в очередной раз вскипать: все-таки меня никто в жизни так не бесил, − ну надо же быть таким упрямым, ну надо же уметь прицепиться к каждой мелочи, и сразу же вспоминаю.
Я знаю только общие факты, но все равно.
Зил, который в шестнадцать лет лишился своей подруги. Просто потому, что она не соответствовала местным стандартам. Который  − с шестнадцати лет! − прятал от всех свои чувства, расхаживал с каменным лицом, вынашивал планы мести. Должно быть, ей удавалось хоть иногда вызывать у него улыбку…   
Зил, который спустя почти десять лет все так же любит свою мертвую девушку.

Не «обнять и рыдать» − так нельзя, но каждый раз, когда вспоминаю об этом, мне становится невыносимо.

А еще когда мы напились − в тот единственный раз (той ночью явно были магнитные бури, до сих пор не могу поверить, что он согласился), когда он спал, внезапно обхватив меня руками так же нежно, как гигантский кальмар добычу, и когда я, тоже не сильно трезвая, хихикала, несмотря на то, что мне было трудно дышать, и, водя рукой по его груди, называла его статуей и био роботом (потому что реально на ощупь от статуи не отличишь), вот тогда у него в кои-то веки было такое нормальное, расслабленное лицо. Почти славное такое. С правильными чертами, немного грубо выструганное, но при этом какое-то благородное. И эти светлые пряди, которые то и дело падают ему на лоб. Странные мысли у меня тогда были. До сих пор не могу их перевести в слова.

− Ты мне лучше скажи, когда мы начнем действовать?
Нет, не просто статуей. Палачом я его стальным назвала.
Пугающая скульптура − ее сделал один наш мастер, про которого говорили, что он немного не в себе. А мне всегда она нравилась. Холодный блеск метала, занесенный топор, глаза из зеленого стекла − будто светящиеся. И вот вблизи он вроде бы такой страшный, а отойдешь на десяток шагов, − кажется очень усталым и печальным. Достало его головы рубить, кто сказал, что быть палачом легко?

Молчит. Знаю: ненавидит, когда отвечают вопросом на вопрос.
− Я очень волнуюсь за Ким. − Стараюсь говорить как можно спокойнее и тут же снова, как всегда при общении с Зилом, говорю совсем не то, что собиралась:
− Может быть, это для вас слово «друг» ничего не значит…
Я тут, кстати, совсем раскисла. Иногда такие прописные истины несу, и с таким пафосом − аж самой тошно. Но мне страшно, страшно за моего Варвара, за то, что нас схватят раньше, чем мы успеем что-то сделать. Ребята и вся эта кутерьма меня отвлекают немного...
− Значит. − Отрезал он, и, хвала всевозможным богам, перестал испепелять меня взглядом. Уставился на кипу бумаг перед собой. А я снова догадалась, что вспомнил Зелвитт.

− Иди спать.
− А где же долгая нотация и выговор? − Серьезно, я уже настроилась, а тут такой облом.

− Мне нужно работать, − режим «робот» активирован. Вот теперь мы с Залвином можем хоть вечеринку закатить, прямо тут в лаборатории − он и слова не скажет. Какое-то время.

Ненавижу это еще больше, чем когда он возникает.

− Вот слушай, − говорю, наконец, то, что собиралась вначале. − А вот свергнем мы Роззен с компанией, а дальше то, что будет? Как ты себе представляешь жизнь после Великой Мести?
Снова бешеный взгляд.
Почти шипит, выпадая из состояния статуи.
− Да сначала еще победить надо!
− Если уже сейчас понять, ради чего жить… − Слова подбираются с трудом, он теперь смотрит на меня, приподняв одну бровь, и весь вид его говорит «ну и бред же ты несешь», и это очень сбивает с мысли. − Если знать ради чего, то у тебя есть эта, мотивация. В тебе больше силы, злости…
− Этого во мне достаточно. Иди спать.
− Прежде чем разрушить систему, надо построить новую, − сегодня я знатный мудрец, да. Подхожу к нему ближе, сажусь на край стола.
− Хочешь, я тебе помогу?
Неожиданно усмехается. Второй раз за все время, что мы знакомы. А я даже не собиралась шутить, искренне предлагала помощь. Нет, конечно, в нашем мире совершенно другой подход к науке, и я ничего не понимаю в местных теориях, как и вообще, то чем они тут занимаются, но все равно, помочь бы могла − бумаги там разложить… Я была готова даже поработать на Сьюм ради него! А он не ценит.
Но мне нравится видеть, как он смеется.
Хоть это продолжается примерно  с полсекунды. Рекорд, однако.
− Иди… − он устало трет виски, и вновь склоняется над кипой документов..

Сплю я обычно в заколоченном блоке − чтобы не спалиться. Вдруг с утра в штаб неожиданно нагрянет начальство или кто из «непосвященных». Обычно мне компанию составляет кто-нибудь из ребят, но сегодня ночью они заняты в других точках. Трудятся на Сьюм. У нас тут все − можно сказать, двойные агенты.
Надо спуститься вниз, осторожно поглядеть по сторонам − не едет ли кто, и тихонько прокрасться к темному зданию, там, на ощупь (свет включать опасно, вон уже Роззен интересовалась, что это отряд делает в заброшенном корпусе) подняться на четвертый этаж, опять же в абсолютной темноте нащупать дверцу шкафа, осторожно вытянуть из него матрас. Мне казалось, что двигаюсь я бесшумно, как кошка.  И прямо радовалась − вот она я, какая ловкая, прямо прирожденный разведчик, безмолвная фигура в ночи. А  потом Зи-Эл сказал, что с таким же успехом я могла идти и орать «эй, я тут!». Даже предложил взять лом и стучать по батареям, а то на другом конце города не слышно.
Сам-то он появляется, − словно из-под земли вырастает.

Не хочу спать. Не хочу идти в то темное здание одна. Полтергейстов я не боюсь, но прекрасно знаю: заснуть у меня сразу не получится, наедине с собой я мигом превращусь в жалкое неуверенное создание обуреваемое страхами. Захочется домой, захочется расклеиться и поплакать. Шутка ли − моя подруга в плену, мы в мире, где странники − все равно, что преступники, меня саму могут в любой момент схватить.
Зилу этого не понять. Он вообще не знает что такое слабость.
Залвин рассказывал − уже на следующий день после смерти Зелвитт он ходил на занятия, как ни в чем не бывало. Правда, с разбитой в мясо рукой, но говорили, что он поцапался с ребятами из параллельной группы.

− Я еще посижу тут, ладно? − прошу я.
Он не отвечает, всецело погруженный в работу. Просматривает бумаги, делает какие-то пометки. Украдкой посматриваю на него.

Думаю, если бы Зи-Эл жил в другой реальности, он был бы все равно невыносимым. Ходил бы, строил всех направо и налево. Но все же не был бы столь безнадежен. У него иногда что-то бывает такое во взгляде… Вот как тогда, когда мы за айч-ара ездили. Это умение видеть глубину, то, что нельзя увидеть просто глазами. Как у странника, почти.
Мы тогда сидели и смотрели на луну, на воду, на что угодно, только не друг на друга, но я все же пару раз тайком оглянулась. Он выглядел почти как живой человек.
Почему-то подумалось, что он бы тоже мог любить рок-музыку, был бы одним из тех парней, что приходят на концерт, и сурово стоят на одном месте весь вечер, скрестив руки на груди, не отрывая глаз от сцены, почти не двигаясь. У него могли бы быть длинные волосы, у него даже сейчас, по меркам Сьюма, они длиннее, чем нужно − вот парадокс. Неизменное каменное лицо. У него была бы небольшая компания, где он возвышался бы мрачной молчаливой тенью. Он бы открывал рот только ради того чтобы сказать что кто-то неправ, или ведет себя глупо. Иногда бы также пытался бы всех построить. Но его бы все равно ценили, − потому что как бы такие люди не раздражали, они зачастую оказываются правы. И была бы у него девушка, которая иногда, очень редко, но все же, заставляла бы его смеяться. Которую бы никто и пальцем не тронул.
Зелвитт, ну как же так случилось?

− Что? − недоуменно поднимает на меня глаза, и до меня доходит, что я уже не одну минуту сижу, и смотрю на него грустно, как лань. Отвечаю честно:
− Представляю тебя в моем мире. Вот бы ты жил там.
− Нет, спасибо.
− Дурак, − печально вздыхаю я.
− Я бы никогда не стал бы идиотничать как вы с Залвином, мне не место в твоем мире.
− А тебя бы никто и не заставлял. Если ты еще не понял, мы никому не навязываем, каким надо быть. Хочешь − расхаживай с рожей кирпичом, хочешь − порхай  и распевай песни… − Я даже на ноги вскочила, уж так хотелось, чтобы до него дошло.
− Странно. А мне казалось, что ты только и призываешь «порхать и петь».
− Потому что именно этого вам всем не хватает.
− Только не мне. − Зил снова отворачивается, давая понять, что разговор окончен.
Подхожу ближе, встаю за его спиной, дотрагиваюсь до его плеча. Чувствую, что его это напрягает.
− Хорошо, а чего хочется тебе? Вот действительно, что дальше, Зил, точно такая же муть, маршировать строем, зубы чистить по расписанию? Только без Роззен и с другим названием?
− Нет, − зло бросает он. − Все разденемся догола, упьемся до изнеможения и будем кататься по траве!
Ого. А у него все же имеются зачатки фантазии.
− Мне нравится.
Зил дергает плечом.
− Не сомневаюсь. Вот скажи, что нужно сделать, чтобы ты шла уже спать и не мешала мне работать?

У нас с ним что-то вроде игры в сарказм. Он постоянно высказывается насчет моего раздолбайства, а я − насчет его правильности и склонности к армейской дисциплине.
Вот и сейчас, не удержалась:
− Силой меня заставь…
Вовсе не ожидала, что он воспримет это так буквально. Мы же всегда так общаемся:
− Ну конечно, давайте все сядем и будем ржать как дебилы!
− Ну конечно, а ну живо все упали-отжались!

А тут он действительно поднялся из-за стола, перекинул меня через плечо, как мешок.
Я сначала оторопела, а потом  меня  разобрал смех. Но я лишь недовольно пробурчала:
− Это что за насилие и самоуправство?
− Как заказывала, − совершенно спокойно ответил он
И так и вышел во двор. Я молотила его кулаками по спине, пыталась пнуть коленом, но почему-то постоянно боролась с желанием захохотать на весь центр, на самом деле. Вот, правда, когда на улице нам встретились близнецы − Золлан и Зэлла, прибывшие со своей смены, которые тут же почему-то синхронно и как-то понимающе заулыбались, мне стало несколько неловко. Они же завтра мне проходу не дадут…

− Поставь меня на место!
− Добрый ночи, − бросил Зи-Эл сестрам, и продолжил свой путь.
− Ваш староста − отвратительный тип, − пожаловалась я, пытаясь занять более удобное положение. −  Давайте для начала свергнем его?
Но Золлан лишь хитро прищурилась и бросила нам вслед:
− Удачи!

Кому удачи? Какой удачи? Да я там его придушу подушкой!

Хотя нет, куда там мне с моими хилыми руками. Мы снова валялись рядом, и он просто не давал мне пошевелиться. Я осыпала его проклятиями, пока не устала. Он вырубился раньше меня, но так и не ослабил захвата. Я лежала, смотрела на лунный луч, что пробивался через щель в стене и мечтала о том, как завтра попрошу Залн научить меня бить мужиков. А потом, делать нечего, привалилась головой к этой каменной груди. Мне кажется, я теперь вполне могу спать на наволочке набитой булыжниками.
Зато − никаких кошмаров.
И выспалась в первый раз за долгое время.
И никаких мыслей в духе «мы все умрем».

Но все равно, я ему когда-нибудь отомщу.