«Великим быть желаю, Люблю России честь, Я много обещаю — Исполню ли? Бог весть» |
«Я полагал себя вправе ожидать от публики благосклонного приема, конечно, не за самую „Историю Пугачевского бунта“, но за исторические сокровища, к ней приложенные». (А.С. Пушкин)
«История Пугачева», переименованная по требованию императора Николая I в «Историю Пугачевского бунта» — первое крупное исследование событий крестьянской войны 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва, и фактически - основа для художественного воплощения пушкинской повести «Капитанская дочка». Но ли ждала романтически настроенная публика от своего кумира? Исследование, которым так гордился поэт, не «зашло». Русский историк и публицист Михаил Петрович Погодин уже через пару месяцев после его публикации вкратце заметил: «Прочел Пугачева. Занимательная повесть. Простоты образец. Ругают Пушкина за Пугачева». Реализм Пушкина-историка не получил должного признания ни у критиков, ни у читателей…
В 1831 году увлеченный перипетиями Российской истории Пушкин адресовался к главе III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и почетному члену Петербургской Академии наук Александру Христофоровичу Бенкендорфу с нижайшей просьбой о разрешении поработать в государственных архивах.
Николай I был осведомлен о желании поэта и просьбу поддержал, поскольку думал, что Пушкин приступит к написанию «Истории государства Российского» по примеру Карамзина.
Роясь в фолиантах Эрмитажной библиотеки, поэт, собственно, и приступил с великим рвением к изучению событий Петровской эпохи, но незаметно для себя переключился на времена Екатерины II. Пушкин заинтересовался материалами о восстании Емельяна Пугачева, о подавлении бунта, ознакомился с биографией дворянина Михаила Шванвича, перешедшего на сторону восставших и заслужившего гражданскую казнь и ссылку навечно. А ведь это какая же увлекательная романтическая история может получиться!
В сентябре 1832 года Александр Сергеевич пишет жене: «Мне пришёл в голову роман, и я вероятно за него примусь». При этом он прекрасно понимал, что от замысла до исполнения дорога весьма длинная – требуется скрупулезное изучение источников и документальных материалов совсем недавнего прошлого, да и о цензуре следовало помнить неукоснительно, ведь нынешний государь, благоволящий к поэту, приходится родным внуком Екатерине II, и в ближайшем его окружении – дети непосредственных участников трагических событий.
Как только не называли современники эти события 1773—1775 годов — восстание Емельяна Пугачева, Крестьянская война, Пугачевщина, Пугачевский бунт – кто с отвращением, а кто и восторгом. Понятно, что в числе сочувствующих находились представители крестьянского сословия, которому много чего было обещано от несостоявшегося народного «монарха». Чтобы искоренить любые воспоминания о Пугачеве, Екатерина II издала указ, по которому запрещалось любое упоминание имени бунтовщика. В газетах, официальных сводках и реляциях даже заменяли слово «бунт» на «известное народное замешательство».
«Между тем правительство запретило народу толковать о Пугачеве, коего имя волновало чернь. Сия временная полицейская мера имела силу закона до самого восшедствия на престол покойного государя, когда разрешено было писать и печатать о Пугачеве. Доныне престарелые свидетели тогдашнего смятения неохотно отвечают на вопросы любопытных».(А.С. Пушкин «История Пугачева»)
Обширна была и география восстания: за краткий промежуток времени оно охватило Оренбургский край, Прикамье, Урал, Среднее Поволжье, Башкирию и часть Западной Сибири. Погибло огромное количество людей, и статистика трагедии доподлинно до сих пор не представлена…
Тщательно изучив архивы, Пушкин получает разрешение на поездку «по историческим местам» - Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Уральск, Оренбург... К поездке Александр Сергеевич подготовился тщательно: у него имелся детальный план почти всех событий, он знал, где, когда и что происходило. Путешествие оказалось не напрасным: поэт пообщался с престарелыми очевидцами восстания, записал рассказ о казни Пугачева, а профессор Казанского университета Карл Фукс поведал легенду о священнике, который подал милостыню будущему самозванцу, за что и был помилован, попав к Пугачеву в плен. Помните историю с заячьим тулупчиком Петруши Гринева из «Капитанской дочки»? Это почти тот самый сюжет, навеянный преданием. Но работу над романом Пушкин все же отложил до лучших времен, сосредоточив усилия на «Истории Пугачева».
В сентябре 1933 года Пушкин в сопровождении своего друга Владимира Даля выдвинулся по не предписанному «командировкой» маршруту – в город Уральск, где царил Пугачев. В Татищевской крепости обнаружилась интересная разумная собеседница 85 лет от роду, рассказавшая историкам о гибели коменданта крепости с семьей, о последующих казнях защитников и церемонии присяги самозванному государю. В Нижнеозерной крепости старый казак Иван Киселев рассказал подобную историю о герое-коменданте крепости, в одиночку сражавшимся с мятежным войском. Но были и отзывы другого рода:
«Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него мы не жалуемся; он нам зла не сделал». Другой старик вспоминал: «Утром Пугачёв показался перед крепостию. Он ехал впереди своего войска. „Берегись, Государь, — сказал ему старый казак, — неравно из пушки убьют“». — «Старый ты человек, — отвечал самозванец, — разве пушки льют на царей?».
В «Замечаниях о бунте» Пушкин отметил: «Уральские казаки (особливо старые люди) доныне привязаны к памяти Пугачёва. Когда упоминал я о скотской его жестокости, старики оправдывали его, говоря: “Не его воля была; наши пьяницы его мутили”».
Нагруженный целой кипой собранных записей, Александр Сергеевич отправляется в Болдино, где переписывает материал набело, просит в письмах Наталью Николаевну помочь найти и законспектировать для него все недостающие указы Екатерины II, касавшиеся Пугачёва.
2 ноября 1833 года работа была завершена, но сам Александр Сергеевич в этом был вовсе не уверен, поскольку знал, что секретные документы (например, протоколы допросов мятежника) в «Истории Пугачева» им не представлены:
«Будущий историк, коему позволено распечатать дело о Пугачёве, легко исправит и дополнит мой труд».
Через месяц Пушкин проинформировал своего куратора графа Бенкендорфа о готовности проекта и попросил представить рукопись на рассмотрение главному государственному цензору. Император долго и с пристрастием изучал «Историю Пугачева», делая пометки на полях, правда, совсем незначительные, попросил убрать строки, где явно просматривалось сочувствие к восставшим и, как мы уже знаем, изменил название на «Историю Пугачевского бунта». 29 января 1834 года воспитатель царских детей Василий Андреевич Жуковский с почтением вернул рукопись автору.
Три тысячи экземпляров книги, отпечатанные в государственной типографии Канцелярии II отделения, наконец, поступили в продажу:
«Высочайше повелено напечатать без цензуры, как сочинение уже удостоенное высочайшего прочтения и на казённый счёт».
Автор, прекрасно осведомленный, что до него исследований Пугачевского восстания не проводилось ни на каком уровне, был уверен, что его труд будет иметь несомненный успех. Однако, чаяния Пушкина не сбылись: мало того, что книгу почти не покупали, восприняв ее выход с полным равнодушием, так еще и критика ополчилась. Причем, ругали за прямо противоположное: одни – за недостаток присущей Пушкину художественности, другие, напротив, за излишнюю литературность и ненужную в монографии беллетристику. Едины критики были в одном – никто не понимал, зачем столько написано о человеке, который чуть не погубил Россию и принес множество страданий людям.
А вот писатель и драматург Егор Федорович Розен выразил иное мнение:
«Как странны притязания тех, кто ожидал от Пушкина истории, написанной пером "пламенным", "кистью Байрона"!!! Что наш великий поэт сумел быть не поэтом в истории — именно это вменяется ему в лучшую похвалу и доказывает, как хорошо он знает непреложные границы каждого изящного искусства».
При этом критик недоумевал, что Пушкин не уделил должного внимания личности самозванца, не раскрыл «зачинание его порочных мыслей и тайные пружины, способствующие к развитию его душевного разврата».
А известная уже многим поколениям читателей повесть «Капитанская дочка» вышла в свет как художественное продолжение исторических изысканий Пушкина всего за месяц до гибели поэта и имела просто ошеломительный успех. Правда, имени автора на странице четвертого тома журнала «Современник» обозначено не было, текст печатался под видом семейных записок дворянина Петра Андреевича Гринёва…
Тебе, певцу, тебе, герою!
Не удалось мне за тобою
При громе пушечном, в огне
Скакать на бешеном копе.
Наездник смирного Пегаса,
Носил я старого Парнаса
Из моды вышедший мундир:
Но и по этой службе трудной,
И тут, о мой наездник чудный,
Ты мой отец и командир.
Вот мой Пугач: при первом взгляде
Он виден — плут, казак прямой!
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.
Серия сообщений "Интересные люди":
Часть 1 - Антонио Вивальди. Музыка его подобна бабочке...
Часть 2 - 3 секрета романа «Мастер и Маргарита»
...
Часть 11 - Юрий Мефодьевич Соломин. Каким мы его не знали.
Часть 12 - Великий педагог, веривший, что «после войны никто не ударит дитя»
Часть 13 - «Великим быть желаю, Люблю России честь, Я много обещаю — Исполню ли? Бог весть»
| Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |
