"... древние греки... досадно просчитались. Ибо муз было не девять, а десять. Как зовут эту десятую сестру, оставленную греками без внимания?..
Это муза вольного дыхания. Это муза духа, который веет, где хочет, и знать не знает, - что можно, а что нельзя".

Широкоплечие и бритоголовые секьюрити солидного дядьки, сидевшего в переднем ряду, вначале дружно и бдительно вздрагивали на мои рефлекторные попытки завалиться в приступе смеха на охраняемый объект. Но где-то минуте на десятой сами начали дружно ржать и перестали обращать внимание на подозрительные всхлипывания сзади, и регулярно роняемые предметы: очки, часы, диктофон. Дело происходило в концертном зале "Юность", где выступал Игорь Губерман.
Когда потом, захлебываясь от восторга, рассказывала всем без исключения, что поговорила с самим Гариком, то с удивлением отметила, что знают его, увы, немногие.

Игорь Миронович Губерман, обозначенный в афише как поэт-сатирик, не может быть зачислен в какой-либо жанр. Эго поэзия - смесь ерничества и глубокой философии - отражение эпохи. Оценивать Губермана нелегко, если не невозможно. Хорошо об этом сказала его давний друг - поэт и переводчик Дина Рубина. "Писать о книгах Игоря Губермана - примерно то же, что браться объяснять достоинства "Джоконды". И в том и в другом случае слава "предмета" такова, что нужно либо садиться за многостраничный труд, "взрывая пласты эпохи", либо ограничиться строчкой подписи, что-то вроде "здесь лежит Суворов".

Обладает Губерман удивительным даром спрессовывать суть идеи в несколько строчек. Как пример, в хрестоматийном определении государства:

Я государство вижу статуей:

мужчина в бронзе, полный властности;

под фиговым листочком спрятан

огромный орган безопасности.

С Игорем Мироновичем очень хотелось встретиться, но оказалось, что сделать это не так-то просто. Прождав его у гримерки перед концертом, а, после, потеряв много времени в ожидании во время антракта, вместо вожделенной беседы с классиком пришлось пообщаться с другим поэтом. Некий, не представившийся автор, плоским - как рыбий хвост голосом, знакомил нас со своими произведениями, подборку которых желал вручить лично Губерману. Озверев от его стихов, мы (автор публикации и фотографы Валентина и Василий Тарасюки. - прим авт.) ринулись в фойе, где, говорят, мэтр раздавал автографы.
Губермана застали, окруженного роем поклонников. Пробиться через этот заслон было практически невозможно. Выручила фраза, произнесенная поэтом перед началом антракта. Он сам предложил подавать ему записки, на которые брался ответить во втором отделении. Помогла и смекалка. Василий Тарасюк (это его фотографии иллюстрируют эти заметки) приобрел (зная по предыдущим публикациям о слабости мэтра) бутылку шикарной водки, снабдив ее новым названием "Дедушка Губерман" и лирической аннотацией:

"Чиста, как дедушки слеза!

Она, как Он

Нам помогает

Увидеть то, на что глаза

Стыдливо трезвость закрывает".

Оставалась малость - либо силой (что мало вероятно) пробиться к Губерману, либо привлечь его внимание другим способом. Поэтому блеющим от страха - уходит ведь! - голосом, практически спине поэта, адресовала вопрос: "Игорь Миронович, а стеклянную записку Вам передать можно?". Заинтригованный мэтр повернулся и, увлекая шлейфом толпу поклонников, двинулся в нашу сторону.
Тут мы, судорожно вцепившись в пуговицы на одежде Губермана, и рассказали, как его любим. Мэтр был искренне растроган, почти прослезился, и сказал, что так оригинально ему свои чувства еще не выражали. Возможно поэтому, несколько расслабленный и потерявший бдительность, на вопрос: "А можно с вами поговорить после концерта?" - ответил - Не люблю я, б... ,вашего брата-журналиста, но подходите".

Кстати, общавшийся с нами поэт тоже оказался мужчиной пробивным, Когда Губерман рассматривал бутылку, то под мышкой уже зажимал книгу с цитированными нам ранее перлами. Во всяком случае, отношение к графоманам Игорь Маркович выразил во втором отделении четверостишием:

К бумаге страстью занедужив,

Писатель был мужик ледащий;

Стонала тема: глубже, глубже!

А он был в силах только чаще.

Времени на интервью нам определили десять минут, метр устал. Поэтому, не мудрствуя лукаво, вначале поинтересовалась:

- А Вам вообще можно задать вопрос, который Вы посчитали бы интересным? Или за годы выступлений Вы так много всего слышали, что соригинальничать невозможно?

- Обычно я очень быстро отвечаю на вопросы, практически не задумываясь, поэтому для меня оригинальным может стать вопрос, когда над ответом надо подумать.

- Были такие?

- Был, один раз, в Нью-Йорке. Меня спросили, почему я так плохо одеваюсь? Ну, в том смысле, что не в лохмотьях, конечно, но свитерок - старенький, брючки - потертые. Без шика, в общем. И я, знаете, крепко задумался. Долго я молчал, а потом ответил, что мне так удобно. А мне и в самом деле удобно. Но именно этот вопрос я и считаю до сих пор наиболее интересным, и, если угодно, оригинальным.

- У вас гибкий, образный и пластичный русский язык и Вы используете выражения, которые привычнее слышать из уст либо людей с ограниченной лексикой, либо юнцов, желающих выглядеть взрослыми. Почему?

- Потому что русский мат - это такая же составляющая русского языка. Это целая вселенная, проникающая в поры человека, воспитанного русской культурой. И не надо стыдливо тупить глаза. У меня есть примеры, подтверждающие тезис о всепроникновении, а значит и праве на жизнь этого языка.

Семья друзей живет в Америке. Родители, шестилетний малыш (годовалым вывезенный из России) и бабушка, которая занимается воспитанием ребенка. Бабуля - высоколобая интеллектуалка, профессор Московского университета, филологиня, энциклопедически образованная женщина. Родители разговаривают только на английском, а русскому мальчика обучает бабушка. Все знакомые умиляются шикарному языку ребенка, его словарному запасу. Как-то, после очередного визита в эту семью, где мальчик поразил гостей чтением русской поэтической классики, нас провожали. На улице выпал снежок, было скользко и ребенок, подавая руку бабушке, ангельским голосом произнес: "Давай руку, милая, по крайней мере, нае...ся вместе". Откуда ребенок знает это слово? Проникло!

- Игорь Миронович, как Вы относитесь к утверждению, что человек привыкает ко всему?

- Согласен. Это даже ученые доказали, что человек - один из немногих видов животных на Земле, которые могут жить в любых условиях. Экзотические животные погибают в неволе или отказываются размножаться, а человек привыкает ко всему, еще умудряется и удовольствие получать.

- Много лет назад довелось увидеть телевизионную авторскую программу, которую Вы вели. Это было очень интересно. Планируете еще работать "на камеру"?

- Это была работа, в семисерийном документальном фильме. Мне он тоже очень нравился и казался интересным не только потому, что он отчасти обо мне и я его вел. Кстати, я совсем недавно предложил этот фильм для показа по украинскому телевидению в Киеве, и мне отказали.

- Почему?

- Не знаю, не объяснили. Просто отказали.

- Вам случалось отработать концерт ну, не то, чтоб недобросовестно, а без куража. Мало ли - настроение не то, или еще что?

- Нет. Я очень ответственно и серьезно отношусь к подготовке выступлений, ведь я не профессионал, не актер, я нигде этому мастерству не учился, поэтому стараюсь, как могу, и всегда предельно искренний.

- Вы авторитеты признаете?

- Да. Один авторитет для меня есть. Это моя жена, я ее очень люблю, ценю и боюсь.

- Позвольте полюбопытствовать размером обуви Вашей супруги?

- !?

- Вы признались когда-то, что секрет Вашего счастливого сорокалетнего супружества в том, что год рождения жены соответствует Вашему размеру туфель, а Ваш размер - ее году рождения.

- У жены 1936 размер обуви.

Под завистливые взгляды и вздохи коллег-журналистов, не допущенных к телу по причине усталости метра, с взаимными пожеланиями счастья и удачи мы с сожалением вынуждены были распрощаться с Игорем Мироновичем Губерманом.

Наталия Суматохина

Фотографии:

И.М. Губерман. Фото 1

И.М. Губерман. Фото 2

И.М. Губерман. Фото 3

Та самая "стеклянная записка"

Справка:

Игорь Губерман в 1960-70-е гг. работал в жанре научно-популярной и документальной прозы: "Третий триумвират", "Чудеса и трагедии черного ящика", "Побежденное время", "Бехтерев. Страницы жизни". Стихи: "Гарики на каждый день", "Второй иерусалимский дневник". Проза: повесть "Прогулки вокруг барака", роман "Штрихи к портрету".

В 1979-1984 гг. находился в заключении и ссылке, говоря его же словами, "за неадекватную реакцию на заботу партии и правительства". С 1988 г. проживает в Израиле.

Семья - театр, где неслучайно

У всех народов и времен

Вход облегченный чрезвычайно,

А выход сильно затруднен. 



Не брани меня, подруга,

Отвлекись от суеты,

Все и так едят друг друга,

А меня еще и ты.



За все на евреев найдется судья:

За живость, за ум, за сутулость,

За то, что еврейка стреляла в вождя.

За то, что она промахнулась.



Отца родного не жалея,

Когда дошло до словопрения,

В любом вопросе два еврея

Имеют три несхожих мнения



И спросит Бог: никем не ставший,

Зачем ты жил? Что смех твой значит?

Я утешал рабов уставших - 

Отвечу я. И Бог заплачет.



http://guberman.lib.ru/stat_3/desiataja.htm