Мало кто знает, но сказки Шарля Перро и братьев Гримм не всегда были предназначены для детских ушей. О средневековых первоисточниках и кровавых подробностях расскажем сегодня. 

Сейчас мы, по большей части, не верим ни в чудеса, ни в сказки. Древнегреческие боги не вызывают того благоговения, с которым им поклонялись эллины, а старинные предания кажутся наивными небылицами.  

Во многих предрассудках нас разубедили книги и научные исследования, однако в далекие Средние века всё было совсем иначе. Библиотеки были открыты только богачам и священнослужителям, отношение к научным исследованиям было весьма и весьма спорным (вспомним хотя бы судьбу Джордано Бруно, отречение Галилео Галилея, недоверчивое отношение к алхимии, которую можно считать одной из ступенек на пути развития химии). У крестьян и ремесленников были совсем другие заботы — изнурительная работа в полях или в мастерских, домашние хлопоты: они, в большинстве своем, совсем не умели читать. Источником познания мира для них служили народные сказки и легенды — вот что удивляло, а порой и ужасало простой народ.

Несмотря на свою фантастичность, эти народные сказания часто имели под собой историческую основу, а сказочные черты приобретали в процессе пересказа. Многие из средневековых сказок дошли и до наших дней, однако содержание их во многом изменилось: раньше нравы были жестокие, а народные истории — кровь леденящие.

1315−1317 годы — время Великого голода. Миллионы смертей почти по всей Северной Европе из-за неурожая, неблагоприятных погодных условий, увеличения цен на продукты и разорения крестьян. Проблема голода становится основой для одной всем нам известной сказки — «Ганзель и Гретель». Да-да, эта авторская история на самом деле берет свое начало в далеком XIV веке и только в XVIII приобретает свою сегодняшнюю форму, благодаря братьям Гримм — членам кружка гейдельбергских романтиков, филологам и большим почитателям немецкой культуры и фольклора. 

Только попытайтесь вдуматься в этот «детский сюжет»: двое маленьких детей, оставленные мачехой в лесу на верную голодную смерть, сначала оказываются в пряничном логове злобной старухи, страстно жаждущей съесть их (снова тема голода), а потом и сами становятся убийцами своей тюремщицы. Юные создания грабят домик старухи-ведьмы и возвращаются в отчий дом. Есть версия, согласно которой мачеха таинственным образом погибает по возвращении Ганзеля и Гретель, словно она и была той самой ведьмой, желающей убить их в пряничном домике. Недолгий анализ — и сюжет уже не кажется таким невинным, не так ли?

Прекрасная сказка о Золушке, известная нам благодаря Шарлю Перро, французскому поэту и критику XVII века, тоже претерпела заметные изменения. Прежде всего, говорят, что эта история родилась еще в первом веке до нашей эры, записанная древнегреческим историком Страбоном, или же и того раньше — в VI—VII вв.еках до нашей эры, рассказанная Эзопом. Отличительной версией сказки Шарля Перро стали хрустальные башмачки: до этого все «золушки» носили другую обувь. Согласно одному из мнений, эти самые туфельки не могли быть хрустальными, хотя бы из соображений практичности: многие исследователи (в том числе и Оноре Бальзак когда-то) говорят о неверном понимании или переводе версии Перро. В русском переводе А. Федорова, например, название сказки звучит как «Золушка, или Туфелька, отороченная мехом».

Однако вернемся к изменениям в сюжете. Если судьба главной героини, как и в оригинальной версии, оказалась радостной и безоблачной, то историю ее сестер можно охарактеризовать фразой «на войне все средства хороши». Иначе как объяснить то, что одна из них отрубила себе пальцы, а другая — часть ступни, чтобы втиснуть свои ноги в заветную туфельку. Их обман конечно же раскрылся: верные птицы донесли о нём принцу да и окровавленные ноги «невест» не могли остаться незамеченными. Так и в эту невинную сказку ворвался налет средневековой кровожадности.

Сюжет еще одной сказки, всем известной «Спящей красавицы», тоже родился в Средние века. В версии Джамбаттиста Базиле, так звали первоначального автора, уснувшей героине приходится несладко: чужеземец-король, обнаруживший девушку, попросту насилует её, не удостаивая поцелуя любви, способного пробудить от колдовского сна. В отсутствие соблазнителя у принцессы рождается двойня. Героиня пробуждается не от мучительных родов, то от того, что родившийся мальчик по ошибке начает сосать ее уколотый палец и высасывает, тем самым, отравленный кусок веретена. Однако история на этом не заканчивается: однажды отец детей вновь наведывается в дом принцессы, по-настоящему влюбляется в нее, и здесь история должна закончиться, но нет… Король оказывается женат. Его жена, узнав об измене, приказывает схватить незаконнорожденных детей, убить их и подать на обед своему неверному мужу. Красавицу-любовницу она приказывает бросить в огонь. В результате в огне оказывается злобная жена, детей спасает повар, король женится на принцессе — и как говорится, «жили они долго и счастливо».

Версия Шарля Перро лишена скабрезных шуток и иронического тона, присутствующих в оригинальном тексте: француз всегда пытался облагородить народные сказания, сделать их изящными под стать куртуазной литературе. Кроме того, известная нам концовка сказки — свадьба и пиршество — у Перро вовсе не является её заключительной частью: дальше новоявленную королеву и ее супруга ждет страстно жаждущая закусить внуками свекровь-людоедка.

Получается, что средневековых детишек убаюкивали теми же сюжетами, что и их потомков в двадцать первом веке, однако рассказанные сказки подчас были более жестокими и кровожадными. Или, быть может, это были истории не для детских ушей?

_________________________________

источник