Неоднократно мне приходилось дискутировать (иногда бурно) на тему духовных практик и психотерапии. Причем чаще вместо союза «и» стоял союз «или», противопоставляя одно другому. Среди моих знакомых есть люди, уходившие из психологии и психотерапии как профессии в йогу, впоследствии критикуя «западный подход» и находя, что ценнейшие новые «открытия» психологии/психотерапии насчитывают многовековую историю в восточной традиции.

Какое-то время я пыталась понять, сформулировать собственный ответ, позицию в отношении психотерапии и духовных практик. Кроме случаев, когда духовные практики: медитация, занятия йогой, рейки и пр. обогащали жизнь людей, делали их сильнее, мудрее, здоровее, как ментально, так и физически, я наблюдала и множество случаев «бегства в духовность». Причем, следуя за формулировкой Эриха Фромма, не столько свободного стремления К духовности, сколько бегства ОТ психологических проблем. Например, аскеза оказывалась не осознанным выбором зрелого человека, но обманом самого себя, обесцениванием материального (как защитного механизма от горечи признания неспособности достигать, действовать, быть активным). Так, страх близости с женщинами, избегание сексуальных отношений может стыдливо прятаться под выбранным в мирской жизни целибатом. Неспособность зарабатывать деньги – под высокомерным презрением материального. Неумение дружить, любить, заботиться, быть щедрым – подменяться стремлением уйти от мирской суеты и «негативной энергии».

В 1980-е годы Джон Уэлвуд, новатор в изучении взаимосвязи между западной психотерапией и буддийской практикой, психолог, психотерапевт, редактор «Журнала трансперсональной психологии», ввел понятие “духовное бегство” («spiritual bypassing»), описывая его как процесс, когда духовные идеи и практики используются для того, чтобы уйти от психологических травм, нерешённых эмоциональных проблем, избежания встречи с работой над промежуточными стадиями развития.

В случае когда человек при помощи духовности избегает чего-либо (используя обычно цель – пробуждение или освобождение), его стремление подняться “над хаотичной стороной нашей человеческой сущности” оказывается преждевременным. Оно происходит без непосредственного знакомства со своей личностью: ее силой и слабостями, привлекательными и непривлекательными сторонами, чувствами и глубинными переживаниями. “В этом случае за счет абсолютной истины мы начинаем принижать или вовсе отбрасывать относительные вещи: обычные потребности, чувства, психологические проблемы, сложности в отношениях и недостатки развития”, – говорит в интервью с психотерапевтом Тиной Фосселл Джон Уэлвуд.

Опасность духовного бегства в том, что нельзя разрешить психологические и эмоциональные проблемы, уклоняясь от них. “Такое отношение порождает мучительную дистанцию между буддой и человеком внутри нас. К тому же оно ведёт к концептуальному, одностороннему пониманию духовности, в котором одна противоположность возвышается за счёт другой: абсолютную истину предпочитают относительной, неличностное — личностному, пустотное — форме, трансцендирование — воплощению, а отстраненность — чувствам. Можно, например, пытаться практиковать непривязанность через отрицание своей потребности в любви, но это приводит лишь к тому, что данная потребность вытесняется в подполье, и она зачастую бессознательно проявляется скрытым и негативным образом”, – говорит Джон Уэлвуд.

«Очень легко оперировать истиной о пустоте следующим односторонним образом: «Мысли и чувства пустотны, лишь игра сансары, а потому не уделяйте им внимания. Воспринимайте их природу как пустоту, и разрешайте их в момент возникновения». Это может стать ценным советом относительно практики, но в жизненных ситуациях эти же слова могут использоваться также для подавления или отрицания чувств, проблем, требующих нашего внимания. <…> Это довольно распространенное явление: красиво и образно говорить об основополагающем совершенстве нашей истинной природы, испытывая при этом сложности с доверием, стоит только кому-то или чему-то задеть психологические раны» . (Дж. Уэлвуд)

Психологические проблемы чаще всего проявляются во взаимоотношениях между людьми. Формируются они также в них, люди ранят друг друга, причиняют наибольшую боль, но именно в человеческих отношениях такие проблемы и следует разрешать.

”Стремление быть хорошим духовным практиком может превратиться в то, что я называюкомпенсаторной личностью, – говорит в интервью Уэлвуд, – которая скрывает (и защищает от нее) находящуюся глубже ущербную личность, в рамках которой мы испытываем к себе не самые лучшие чувства, считаем, что недостаточно хороши или что нам фундаментально чего-то не хватает. И тогда, несмотря на то, что мы усердно практикуем, наша духовная практика может стать средством отрицания и защиты”.

Психотерапия и духовные практики не противоречат друг другу. Они о разном и выполняют разные задачи. В моей практике было несколько случаев, когда люди, перенеся боль утраты, не переживали ее, но “консервировали”, занимаясь медитацией, успокаивая бушующие внутри чувства, подавляя в себе внутренний крик, крик простого “земного человека”. Также и с другими чувствами, которые мы привыкли считать негативными: чувство злости, горечи, зависти. Они вытеснялись и отрицались, хотя в действительности, осознав их, приняв, выразив, можно яснее, отчетливее услышать голос своего истинного Я, своего потенциального Я, требующего реализации.

«Люди, обладающие склонностью к депрессии, которые, возможно, недополучили любящее понимание в детстве, и которым, как следствие, сложно ценить себя, могут использовать учения об отсутствии «я» для укрепления чувства собственной неполноценности. Они не только плохо к себе относятся, но ещё и считают, что заострять внимание на этом – ещё одна ошибка. Но в итоге мы получаем разновидность цепляния за «я», и эта ситуация – антитеза дхармы. И это только обостряет чувство вины или стыда. Так они вовлекаются в болезненную борьбу с тем самым «я», которое пытаются растворить» (Дж. Уэлвуд).

Таким образом, духовная практика не является альтернативой психотерапии. Также как и психотерапия не заменяет духовную практику. Меж тем, я убеждена, что глубокая психологическая/психотерапевтическая работа способствует осознанности, личной зрелости и, как результату, духовному росту и мудрости. Духовность для меня есть осознанность и доброта, в том числе осознанность и доброта к собственной человечности: силе, слабостям, сомнениям, чувствам, потребности в близости и любви (не только к Богу, но и к окружающим людям). Возможно, что проявленная, а не абстрактная любовь к людям и к себе как к человеку – искусство более трудное, чем любовь к Высшему (будь то Космос, бог, дух). И на пути становления собой как человеком (а может быть, и Человеком с большой буквы) психотерапия может дать очень много.

Статья написана по материалам интервью «Духовное бегство»// Интервью психотерапевта Тины Фосселл с Джоном Уэлвудом. – Электронная версия интервью.

Интересующимся данной темой очень рекомендую прочесть интервью с Дж. Уэлвудом полностью – оно замечательное и ценное.

автор: Евгения Карлин