В колонках играет - ТишинаНастроение сейчас - ХорошееОттуда на Алексея смотрел тот человек, который умер на его глазах. Разве что на фотографии он был в другом костюме, и лицо было более жизнерадостным. Цифровая фотография даже передала легкий румянец на его щеках и на носу. Леша сглотнул, начал листать дальше… Через некоторое время он сомкнул страницы паспорта воедино и достал кошелек. Я бы не удивился, если бы оттуда вылетела муха или какое-то другое насекомое, но даже этим кошель не был богат. Точнее сказать – он был пуст. Громко чертыхнувшись, он положил его обратно в карман и как-то непонятно скукожился на скамье. Наверно ему было плохо. Я не могу сказать точно, потому что не пережил ни одного его чувства, но судя по кошельку – все деньги склевали пернатые.
Леше было плохо. Он еще раз похлопал себя по карманам, ища сигареты (дурацкая забывчивость), и извлек заднего кармана кожаный бумажник. Вот, казалось бы, решение всех проблем. Но, Леша же у нас интеллигентный человек, в институте учился. И естественно его начали грызть сомнения насчет того, что это чужие деньги, что их не стоит тратить. В конце концов, наверное переубедив себя, что владелец кожаного банка мертв и деньги ему не нужны, Леха достал свой кошелек, бросил его в урну рядом с лавочкой, заговорчески помотал головой по сторонам и пошел в сторону главной улицы города.
Крещатик. Да, когда произносишь слово «Киев», то сразу в голову влетают названия «Бабий-Яр», «Андреевский Спуск», «Лавра» и, конечно же, «Крещатик». Не буду рассказывать историю Крещатика с далеких сейчас тысячадевятисотых до нынешнего дня. Скажу просто – это киевские Елисейские Поля.
Леше было все равно в данный момент, что собой представляет Крещатик. Сейчас он шел по этой, довольно-таки широкой, улице с мыслью о том, что через мгновение кто-то с жуткой гримасой вместо лица, размахивая руками, бросится на него и закричит: «МИЛИЦИЯ!!! ОН УБИЙЦА!!! Ты, подонок, убил человека!»
Леха не останавливался, но не переставал быть на чеку. Он всматривался в разноцветную толпу, в радостные лица людей, и, к своему облегчению, не видел лиц крайне раздраженных и злых. Он спокойно сел в маршрутку на площади Льва Толстого и его понесла четырехколесная колымага, рывками сбавляя и набирая скорость. Леша сидел у окна, смотрел на проносящийся за ним мир. Создавалось впечатление, что он смотрит из окна и не на Киев. Было какое-то новое чувство, что он наблюдает из-за стекла огромаднейшую диораму, искусно нарисованную неизвестным художником. Каждый штрих, каждый мазок на этом полотне делал картину насыщенной, более жизненной, более настоящей.
- И что ты будешь теперь делать, Леха? – внезапно спросил кто-то в глубине его самого. Наверное это был его внутренний голос.
- Не знаю…Наверное поеду домой, отосплюсь, ночью пойду на работу, потом снова домой…
- А тебя не ужасает мысль, что ты не изменил ничего в своей жизни, что ты встаешь и повторяешь предыдущий день, ни на йоту не изменяя новый? Может этот несчастный и есть тот роковой момент в твоей жизни, когда следует измениться, сменить цель, а в твоем случае, наверное, будет точнее сказать – наконец-то поставить её?
- Да…не знаю…я подумаю…посмотрю, - после этого неопределенного ответа голос затих, а тело начало дрожать. Дрожь постепенно перерастала в психическое дерганье. Леша очнулся. Кондуктор уже почти кричала ему прямо в ухо:
- Молодой человек! Маршрут задерживаете! Моло…,- кондуктор отступила, увидев, что молодой человек очнулся,- молодой человек,- уже более мягко сказала она, улыбаясь довольно страшненьким ртом. Это, скорее, был «золотой оскал», а не улыбка, - что же вы спите? Либо платите за проезд на следующий круг, либо выходите.
- Извините, я уже выхожу, - сказал Леша и выскочил из маршрутки и уныло поплелся по тротуару, подняв воротник и втянув в него голову. Хоть на улице светило солнце, Леше было холодно.
- А может действительно нужно что-нибудь изменить? – до того внезапно подумал он, что эта мысль пронзила его больнее, чем окружавший холод. Он наступил себе на шнурок, тот развязался. Лешка автоматически согнулся, Стал одной ногой на колено и, из нагрудного кармана куртки, словно напоминая о своем присутствии, выпал паспорт.
Этот документ в твердой обложке темно-синего цвета уже сильно успел надоесть Алексею за утро. Но куда мог деется паспорт с асфальта перед Лехой? Убежать? Растворится в воздухе? Разорваться на мельчайшие кусочки? Нет. Паспорт назойливо лежал перед Лехой и козырял золотым трезубцем и надписью «ПАСПОРТ», что играли на солнце. Может это и был тот момент истины, когда что-то должно было щелкнуть внутри Леши, когда его сознание должно было перетерпеть ужасающих для него самого изменений. Не знаю. Может быть.
В конце концов Леха, нахмурил лоб так, что на нем проявилось изрядное количество морщин, завязал ботинка бантом (хотя обычно вязал морской узел – так надежнее), подобрал с дороги паспорт и двинулся вперед.
Вскоре, возле Московской площади люди наблюдали картину, как молодой мужчина стоит с раскрытым паспортом в руках перед четвертым подъездом дома №Х.
Леша зашел со словами: «Я в двестидвадцатьпервую!» и пошел к лифту. Поскольку дом был новый – лифты не работали. После десяти минут жатия на кнопку вызова он вышел на лестницу. Лехе предстояло подняться на восьмой этаж. Ему казалось, что эти ступеньки никогда не закончатся и, как ступеньки эскалатора в метро, будут идти бесконечным потоком.
Достигнув восьмого этажа Леша быстро нашел квартиру №221 и достал ключи. На связке их было всего три. Он глянул на замочную скважину, на «отмычки», снова на скважину, и решительно вставил в нее ключ.
То, что он угадал с первого раза, почему-то очень сильно взбодрило его, на лице расплылась довольная ухмылка, которая потухла через мгновение. Он открыл дверь и…вошел.
Слегка опешив, он стоял на пороге. Только сейчас он понял, что входит не просто в чужую квартиру, а в чужой мир. Этот мир был создан другим чужим ему человеком по его вкусам, интересам и увлечениям. Да и мир этот отличался от скромного мирка нашего героя своим размахом в материальном плане. Он знал, что всё находящееся в этой квартире, что бросилось в глаза, выглядело довольно скромно и миленько, но стоило очень и очень много американских гривен.
Алексий снял боты, надел тапочки и решил совершить краткую обзорную экскурсию по всей этой красоте. Несколько раз во время осмотра комнат, кухни, ванной и прихожей у него вырывались из груди восторженные возгласы – так мастерски было совершено объединение разных стилей, разных дизайнов…
- Да, у него был неплохой вкус, - вслух думал он.
Леха уже видел, уже всё продумывал – как и где он будет пить кофе, где будет жрякать, где будет спать и т.д. и т.п. Словом, он перенес журнальный столик поближе к телику, перетащил кресло, сделал крепкий чай, взял в руку пульт и врубил ящик.
Телик был просто супер. Грюндик! Такой в шопе затянул бы тысяч на пять, если не шесть, естественно долларов. Если судить чисто с точки зрения Лехи – ему было наплевать на все дюймы и разнообразие пикселей. Он вожделенно смотрел не на говорящего на экране мужика, а на немецкую надпись в центре под экраном – «Gründig». Наверное он так бы и продолжал смотреть, если бы красочная заставка новостей с надоедливым звуковым роликом не появилась на экране. Как обычно крутили всё неинтересное: политика, политика, политика, вкрапления погоды и спорта. Когда пошли «Окна-Криминал», Леша оживился, ожидая услышать там хоть что-нибудь про этого загадочного покойника. Криминальные хроники быстро закончились и пошла вездесущая реклама: Рекламировали како-то шампунь…или зубную пасту? Это в прочем не важно. Леха просто выключил телевизор, залпом вдудлил горький чай, что аж поморщился, жалея о том, что не положил сахара, откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и уставился в песочного цвета потолок.
Видимо за утро Алёша пережил слишком многое, испытал слишком много эмоций, так как мгновенно заснул крепким сном. Он сильно устал. Его храп отзывался эхом в соседних комнатах. Леха всегда считал, что не храпит. Все ему пытались доказать обратное, но безуспешно. Он проснулся, когда длинная стрелка пыталась загородить цифру четыре, а короткая тщетно старалась дотянуться до семерки. Было Двадцать минут восьмого.
Серело. За окном моросил легкий дождик. Капли врезались в стекло словно маленькие метеоры, встречали на своем пути стеклянную преграду и безучастно стекали, оставляя за собой мокрые полосы. Их участь повторяли все последующие попадавшие на стекло капли.
Леха возлегал в кресле перед теликом. Он глядел в потолок и слушал, как дождь барабанить по стеклу. Вальяжно приняв сидячее положение, Алексей взял пульт со столика перед ним. Он уже было протянул руку с пультом в направлении датчика, который отвечал за включение ТВ на расстоянии, большой палец его руки практически дотронулся до заветной цифры семь, как вдруг, он замер…Не знаю, что с ним происходило на протяжении четырех минут, но, когда пошла пятая, он перевернул пульт и начал разглядывать штамп, выдавленный на его задней панели. Эта гравировка гласила, что надо проверять батарейки перед тем, как вставлять их в пульт, что нужно вставлять новые батарейки, а не использованные… словом – детям от трех до пяти. После предупреждений шла жирная горизонтальная полоса, а под ней какое-то цифробуквенное слово. Это было даже не слово, а, скорее, просто серийный номер.
Алёша долго изучал попу пульта. Потом, нашарив ногами тапочки, пошел гулять по квартире. Он стал поочередно заходить в каждую комнату и трогать стены. Создавалось впечатление, будто он ищет что-то наподобие тайника или какую-нибудь прочую нычку.
Его поиски увенчались успехом. Если, конечно, считать успехом старое пятно от кетчупа на стене в спальне. Леха сел на пол, достал пульт и начал крутить его в руках.
- Блин! Что же он сказал?
Да, его терзал вопрос – «Что же сказал покойник?»
Помнил ругательства, помнил про пульт и про абонентский ящик №57. Он и понятия не имел, что означает «абонентский ящик №57», но сейчас его больше волновало не это, а где сейф. Во всех фильмах и детективах сейфы находятся в стене за картиной, либо за изображением президента. Леха снова глянул на пульт у себя в руках, резко подорвался и принялся простукивать ламинат. Видимо и эти поиски не принесли результатов. То, что покойный жилец этой квартиры вырезал кусок паркета и продолбил под этой дырой дыру в бетонном перекрытии, было маловероятно. На меня это не произвело никакого впечатления. Ну, разве что в мозгу всплыл один из рассказов Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, где какой-то шпион прятал документы в тайнике под паркетом. Потом этого шпиона замочили и он лежал с колотой раной. М-да… не хотел бы я увидеть его лицо.
К моему величайшему отвращению я его видел. Леха сейчас чем-то напоминал то убитое тело разведчика, разве что не было колотой раны и он не лежал распластавшись на полу, а сидел на корточках, вцепившись руками в голову. На его лице была такая жуткая мина, что с первого взгляда не скажешь, что этот человек пытается что-либо вспомнить. Но Леха делал как раз именно это. Вспоминал.
Сидеть в шкафу было неудобно. Учитывая, что шкаф представлял собой помещение постмодернистской кладовки переделанной под современную кладовку Аля шкаф купе, можно догадаться, что предназначен он (шкаф купе) не для сидения в нем.
На данный момент Лехе было все равно. Никакие определяющие факторы не могли отвлечь его от аккуратно встроенной в стену дверцы. Его взгляд был полон ликования и любопытства. Сбегав за пультом в комнату, Леха без особого труда прошлепал по кнопкам цифробуквенную комбинацию и сейф со щелчком неохотно отворил дверцу.
Содержимое сейфа было самым, что ни на есть, заурядным: пустая банка из-под шпрот, вилка, глушитель, деньги (много денег) и различного рода бумаги.
Поскольку мой герой по жизни не был избалован, Леха потянулся к «долярам». Тщетные попытки пересчитать деньг не дали никаких результатов, и он просто убедился, что их действительно много...
